Лес встретил тишиной. Даже ночные птицы молчали. Только ветер шелестел в кронах.
Вышла на поляну. Остановилась, огляделась.
Никого.
Но были следы. Даша присела, провела ладонью по траве: примята во многих местах. Здесь лежали люди, прятались.
У куста она увидела рассыпанные цветы — те самые, что Максим собирал: иван-чай, колокольчики, зверобой. Валяются в траве, примятые, растоптанные. Рядом — следы нескольких людей. Крови не видно.
След вёл далеко в лес. Даша побежала по дорожке следов, не думая об опасности. Судя по отпечаткам, один человек нес тяжесть — шаги очень глубокие.
У берега следы обрывались. На влажном песке — отпечаток днища лодки.
Увезли. По воде.
Даша выпрямилась, сжала кулаки, развернулась и побежала к городку. Миновала ворота — стражники окликнули, но она уже мчалась к дому Ермака.
У дверей стоял казак.
— Стой! Нельзя!
— Надо, — коротко ответила она и шагнула внутрь.
Ермак сидел за столом с Матвеем Мещеряком и писарем отряда Михаилом. На столе рядом с чернильницей лежали бумаги.
— Даша? — удивился атаман. — Что случилось?
— Максима похитили, — выпалила она. — Ушёл в лес на поляну до заката и не вернулся. Там его схватили и унесли к реке. Увезли на лодке. Я видела следы.
— Кто? — Ермак вскочил.
— Не знаю.
Мещеряк крикнул в дверь:
— Поднимай людей! Живо!
— Сколько их было?
— Не знаю, — ответила Даша. — Несколько человек. Прятались в траве, ждали. Знали, куда он придёт.
— Засада, — мрачно сказал Ермак. — Значит, кто-то навёл. Иначе откуда бы они там появились?
Кашлык остался позади. Наверное, меня уже ищут, но что толку. Слишком далеко.
Я закрыл глаза. Надо думать. Должен быть способ выбраться. Всегда есть способ.
Елисей сидел с довольной рожей. Поймал ценную добычу.
Предатель.
Но я ещё поборюсь.
Глава 18
Острог гудел, как потревоженный улей. Из изб выбегали казаки — кто в одной рубахе, кто кафтан на ходу накидывал. Хватали сабли, пищали, луки.
У дома атамана за несколько минут собралось человек пятьдесят.
— Что случилось, Ермак Тимофеевич? — спросил один казак.
— Максима похитили. Опять. Часа два-три назад. Схватили в лесу, увезли на лодке.
По толпе прокатился ропот.
— Кто посмел?
— Татары?
— Пока неизвестно, — ответил Ермак. — Савва, бери своих, и в лес с Дашей — она покажет место. Матвей, ты на лодки — смотри всех, кто на воде.
…В лесу свет факелов резал тьму узкими пятнами, тени деревьев дрожали. Даша показала место.
— Вот здесь прятались. Лежали в траве, ждали.
Казаки подсветили. Трава была примята в нескольких местах.
Рассыпанные цветы всё ещё лежали в траве — иван-чай, колокольчики. Страшное зрелище.
— След ведёт туда, — она указала к реке. — Его несли. Какой-то огромный человек.
Пошли по следу. Люди шагали осторожно, чтобы не затоптать отпечатки. Впереди, пригнувшись, шёл старый следопыт Митрофан.
— Шестеро их было, — сказал он. — Один нёс, остальные рядом.
Лес казался враждебным. Каждый шорох заставлял тянуться к оружию. Но вокруг только темнота да деревья.
Дошли до берега. На влажном песке следы читались особенно ясно.
— Лодка стояла тут, — показал Митрофан. — Большая, на шесть-восемь человек. Оттолкнулись и пошли по реке.
Затем он прошел наверх, и в зарослях обнаружились следы стоянки — затушенный костер, примятая земля, мусор.
— Стояли здесь несколько дней и ждали.
Лодка скользила по тёмной воде Иртыша. Я сидел на корме, с кляпом во рту и со связанными сзади руками. Надо мной висели звёзды, берега проплывали чёрными тенями. Вёсла мерно плескали — гребцы работали веслами.
— Быстрее, — сказал Елисей. — Ермак наверняка людей поднял. Чем дальше уйдем до рассвета, тем лучше.
— Да куда быстрее-то, — проворчал Тюлень, налегая на весло. — Второй день пошел. Если в первый нас не нашли, то и сейчас не найдут.
— Ты не знаешь Ермака. Он очень упорный.
Я попробовал пошевелить руками. Верёвки врезались в запястья, узлы затянулись ещё туже. Мда, чем больше дёргаешься, тем хуже.
Митка Бритва, сидевший рядом, заметил мои попытки и усмехнулся своей нервной ухмылкой:
— Не развяжешься, даже не думай.
Елисей обернулся от рулевого весла:
— Не делай глупостей, Максим. Всё равно деваться некуда: кругом вода, берега далеко. Прыгнешь за борт связанным — утонешь. Да и зачем? Ещё спасибо скажешь, как на Руси окажешься. Человеком себя почувствуешь, а не одним из этих диких казаков. Будешь в тепле жить, сыто есть, работать головой, а не саблей махать.
С кляпом я ответить не мог.
— Вынь-ка ему тряпку, — сказал Елисей. — Пусть поговорит. Будет кричать — здесь всё равно никто не услышит.
Митка выдернул кляп. Я закашлялся, сплюнул.
— Сколько ж ты денег за меня взял, Иуда? — спросил я.
Елисей покачал головой:
— Не задавай глупых вопросов. Какая тебе разница? Достаточно. Ты лучше о себе думай, о своей судьбе.
— Предатель ты, Елисей. Казаков продал, Ермака предал…
— Хватит, — оборвал он.
Мы поплыли дальше. Я сидел, смотрел на звёзды и думал: как выбраться? Верёвки не поддавались, узлы только затягивались. Даже если каким-то чудом освобожусь — что дальше? Прыгать в воду? Далеко не уплывёшь, догонят.
Тянулись часы однообразной гребли. Плеск вёсел, скрип уключин, тяжёлое дыхание гребцов. Иногда мимо проплывали тёмные массивы островов, иногда берег подходил близко.
Я всё думал о побеге. Должен же быть способ. Всегда есть способ.
Большая Медведица висела прямо над головой. Плывём на запад, к Руси.
Затем начал накрапывать дождь. Бандиты накрылись шкурами и ругались вполголоса. Я сидел, и вода стекала по лицу. Но дождь быстро кончился.
Вдруг я услышал тихий всплеск за бортом. Совсем тихий, едва различимый, будто весло неосторожно коснулось воды. Никто из бандитов не обратил внимания.
А потом я почувствовал прикосновение к руке. Холодное лезвие скользнуло по верёвкам. Раз, другой.
Верёвки ослабли, руки освободились.
Я замер, боясь пошевелиться. Кто это? Откуда?
Я сидел на корме лодки, изображая, что всё ещё связан. Верёвки на запястьях были перерезаны, но я держал руки за спиной, не шевелясь. Кто это сделал? Откуда взялся помощник посреди реки, ночью?
Левонтий дремал рядом со мной, Митка и Харитон гребли, Савва бормотал молитвы ближе к носу лодки. Тюлень сидел на корме слева, спиной к воде. Елисей — на носу, смотрел вперед.
И вдруг Тюлень вскрикнул — коротко, сдавленно. Его огромное тело качнулось и повалилось спиной в воду с громким всплеском.
— Что за чёрт⁈ — вскочил Елисей.
— Тюлень свалился! — крикнул Митка, бросая весло.
Харитон перегнулся через борт, пытаясь схватить товарища за руку. Тот лежал на воде лицом вниз, не двигаясь. Похоже, что мёртвый.
— Тащите его! — заорал Левонтий.
В этот момент из воды высунулась рука — чёрная, будто вымазанная сажей или краской. В руке блеснул нож. Лезвие вошло Харитону в горло сбоку, под челюстью. Он захрипел, схватился за шею, кровь брызнула между пальцами. Харитон рухнул за борт вслед за Тюленем.
— В воде кто-то есть! — завопил Митка, хватаясь за нож. — Там кто-то!
Савва вскочил, озираясь. Левонтий выхватил кинжал и встал спиной к Митке. Елисей тоже схватил нож.
— Где он? Где⁈ — орал Митка, глядя на тёмную воду.
Я сидел, не шевелясь, ждал момента. С четырьмя вооруженными людьми в лодке я не справлюсь.
Прошла минута, другая. Бандиты стояли, глядя в воду, держа оружие наготове.
— Может, уплыл? — прошептал Савва.
В этот момент из воды снова показалась чёрная рука. Движение было молниеносным — из пальцев вылетел нож. Лезвие вошло Митке в горло. Он выронил оружие, схватился за шею и упал рядом со мной. Кровь хлынула на доски.
Его нож упал прямо возле моих рук. Большой, тяжёлый, с широким лезвием.
Время настало.
Я схватил нож и вскочил. Савва стоял ко мне спиной, глядя в воду. Я ударил — лезвие вошло между лопаток. Савва обернулся, в глазах мелькнуло удивление. Он попытался что-то сказать, поднять руку, но я выдернул нож и ударил ещё раз — в шею сбоку. Голова откинулась под неестественным углом, и монах лицом вниз на дно лодки.
Остались двое — Елисей и Левонтий.
Левонтий кинулся на меня с кинжалом. Он был быстр, но я успел уклониться — лезвие чиркнуло по рёбрам, разрезав рубаху. Я ударил левой рукой в висок. Левонтий не ожидал такого, полностью сконцентрировавшись на моем ноже, и пошатнулся, как боксер в стоячем нокдауне. Мой второй удар был ножом в сердце. Левонтий выронил кинжал и повалился за борт.
Елисей стоял на носу, держа лук со стрелой. Тетива натянута, наконечник направлен мне в грудь.
— Брось нож, — сказал он ровным голосом. — Или я выпущу стрелу.
Я остановился. До него было несколько шагов. Бежать бесполезно, стрела быстрее.
— Всё кончено, Елисей. Сдавайся.
Он усмехнулся.
— Кончено? Для тебя — да. Сначала я тебя убью. Потом разберусь с тем, кто в воде. И поплыву дальше. Один. Мёртвые купцу не нужны, но и живой ты ему теперь не достанешься.
Елисей еще сильнее натянул тетиву — так делают не слишком опытные лучники перед выстрелом. Я приготовился прыгнуть в воду — может, успею…
И тут лодку резко качнуло. Кто-то из воды толкнул борт. Елисей пошатнулся, стрела ушла мимо.
Я кинулся вперёд. Он попытался выхватить кинжал, но я был быстрее — ударил кулаком в челюсть. Елисей упал, но тут же попытался подняться. Я ударил ещё раз, в висок. Бывший есаул обмяк и потерял сознание.
Я быстро обыскал его: кинжал, подаренный Ермаком мне нож за голенищем, и мой пистолет. Затем веревкой связал ему руки и ноги, крепко затянув узлы.
Встал, отдышался. Лодка покачивалась. Пятеро мёртвых тел — двое в лодке, трое в реке. И Елисей, связанный, но живой.