— А что с порохом? У казаков порох ещё есть? Или много его не потратили, когда с Кучумом воевали?
Степан грустно хмыкнул.
— Вот тут интересно. Был пороховой склад., как ты знаешь. В остроге. И тут — бах! Взрыв. Ночью. Татарин переоделся в сотника нашего, охрана его не прознала, кинул в окно бомбу. Попытался бежать, но застрелили. Очень удачно для Кучума получилось. Без пороха казаки — как без зубов. Пищали есть, а стрелять нечем. И огненные трубы неизвестно, помогут ли.
— И что теперь?
— А теперь Максим опять выкручивается. Делает самострелы. Но не простые, а особенные. Мощные и быстрые. Вроде стрела из такого пробивает толстую доску на сто шагов. И скоро перезаряжаются. — какой-то механизм придумал.
Елисей усмехнулся.
— Умный, значит, этот Максим.
— Очень умный. Хотя и странный. Делает такое, чего никто раньше не видел.
— Где он сейчас? В городе?
— В городе. В кузницах днями пропадает. Всех казаков заставил работать — кто стрелы точит, кто тетиву плетёт, кто ложа для самострелов делает. Ермак его поддерживает. Говорит — без Максима мы все погибнем. Но казаки недовольны, хотя и не все. Целый день в кузне — голова потом звенит. Я, правда, в мастерской по дереву. С Лаптем работаю. Не так уж и трудно. Даже интересно. А иначе скукота. Придешь в город и не знаешь, чем заняться.
— О как… — Елисей потер пальцы. — Уважаемым человеком стал этот Максим, если может весь отряд заставить работать…И Ермак к нему прислушивается. Даже удивительно. Был простым казаком, ничем не выделялся, и тут такое… Чудеса…
— А охрана у него есть?
Степан хмыкнул.
— Нет. Иногда с ним пара казаков бывает, но чаще один. Не боится.
— Но из города он выходит?
— Выходит. Еще как! По делам в течении дня, а потом каждый вечер.
— Зачем?
— Бабе своей за цветами, — Степан криво улыбнулся. — Сошёлся он с Дашей из лекарни. Той самой, что боль заговаривает. Красивая девка, но тоже странная. Два сапога — пара. Так вот, Максим ей каждый вечер цветы носит, уже, наверное, в избе складывать некуда. В лес ходит. На поляну, которая справа, если смотреть на ворота.
— Один, значит…
— Да. Но пистоль с собой берет.
Елисей встал, прошёлся туда-сюда, потирая ладони.
— Очень хорошо. Значит, можно взять его в лесу.
— Запросто. Вечером выходит, когда солнце к закату. Возвращается через полчаса. Дорога одна и та же — на поляну за цветами и назад. А ты что, всерьез его воровать собрался?
— Всерьез, — мрачно ответил Елисей. — Не просто так я сюда вернулся. Со мной люди. Он много денег принесет, если будет работать не на Ермака, а на моего купца. Его знания стоят столько, что и не сосчитаешь. Мы с этого заработаем на всю жизнь.
Степан только покрутил головой.
— Ну, если ради больших денег… А потом что? Вы схватите его, а я как? Мне тут что делать?
— Мы отплывем подальше, чтоб когда начнут его искать, на глаза не попасться. Остановимся у Медвежьего острова. Знаешь такой?
— Конечно, — кивнул Степан.
— Лодку добудешь где-нибудь?
Степан огляделся.
— У разведки есть лодка. Припрятана для особых случаев. Знаю где. Украду её и приплыву к вам.
— Когда?
— Через пару дней после того, как возьмёте Максима.
Елисей кивнул.
— Договорились. Мы берём Максима сегодня. Ты узнаешь, получилось у нас или нет. Потом ждём тебя у острова.
— А когда деньги? — спросил Степан прямо.
— Получишь на Руси. Не бойся.
— Надеюсь. А то рискую головой. Все, я пошел.
Степан кивнул и растворился в темноте леса. Елисей вернулся к костру, сел.
Бандиты обернулись на него.
— Ну что? — спросил Тюлень.
— Сегодня идём, — сказал Елисей. — Он пойдет вечером в лес. Все просто.
— Наконец-то, — обрадовался Митка. — Надоело здесь сидеть.
— Действовать будем так, — сказал Елисей бандитам. — Ждем его у поляны в лесу. Он появляется — наставляем на него луки. Дергаться он не будет, хотя у него с собой пистолет. Связываем, кляп в рот, в лодку — и по реке.
— А если сопротивляться начнет? — спросил Харитон.
— Нас много, ничего у него не выйдет. Не думаю, что захочет стрелять. Но риск есть, да.
— А если за ним погоня пойдёт?
— Не пойдёт. Пока хватятся, пока соберутся — мы будем уже далеко. Ночью по реке нас не догнать.
— А этот, твой человек? — спросил Левонтий. — Он тут остается?
— Он приплывёт позже, через пару дней. Мы подождем его у острова, я покажу, у какого.
Тюлень почесал затылок.
— А можно его потом того… — он провёл пальцем по горлу. — Свидетели ни к чему.
Елисей усмехнулся.
— Посмотрим. Если будет нужно — уберём. Но сначала дело сделаем.
Савва вдруг заговорил, раскачиваясь:
— Грех это. Большой грех. Человека красть, продавать. Господь видит всё. Накажет.
— Заткнись, — оборвал его Митка. — Твой Господь нам золота не даст. А купец даст.
— Всё, ждем вечера, — приказал Тюлень. — Можно даже поспать. Харитон, ты первый на страже. Потом Левонтий.
Бандиты улеглись вокруг костра. Елисей тоже решил подремать, но не смог. Думал. План хороший, но что-то его беспокоило. Слишком гладко всё. А когда слишком гладко — жди подвоха.
Вспомнил слова Степана про огненные трубы. Если этот Максим такое придумал, то он действительно стоит тех денег, что обещал купец. Может, и больше стоит. Надо будет поторговаться с Анисимом. Хотя попробуешь ему перечить, тебя тут же зарежут. Надо быть очень осторожным.
Недалеко закричала какая-то птица. Пронзительно, тревожно. Елисей вздрогнул, потом успокоился. Это просто птица. Нервы. Сегодня всё решится. Либо они возьмут Максима и станут богатыми, либо… Нет, не думать о плохом. Всё получится.
Костёр догорал, угли покрывались пеплом. Где-то далеко взвыл волк. Потом другой. Елисей натянул на себя шкуру и попытался заснуть.
Сегодня решится его судьба.
Глава 17
Солнце клонилось к западу, когда бандиты вышли из своего убежища. Шли медленно, осторожно, стараясь не хрустнуть веткой и не зашуршать сухой листвой. Впереди шел Елисей, за ним — Тюлень, остальные следом.
До места добрались, когда солнце уже золотило верхушки деревьев. На опушке остановились, там, где лес переходил в поляну с высокой травой и кустами иван-чая.
Бандиты без лишних слов расползлись полукругом, заняли позиции. Каждый нашёл себе укрытие — кто за стволом дерева, кто в густой траве, кто за кустом. Митка устроился слева, его худая фигура почти слилась с корявой берёзой. Тюлень залёг справа, его огромное тело скрылось за зарослями орешника. Харитон и Левонтий заняли центр. Савва лёг рядом с Елисеем за поваленным стволом.
Все, кроме Елисея, достали луки, положили стрелы на тетивы. Ждали.
Елисей лежал, вжавшись в землю, и думал о том, что они пришли слишком рано. В траве, конечно, можно спрятаться, но для опытного глаза их укрытия будут заметны. Трава примята, да и их можно при желании разглядеть.
Савва рядом беззвучно шевелил губами — молился. Его драная ряса пахла кислым потом и грязью.
«Если Максим все-таки выстрелит, то пусть лучше в него», — мрачно подумал Елисей. «Надоел этот сумасшедший, никаких сил не осталось».
Солнце опускалось всё ниже. Длинные тени вытянулись по поляне. Комары начали свою вечернюю атаку — вились над головами людей, кусали немилосердно. Митка морщился, но не смел пошевелиться, чтобы отогнать их.
«Но все-таки надеюсь, что он стрелять не будет», — думал Елисей. — «Чёрт его знает, что у этого человека на уме. После выстрела он умрёт, но что толку от мёртвого? И дозор сюда прибежит»
Елисей снова пожалел, что ввязался в это дело. Слишком много может пойти не так.
Небо начало окрашиваться в розовые и оранжевые тона. В траве зашуршало — пробежала мышь. Птицы устроились на ночь, тихо переговаривались. Где-то ухнула сова.
Солнце коснулось горизонта. Золотой свет залил поляну.
Внезапно в отдалении послышались шаги. Из-за деревьев вынырнула фигура.
День выдался тяжёлым. С утра — в кузнице, к обеду — на руднике, к вечеру — опять кузница. Железо сегодня шло плохо, приходилось много перековывать. К тому же один из новеньких приложил к раскалённому металлу деревянную линейку. Измерить хотел! Та мгновенно вспыхнула и восстановлению не подлежала. Завоняло гарью немилосердно, она ведь была пропитана маслом и даже покрыта воском. Я смотрел на этого умника и недоумевал: как можно до такого додуматься?
К вечеру усталость навалилась свинцом. Руки не поднимались, в голове гудело. Из дел оставалось одно: пойти в лес, нарвать цветов для Даши. Она просила больше не ходить, говорила: опасно, татары могут быть рядом. Я кивал, соглашался, но всё равно тянуло. Хорошо, когда в избе цветы. И красиво, и запах стоит.
— В последний раз, — каждый день говорил я ей. — Сегодня точно в последний!
Она поняла, что бороться со мной в это вопросе бесполезно.
Я захватил пистолет, накинул кафтан и пошёл к воротам.
Стемнело ещё не до конца: полоска заката держалась над лесом, но в низинах уже сгущались сумерки. Караульные не спрашивали, куда я иду. Они вообще редко это делали, а я с недавних пор все-таки большой (ну, почти) начальник.
Лес встретил тишиной. Под ногами хрустела прошлогодняя хвоя, пахло сырой землёй и корой. Лениво гудели комары. Я шёл знакомой тропой. Корни тут выпирают из земли. Помнил каждый поворот, каждую яму — однажды зацепился, споткнулся, и чуть не упал. С тех пор хожу осторожнее.
Дятел стучал где-то в кронах. Птицы переговаривались перед сном — коротко, по-деловому.
На поляне рос иван-чай. Я сорвал несколько цветков. Дальше нашёл купальницу, колокольчики, таволгу. Собирал понемногу.
Темнота наступала быстро. Я пошел дальше, к дальнему краю поляны, и тут меня встретили.
Они вышли из-за деревьев одновременно, будто по команде. Пятеро. Луки натянуты, стрелы направлены мне в грудь. Я замер с букетом в одной руке, другая машинально метнулась к пистолету.