— Засада?
— Да, о господин. Там были пушки. Откуда, неизвестно, но точно были. Наши люди слышали залпы с рудника. Били картечью. Где Ермак взял новые пушки, неизвестно, потому что все, какие у него были, оставались на стенах города.
— Пушки? — переспросил Кучум и встал с подушек. — Новые?
— Да, господин.
Повисла тишина. Хан сидел неподвижно, будто закованный в камень, только ноздри раздувались от тяжелого дыхания.
— Кто предложил атаковать рудник? — спросил он медленно.
— Этим ведал Тимир-ага. Он уверял, что рудник почти не охраняется. Что это будет лёгкая добыча.
Кучум отвернулся и с минуту молчал.
— Позвать Тимира, — бросил он через плечо.
Прошло несколько минут. В шатёр вошёл человек лет пятидесяти, в богатом кафтане, с серьгой в ухе и короткой бородкой. Его лицо было бледным от ужаса. Он упал на колени еще быстрее, чем гонец.
— Чего молчишь? — спросил хан.
И, не дав ответить, продолжил.
— Ты велел послать людей на рудник.
— Да. Это был правильный расчёт. Там не должно было быть много солдат. Они добывали руду. Там всегда находились несколько рабочих и солдат, и все. Удар должен был случиться неожиданным.
— Но не случился, — мрачно сказал Кучум.
— Да, господин, — чуть слышно ответил стоящий на коленях.
— И закончился смертью для всех. Никто не ушёл. Все мертвы от пушечной картечи.
Тимир не отвечал.
— Ты знаешь, почему это произошло?
— Нет, — проговорил Тимир, — но я узнаю. Мы отомстим за смерть наших людей…
— Ты говорил, что рудник без защиты. Все оказалось не так. Значит, ты солгал.
— Я… — начал Тимир, но Кучум махнул рукой.
— Молчи. Ты погубил наших воинов. И дал Ермаку понять, что мы глупы. Что не умеем думать. Что не боимся лезть в ловушки. Теперь он ликует.
Он шагнул к Тимиру.
— Ты сделал из меня посмешище, — прошептал хан. — И ты за это заплатишь.
Он вытянул руку, и один из стражей подал саблю.
Тимир вскочил, попятился, но выхода не было — за его спиной стояли охранники хана.
— Пощади! Это была ошибка! Я…
— Молчать, — бросил хан, и резким движением рассёк саблей воздух.
Тимир упал на колени, зажимая горло. Сквозь пальцы ручьем текла кровь. Через несколько секунд он рухнул ничком, дрогнул и замер.
Кучум бросил саблю стражу и тяжело сел обратно. Тишина повисла над шатром.
— Завтра соберёте совет, — сказал он, словно ничего не случилось. — Нужно решить, что делать дальше.
Гонец всё ещё стоял на коленях, бледный как мел.
— Ступай, — бросил ему Кучум. — Пусть все знают, что ошибок я не прощаю.
…После испытаний самострелов в голове гудело, пальцы ныли от работы. Всё было хорошо, но усталость давала себя знать. Я уже собирался ложиться спать, когда снаружи послышался лёгкий скрип — будто кто-то осторожно ступил на сухую доску. Я выглянул за дверь.
Она стояла в тени. Черное платье, несмотря на лунный свет, почти сливалось с темнотой. Даша. Та самая. Мистическим образом пропавшая накануне.
— Здравствуй, — сказал я.
— Здравствуй, — с едва заметной улыбкой откликнулась она.
— Куда ты пропала вчера?
— Я никуда пропадала, — произнесла Даша все с той же улыбкой.
— Тогда, получается, случилось наваждение.
Она чуть слышно засмеялась.
— Не боишься пойти со мной?
— Нет, — ответил я. — Я смелый.
— Тогда иди.
Она пошла к городской стене, к тому месту, где бесследно исчезла вчера. Несмотря на луну, темень там была, хоть глаза выколи. У самой стены Даша наклонилась и подняла из земли темный люк.
— Это что? — спросил я, хотя все стало понятно и так.
— Подземный ход. Один из нескольких, какие есть в городе. Мне разрешено выходить наружу по ночам. Охрана знает. Я собираю травы, а некоторые из них сильнее, если сорвать их ночью.
— А как ты их находишь? — изумился я.
— Умею видеть в темноте. Думаешь, зря многие считают меня здесь колдуньей? — засмеялась Даша.
— Вот это да… — я покачал головой.
— И еще, — сказала Даша. — иногда я выхожу за ограду для того, чтобы посмотреть, нет ли татарских разведчиков. Ночью я их вижу, а они меня — нет. Ну что, пойдешь со мной, или страшно?
— Очень страшно, — пошутил я, — но пойду.
Из люка тянуло сыростью и мхом. Даша спустилась внутрь. Я последовал за ней, а потом закрыл люк.
Ход был низкий, приходилось пригибаться. Мы шли в абсолютном мраке. Руки я держал впереди, чтобы не врезаться в стену. Потом Даша открыла люк, в подземелье проникла капелька лунного света, и мы вылезли наверх около пристани.
Но стража со стен нас видеть не могла. Слишком темно.
— И что теперь? — спросил я.
— Не хочешь пойти поплавать? — ответила Даша. — Там же, где ты купаешься по утрам. Там действительно хорошее место.
— Как бы не сломать ноги по дороге, — усмехнулся я.
— Буду держать тебя за руку, — пообещала Даша.
— Тогда вперед, — кивнул я.
Через пару минут мы оказались на месте. Даша, судя по всему, не обманула — она действительно видела в темноте, как кошка. Шла вперед так же быстро, как человек ходит днем, и предупреждала меня о низких ветках и ямах.
На пляже было гораздо светлее. Луна вышла из-за туч, Иртыш блестел серебром.
Даша направилась к воде. Не дойдя до нее нескольких шагов, она остановилась и быстрым движением сбросила платье.
Глава 16
Оставшись обнаженной, она прыгнула в воду. Брызги разлетелись сверкающими осколками. Она проплыла под водой десяток метров, затем вынырнула и обернулась к берегу.
— А ты что, не хочешь поплавать? — сказала она.
— Почему… — ответил я, — очень даже хочу.
Я разделся и тоже прыгнул в воду.
Она оказалась неожиданно теплой. Почему — не знаю. Может, мне просто так показалось.
Когда я подплыл к Даше, она засмеялась и плеснула на меня водой.
Потом засмеялась и быстро поплыла вдаль.
— Догоняй!
Плавала она быстро. Может, я бы и успел за ней, но она неожиданно нырнула и появилась над поверхностью совсем далеко.
— Так нечестно, — произнес я.
Даша подплыла ко мне и обняла меня за шею.
— Только ничего не говори ни слова, — сказала она.
— Хорошо, — ответил я, целуя ее в губы.
Она обхватила меня ногами.
…Потом мы лежали на песке, спрятавшись от света луны за широким стволом дерева.
— Не вздумай никому говорить про подземный ход. И сам им не пользуйся. Обещаешь?
— Да, — кивнул я. — Когда я тебя еще смогу увидеть?
— Не знаю. Я сама тебя найду.
Я замолчал. Настаивать о следующей встрече сейчас по меньшей мере глупо. Но расставаться не хотелось. Не знаю, что я чувствовал. Но так хорошо мне не было давно. Не хотелось бы, чтоб все, что между нами произошло, оказалось сном… который больше никогда не приснится.
Мы шли обратно в полной тишине. Она снова держала меня за руку, как раньше, но теперь это было иначе. Я не спотыкался — ноги сами знали путь, хотя глаза в темном лесу мало что видели.
Когда мы вернулись в город, она приложила палец к губам, призывая молчать, затем развернулась и ушла, не оглядываясь.
Заснуть я не мог долго. Сон пришел, только когда за окном забрезжил рассвет и когда я потребовал от себя не думать о том, что произошло сегодня на реке.
…Я уже стоял у горна, лицо жгло от жара. Кусок железа, раскалённый до желтоватого свечения, лежал на наковальне. Я поднял молот, ударил — звонко, точно, по месту. Искры разлетелись в стороны. Ещё удар, и ещё — металл начинал слушаться, растекаться под сталью молота, принимая нужную форму.
Прокоп, мой подмастерье, молчаливый, но любопытный, держал клещи. Он переворачивал заготовку, как я показывал — быстро, аккуратно, без лишних движений. Научился почти мгновенно.
Горн ревел, пламя плясало над чёрной пастью, и другие подмастерья, Илья и Федор, молодые ребята, нажимали на меха, поддувая воздух в огонь. Без постоянной тяги жар упадет, и металл остынет. Меха у нас двойные — воздух идет постоянно, это очень экономит время. Каждый толчок гнал воздух в пламя, заставляя угли пылать. Удержать правильный жар — почти такое же мастерство, как и ковать. Перегреешь — железо зацветёт, станет хрупким. Не дожмёшь — тоже плохо.
Повезло мне с подмастерьями. Ребята толковые, хотят учиться. Работа кузнеца им интересна. Надо быстрее их учить, чтоб могли работать сами.
Всё шло, как и должно идти. Но в голове крутилось другое. Не покидала мысль о том, что этого мало.
Сколько бы самострелов мы ни сделали, они всё равно не переломят ход войны. Да, они хороши. Мощные, точные. Но это оружие всё равно стреляет по одному. Зарядить, выстрелить, зарядить снова — и пока это происходит, на нас уже бегут вдесятеро больше татар, тоже стреляя из своих луков и готовя сабли для рукопашного боя. Даже за городской стеной против такого числа не выстоишь.
Чтобы побеждать, нужен порох для ружей и пушек. Победу принесет не разовый залп, как в засаде у рудника, а частая, мощная стрельба. Подавляющая. Разрушающая. Такая, чтобы враг не думал приближаться и не мог спрятаться за своими укрытиями.
Солдат и пушек у нас мало, но так наши шансы возрастают в разы.
Я вытер руки об фартук и сел на чурбак. Порох…
Он простой. Состав известен — сера, селитра и древесный уголь. Всё. Вопрос не в формуле. Вопрос в добыче и очистке.
С древесным углём всё просто. Выбираем мягкую древесину — ольху, иву, липу. Жжём в ямах, накрытых травой, глиной и землей. Главное — не допускать доступа воздуха, чтобы древесина не сгорела, а обуглилась. Когда дым посветлеет и пойдёт ровно — это признак, что обугливание завершилось. Тогда яму быстро открывают, вытаскивают уголь, остужают и хранят в сухом месте. Получается лёгкий, пористый, почти шелковистый уголь. Его легко перетереть в порошок.
Но это самое простое. С углём мы справимся.
Теперь — сера.
Сера не валяется под ногами, это не глина. Но я знаю, что её можно найти в залежах пирита — блестящего камня с металлическим блеском, который многие принимают за золото. Он распространён в районе Урала и, возможно, есть и здесь, в Сибири. С пирита серу можно выпаривать: медленно нагревать камни в закрытом горшке с отверстием, выводящим пары в другой сосуд. Там они оседают, и на стенках появляется жёлтая кристаллическая сера.