Первую перегонку я провел осторожно. Залил брагу, подложил дров. Тепло шло равномерно. Скоро пошли первые капли. Воняло мерзко, но так и должно быть. Я отобрал «головы» — первая фракция, самая ядовитая, содержала ацетон и метанол. Вылить на землю! Потом пошел основной продукт. Прозрачный, с характерным запахом.
Я дал немного остыть, потом зачерпнул половником, понюхал — всё правильно. Капнул на железо, пожег — сгорело ровно, без копоти. Спирт, как он и должен быть. Не лабораторного качества, конечно, но для обработки инструментов, ран и для других целей вполне годится.
Я так увлекся, что и не заметил наблюдения за собой.
— Это что у тебя? Крепкое вино? — раздался голос за спиной.
Я обернулся.
Дементий Лапоть собственной персоной.
— Не вино, а медицинский спирт, — поправил я. — Пить такое — себе дороже.
Он подошел ближе, понюхал, сморщился.
— А что, если кто-нибудь все-таки выпьет?
— Если хорошо выпьет, отправится на тот свет, — на всякий случай я решил заняться профилактикой алкоголизма. — Это не для питья. Это чтобы раны обрабатывать, медицинские иглы, инструменты.
— Расскажи, как тут все устроено, — попросил Лапоть.
— Ну как тебе отказать, — засмеялся я и показал, как устроен змеевик, объяснил, откуда что выходит.
Лапоть слушал внимательно, иногда кивал, но больше молчал и стоял неподвижно, как статуя. Потом хмыкнул, развел руками, сказал:
— Силен ты, Максим, всякие штуки изобретать… И чего тебя никакой татарин раньше по голове чем-нибудь тяжелым не перетянул… Сколько полезного уже бы сделал…
И ушел.
А я тем временем продолжил работу и сделал несколько перегонок, получив, по грубым прикидкам, семидесятиградусный спирт. Для медицины такой и нужен. Девяностопроцентный быстро сворачивает белки на поверхности микроба, создавая как бы «корку», которая мешает спирту проникнуть внутрь клетки. В результате вирусы и бактерии порой не погибают полностью. А немного разбавленный — гораздо эффективней.
Скоро наступил вечер. Самострелы сегодня делались без меня, но я потратил день на не менее нужное дело.
Я собрал появившийся спирт в глиняный кувшин и закрыл его пробкой, обмотанной пропитанной в смоле тряпкой. Много спирта не улетучится, должна хорошо держать. Завтра отдам его в лекарню и покажу, как им пользоваться.
Я собрался уходить, и вдруг, буквально из-за угла, вынырнул Елисей Скрыпник.
Поздоровавшись, он сказал:
— Нам надо поговорить с глазу на глаз. Без свидетелей.
Глава 17
Так-так-так. Очень интересно. О чем это он хочет со мной пообщаться? Да еще и наедине.
Скрыпник невзлюбил меня сразу после моего здесь появления (то есть, с тех пор, как я начал что-то предлагать). Ему не нравились мои идеи с несколькими кузницами, да и все остальные. Было совершенно непонятно, почему так сопротивляется полезным новшествам. То ли действительно из-за непринятия чего-то другого, то ли по иным причинам. Хотя выглядело это очень странно. Если придут татары, то какие «нравится-не нравится»? Все в одной лодке. Захватят город — разбираться не будут, кто за что выступал. Отрубят головы всем.
Странно, что Елисей этого не понимал. На вид он очень неглуп.
Формально он был, ни много, ни мало, целым заместителем Ермака. Но на деле заместителем являлся Матвей Мещеряк (Ермак сам говорил мне об этом), и авторитетом среди казаков Матвей обладал гораздо большим. Елисей был навязан Ермаку купцами Строгановыми при организации похода — то есть выполнял, в каком-то смысле, «надзирающие» функции. Это говорит о том, что не все просто во взаимоотношениях Строгановых и Ермака.
Но что теперь об этом. Поговорить надо, если уж он просит. Хуже не будет точно.
Мы направились между домов, потом Елисей показал рукой в сторону распахнутых створок. Мы молча вышли за ворота. За ними уже начиналась вечерняя тьма. Ветер нес запахи пыли и костров.
— Сюда, — сказал он, уведя меня на пристань. Людей там уже не было.
— Я хочу поговорить очень откровенно, — начал Скрыпник. — Независимо от того, что ты скажешь, я хочу, чтобы наш разговор остался в тайне от всех. В том числе и от Ермака. Он касается только нас двоих.
Я пожал плечами.
— Если это какие-то личные тайны, то конечно.
— Не личные… но все-таки.
Елисей вздохнул, раздумывая, как начать.
— Максим… скоро обоз придет. От Строгановых. С порохом, свинцом, солью и прочим.
— Это хорошо, — кивнул я, не понимая, к чему он клонит.
— По всей видимости, он будет последним.
— Почему? — спросил я.
— Потому что поход Ермака провалился. Мы захватили Искер, одержали много побед, разбили несколько отрядов Кучума, но потеряли множество людей и остановились.
Я молчал.
— У татар гораздо больше сил. Победить их невозможно. На каждого нашего приходится десять их. То, что у нас больше пушек, не решает проблему.
Я промолчал.
— Строгановы разочарованы тем, что происходит. И они не будут вкладывать деньги в безнадежное предприятие. Купцы так не поступают. Им нужна прибыль, а не что-то еще. Ради нее, в общем-то, все и затевалось. Царь пожаловал им сибирские земли для получения дохода. Но, к сожалению, не получилось.
— Обоз заберет собранную дань (ясак), и вернется обратно. С ним поеду и я. Вернусь к Строгановым. Там для меня работы хватит. А здесь, повторю, всё к одному идёт. Ермак не выстоит. Слишком много врагов, слишком мало людей. Погибать со всеми я не хочу.
Он внимательно посмотрел на меня, желая оценить мою реакцию. Я неопределенно развел руками. Как бы ни за, ни против. Мол, продолжай.
— Уходи тоже. Там, у Строгановых, будет другая жизнь. Ты им нужен будешь. Твои знания пригодятся. Скажу даже больше, ты будешь жить очень хорошо. Спать и есть на золоте. Строгановы для тебя ничего не пожалеют, ведь твои изобретения помогут в их делах, да еще как.
— Ты здесь не на своем месте, — продолжил он. — Казаки тебе не друзья. Что Ермак, что все остальные.
— А Ермак знает, что больше обозов не будет?
— Конечно, догадывается.
— По твоим словам, выходит, что он напрасно хочет продолжать борьбу. И он просто погубит себя и своих людей.
— Не совсем так… — покрутил головой Скрыпник. — У него есть план. Он считает, что добившись побед, он покажет Строгановым, что еще есть шансы, и они начнут снова набирать людей и поставлять оружие. Но это наивно.
— А какие победы мы можем одержать?
— Кучум хочет атаковать Искер. Снова захватить свою столицу, и копит для этого силы. Из Бухары ему поставляют оружие. Единственное, что может сделать сейчас Ермак — это ждать атаки на город. Если город устоит, а Кучум потеряет много войск, то это будет сильный удар. Но удержать город невозможно.
— Почему?
— То ты не понимаешь… — раздраженно бросил Елисей. — У Ермака не хватит ничего. Ни пороха, даже если обоз дойдет, ни людей. Ну, поляжет какое-то число татар на подступах к стенам, и что с того? По их телам пойдут следующие. Ты знаешь, как они умеют закидывать на стены крюки? За мгновение. И так же быстро лезть по привязанной к ним веревке. Только что татарин был внизу — и вот он, замахивается на тебя саблей. Попробуй, подерись, когда из забралось пятеро против тебя одного. Такое только в сказках получается. А еще с земли стрелы летят. Да, наши прикрыты щитами, а татары стоят на земле во весь рост. Но стрелять они умеют, попадают в белку с пятидесяти шагов. И что ты сделаешь? Что?
Я помолчал, потом ответил.
— Нет, — ответил я наконец. — Не уйду.
— Почему?
— Нехорошо это. Нельзя бросать своих.
— Они тебе не свои! Ты такой же наемник, как и все тут!
— Свои, — упрямо ответил я.
Скрыпник пристально посмотрел на меня и сжал зубы.
— Хорошо, — сказал он через полминуты. — Хочешь погибнуть — оставайся. Но об этом разговоре — никому. Понятно?
— Разумеется, — пожал плечами я.
— Хотя Ермак и так подозревает, что я уйду с обозом. Но подозревать и знать — вещи разные.
Он кивнул и ушёл, не оборачиваясь. Я постоял еще несколько минут, глядя на темнеющий Иртыш, затем тоже пошел в город.
Елисей не лгал. Положение отряда Ермака действительно было критическим, и городские стены — защита так себе. А у Строгановых мне нашлось бы место, да еще какое! Я мог бы сделать столько полезного! Сам бы не работал, только руководил. А здесь мне придется бить молотом в кузне от зари до зари, опасаться засланных Кучумом убийц и надеяться на чудо, которое позволит пережить штурм города.
Очень невесело. Но бросить людей я не могу. Это будет неправильно. Нехорошо. Я так никогда не делал в прошлой жизни, и в этой менять своим принципам не намерен. Даже если я по каким-то причинам окажусь у Строгановых, меня попросту замучает совесть.
Я вернулся в свою избу и лег спать, но сон приходить не хотел. Я ворочался с боку на бок и думал — стоит ли сообщать Ермаку о моем разговоре с Елисеем?
Обещал ничего не говорить. Но, возможно, от этого разговора зависит слишком многое. Лежа на жесткой лавке, я думал — а действительно понимает ли Ермак то, что обозов и людей больше не будет?
Скрыпник, получается, эдакий шпион. Не вражеский, а… как бы это сказать… Спонсорский! Людей, которые финансировали и снаряжали экспедицию. И, возможно, он тут такой не один. Но вреда он способен принести чуть ли не больше, чем татарин-доносчик — сообщить Строгановым о том, что все плохо, в результате чего те окончательно прекратят помогать!
Может, действительно надо не упираться в безнадежной ситуации, а возвращаться всем отрядом? Не по зубам оказалась холодная Сибирь? Пусть правит ей Кучум… хотя он тоже, если что, пришлый, не из этих мест. Захватил власть огнем и мечом, поставил себя во главе царства.
Если передам разговор, это будет нечестно и некрасиво, зато поможет Ермаку принять правильное решение и спасти жизни людей.
Так что лучше я ему скажу. Как-то, чтобы Скрыпник не узнал. Хотя, по большому счету, это уже неважно. Что он мне сделает, зарежет из-за угла? Ну, пусть приходит. Я готов ко всему.