Пахло сыростью и речной тиной. На берегу рос ивняк, камыш, повыше — сосны и ели стеной. До Кашлыка несколько верст. Как раз то, что нужно.
— Вылезайте, — сказал он тихо. — Ну, давайте.
Бандиты выбрались не спеша. От долгого сидения в лодке ноги становились ватными. Тяжеленный Прохор Тюлень провалился чуть ли не по колено и от злости фыркнул.
— Прячем лодку, — сказал он. — Тут, в камыши.
— Они здесь редкие, — не согласился Елисей. — Будет видно, что в них что-то есть. Надо наверх. Там густые заросли. Хоть лодка и тяжеленная.
Внимательно посмотрев по сторонам, бандиты согласились с ним.
— Хорошо, — кивнул Харитон.
Лодку, выгрузив вещи, с трудом, но подняли и потащили дальше на берег.
Савва Губарев, не изменяя себе, забормотал:
— Господи Иисусе, спаси и сохрани… от стрелы летящей… от язвы притаившейся…
— Заткнись! — чуть ли не хором прикрикнули на него. — И без тебя тяжело!
Лодку протянули саженей на двадцать от кромки воды, в разросшиеся кусты. Земля под ногами там будто пружинила из-за толстого слоя прошлогодней хвои и прелых листьев.
— Вроде не видно, но лучше еще и ветками обложить, — подумал вслух Елисей.
Через несколько минут понять, что тут находится лодка, стало возможно, только если знать о ней.
— Ждите, я отлучусь ненадолго, — сказал он.
— Куда это? — хмыкнул Бритва.
Он отлично знал, куда, но посчитал нужным все-таки сказать.
— К городу, — помолчав, ответил Скрыпник. — Буду узнавать, как нам найти того, за кем мы приехали.
… Елисей Скрыпник стоял в густом ельнике и смотрел на Кашлык. Прищурился, разглядывая знакомые стены. Что-то изменилось. Сильно изменилось.
Перед стенами тянулся частокол из рогатин — заостренных кольев, воткнутых в землю под углом. Но не целый — во многих местах колья были поломаны, повалены, обгорели. Черные, обугленные остовы торчали как гнилые зубы. Явно был штурм, и жестокий.
Появился ров перед стеной. Край рва был будто оплавлен от сильного жара. Огонь тут использовали, много огня.
Сами стены почернели от копоти. На парапете следы от стрел — десятки, сотни зарубок и сколов.
Но город стоял. На стенах мерно ходили часовые с пищалями. В поле горел костер. Из-за частокола поднимались дымки от печей — значит, жизнь в городе продолжалась.
На угловой башне Елисей разглядел пушку. Даже две — одна смотрела на реку, другая на дорогу. На соседней башне еще одна. Здесь было все, как обычно.
«Был штурм, — подумал Елисей. — И серьезный. Кучум, наверное, приходил со всем войском.»
На поле перед городом — выжженная земля. Черные круги от кострищ, вытоптанная трава, которая только начинала пробиваться зелеными ростками. Там стоял лагерь осаждающих. Судя по размеру — несколько тысяч человек минимум. Может, даже десять. Огромное войско.
Елисей присмотрелся внимательнее. Вон там, у леса, виднелись свежие холмики — татарские могилы. Много холмиков. Значит, потери у татар были огромные. По меньшей мере, сотни человек.
«Как же они отбились?» — изумился Елисей.
Внизу, у пристани, покачивались на воде струги. Рыбаки чинили сети. Женщины стирали белье. Обычная жизнь, только следы недавней войны везде видны.
Из ворот выехал небольшой отряд — человек десять всадников. Поехали вдоль реки, наверное в дозор. Елисей издалека узнал одного по кафтану — Савва Болдырев, сотник. Значит, живы старые командиры. Ермак, наверное, тоже жив — без него отряд бы развалился.
«Надо будет все выяснить у Степана,» — решил Елисей. «Если он, конечно, живой».
От этой мысли Елисей вздрогнул. Бандиты спрашивать не будут, виноват он или нет, что похитить Максима не удалось. В этом случае у него только один путь — вернуться к Ермаку, состряпав какую-нибудь правдоподобную историю. А тех, кто с ним приплыл, хорошо бы убить… Вопрос, как. Навести на них казаков, сказав, что приплыли люди грабить местных — и те мигом разберутся с Тюленем и его друзьями. Ермак, чтоб подозрения в разбоях не упало на его отряд, с такими поступает очень сурово. Но есть большой риск, что кто-то из пятерки попадет к казакам живым (до поры, конечно), и все расскажет. И про себя, и про Елисея, и про цели появления здесь. Тогда будет плохо, и даже очень.
Солнце клонилось к закату, длинные тени ложились на выжженное поле. Скоро стемнеет. Пора идти к условленному месту — к расщепленной молнией сосне. Там должна быть весточка.
Елисей отполз от края пригорка, встал, отряхнул колени и пошел через лес знакомой тропой.
Шёл уверенно, дорогу помнил. За время, проведенное в отряде Ермака, он бывал здесь не раз. Пара верст по едва заметной звериной тропе, у поваленной берёзы — влево, полверсты через овражек. Вот и приметная сосна: старая, могучая, когда-то рассечённая молнией. Из одного корня — два ствола. На уровне груди — дупло, узкое и глубокое. Кулак не пролезет, а клочок бересты — в самый раз.
Елисей прислушался. Тишина. Лишь дятел долбит и ветер в кронах шелестит. Он быстро нацарапал остриём ножа на бересте: «Я вернулся. Ты жив? Приходи к реке на это место и прокричи ястребом» Нарисовав схему места неподалеку от их стоянки, он сунул бересту в дупло. Теперь все готово.
Затем он возвратился к своим.
Тюлень сидел, привалившись к кедру, с прикрытыми глазами. Савва раскачивался всем телом, как вылезшая из кувшина змея, и молился. Бритва точил нож о гладкий камень — медленно, со скрежетом. Харитон с Левонтием делили сухари. Горел небольшой костерок — совсем маленький, без дыма. На нем в котле варилась собранная в лодке ханта рыба.
— Я же говорил, чтоб не разводили костер, — зло сказал Елисей.
— Жрать охота, — ответил Харитон. — Тут ни дыма, ни огня.
— Ладно, — бросил Елисей. — Но сухарей и вяленого мяса нам на неделю хватит, если без жадности.
— А если застрянем надолго? — спросил Бритва.
— Не сядем, — уверенно ответил Скрыпник. — Схватим — и уйдем. Неподалеку к этому месту подойдет мой человек. Когда — не знаю. Когда сможет. Может, день, может, два или три. Он прокричит ястребом. Увидите его — не трогайте, просто не показывайтесь на глаза.
…Ночь вышла тяжёлой. В зарослях была уйма мошки и комаров. Сидели, кутались в шкуры, мазались грязью, хотя толку от этого почти не было.
— Сдохнем, — прошипел Бритва, расчесав шею до крови.
— Заткнись, — ответил ему Тюлень.
К утру все были злые дальше некуда. Безумный Савва, такое впечатление, всю ночь не спал — качался и шептал свои молитвы-заклинания. Когда он становился слишком громким, Тюлень пихал его носком сапога.
Ближе к полудню недалеко прошёл казачий дозор. Слышно было хорошо. Казаки говорили громко, не таились, лошади фыркали.
— Лечь! — прошипел Тюлень. — Морды в землю.
Они вжались в землю, в сухую хвою и листья. Три всадника проехали шагах в пятидесяти. Переговаривались как обычно.
— … в прошлый раз следы будто видели…
— Да кто тут шастать будет.
— Татары, кто же еще!
Лошади унесли их дальше, не задержались. Лишь когда стук копыт стих, Елисей выдохнул.
— Близко, — сказал Бритва.
— Ещё будут, — ответил Елисей. — Поэтому сидим тихо.
В этот день Степан не появился. Правда, Елисей этого и не слишком ждал. Он точно не каждый день приходит к дуплу проверять, нет ли там посланий.
На следующий день Елисей опять сходил к сосне — пусто. На третий с утра зарядил противный дождь. Моросил и пробирал до костей. К полудню поднялся туман — густой, как молоко. В трёх шагах — белая пелена.
— В плюс нам, — сказал Елисей. — В тумане нас не заметят.
— И мы никого не заметим, — ответил Харитон. — Прямо на нас выйдут — и все.
Туман продержался до полудня. А потом…
А потом невдалеке раздался крик:
— Кииик! Кииик!
Крик ястреба. Условный сигнал.
Бандиты схватились за оружие.
— Это не птица, — сказал Тюлень. — Уж я-то знаю. Это кто-то кричит, как она. Твой человек?
— Похоже на то, — ответил Елисей. — Сидите тихо. Скоро вернусь.
Птичьи крики раздались еще несколько раз.
Он пошел по лесу, на всякий случай держа нож наготове. В тридцати шагах от их места, наполовину спрятавшись за деревом, виднелась человеческая фигура.
— Кто? — негромко спросил Елисей.
— Степан.
Елисей расслабился, спрятал нож за пояс.
— Хорошо.
— Один пришёл? — спросил Елисей на всякий случай, подходя ближе.
— Один. Никто меня не видел.
Они отошли в сторону от землянки, сели на поваленное дерево.
— Быстро ты возвратился, — покачал головой Степан.
— Были на то причины. Рассказывай, что в городе.
Степан потер подбородок, собираясь с мыслями.
— Много чего было, пока тебя не было. Главное — Кучум приходил. Со всем войском. Тысяч пять, не меньше. Может, и шесть, а то и десять
— Видел я следы. А как вы отбились?
— С трудом. Но получилось. Максим, тот самый, придумал огненные трубы. Из них жидкий огонь бьёт, как из пасти дракона. Горит всё — люди, кони, дерево. Не потушишь. Татары в день штурма потеряли сотни людей. Жгли их, как свечки.
Елисей присвистнул.
— Огненные трубы?
— Ага. Течет из них жидкость из смолы, жира, крепкой браги, которую тоже Максим научился делать, и горит, как огонь в преисподней. Даже смотреть на это страшно. Под стенами после боя лежали горы горелого человеческого мяса.
— И Кучум отступил?
— Да. Они нападали наскоками, сначала стрелы выпустили, затем хотели рогатины попилить-пожечь, а потом пошли уже на стены… Полегло их там под тыщу человек…. Ушёл в Барабинские степи, как говорят. Зализывать раны. Но это не конец — он вернётся. По слухам, татары придумали защиту от огня.
— Это как?
— Толстый войлок, промазанный глиной. Накидки из него делают и одежду. Вроде помогает — огонь не сразу жгет. Но это все-таки слухи. Придется проверить, когда Кучум вернётся.
— А он вернётся?
— Обязательно. Злой он теперь, как тысяча чертей. Столько людей потерял. Отомстить хочет. Но не раньше весны — зимой воевать в Сибири смерть.