— Ладно. Всё равно я уже не жилец. У разведки есть припрятанная лодка на крайний случай. Где-то неподалеку. Степан должен был взять её.
— И куда направиться?
— К нам. На остров. Должен был прийти через пару дней после того, как мы возьмём Максима. Но раз всё сорвалось… Или всё равно плывёт туда, не зная, что случилось.
Ермак повернулся к Прохору Лиходееву:
— Ты знаешь эту лодку?
— Конечно, знаю. Держали на всякий случай.
— Проверь, на месте ли. Быстро.
Прохор исчез между стволов. Я молча смотрел, как Елисей стоит, чуть покачиваясь, о чем-то думая. Жалеет, наверное, в очередной раз, что ввязался в эту авантюру.
Ермак обернулся к Мещеряку:
— Бери три струга, какие побыстрее, и догоняй. Людей чтоб достаточно было, если начнет на берегу где-то прятаться. Он на легкой лодчонке, один. Далеко не уйдёт. Попробуйте схватить его живым. Нечего ждать Прохора, и так все ясно.
Матвей прыгнул на лошадь и умчался в город.
— А если ушёл пешком? — спросил я, хотя сам в это не верил.
— Куда пешком? — покачал головой Ермак. — Здесь пешком далеко не уйдешь.
Вернулся Лиходеев, развёл руками:
— Нету лодки. Он взял её, больше некому.
Ермак кивнул.
— Да, все правильно.
Меньше чем через полчаса на реке показались три струга. Паруса подняты, по воде бьют весла. Быстро идут. Маленькой лодочке не сбежать.
— Подождем, — сказал Ермак. — Деваться все равно некуда.
Затем он пристально взглянул на Елисея.
— Чувствовал я, что ты с гнилью, но не знал, насколько…
Мы ждали. Час, другой. Солнце поднялось высоко, стало жарко. Противно звенели комары. Прохор нервничал, ходил туда-сюда, ковырял носком землю. Похоже, чувствовал вину, что недосмотрел за человеком в своем подразделении.
Еще через несколько часов показался один струг. Он плыл медленно — гребцы устали. За ним на верёвке тянули узкую лодчонку. На носу стоял казак и размахивал руками.
— Есть! Поймали!
Струг причалил к берегу. Казаки вытащили Степана. Руки у него были завязаны за спиной. Лицо бледное, но спокойное, лишь глаза суетливо смотрят на всех. Его подвели к Ермаку. Я стоял рядом и видел, как бегают у Степана глаза — от атамана к Прохору, затем на связанного Елисея и на меня.
— Где нашли его? — спросил Ермак у Мещеряка.
— В нескольких верстах отсюда. Увидел нас, попытался пристать к берегу, но не успел. Драться не стал.
Ермак повернулся к Степану:
— Что скажешь?
Степан коротко усмехнулся:
— А что говорить? Поймали — значит, так надо. Рискнул — не повезло.
— Зачем, Степан? Я тебе доверял. Прохор доверял. Почему предал?
Степан помолчал и спокойно произнёс:
— Я не предавал, Ермак Тимофеевич. Я хотел уйти отсюда живым. Здесь нас ждёт только смерть. Нас — четыреста, их — тысячи. Помощи не будет: Строгановы отвернулись, царю мы не нужны. Кучум вернётся с новым войском. Мы все тут ляжем. Елисей предложил деньги за помощь — я согласился.
— И продать своего товарища? — спросил Прохор.
— А что такого? Он бы работал на купца. Делал свои вещи. Принёс бы деньги. Жил бы в тепле, сыто. Лучше, чем здесь. И я бы получил своё. А тут что? Ждать, пока татары всех перережут?
— Без Максима мы бы не отбились от Кучума, — сказал Ермак.
— Всё равно не отобьётесь в следующий раз, — пожал плечами Степан. — Это бесполезно. Теперь их огнем не напугаешь Пороха у нас нет, а к стрелам они привыкли.
Ермак молчал, смотрел исподлобья. Потом махнул рукой:
— Хватит. В город обоих. Мещеряк, мешки на них. Не хочу, чтобы люди раньше времени пялились.
На головы Степану и Елисею натянули холщовые мешки. Посадили на лошадей. Повезли в Кашлык. У ворот караульные вытянули шеи.
— Кого везёте?
— Потом узнаете, — отрезал Ермак.
Мы въехали в город. Люди оборачивались, но мрачное лицо атамана не давало задавать вопросы.
Елисея и Степана повели в острог, а я побежал к Даше. Она сейчас наверняка была в лекарне.
Люди при виде меня расступались, смотрели удивленными глазами, не веря, что я жив. Наверное, хотели что-то узнать, но разговаривать с ними желания у меня не было.
Даша, увидев меня, будто не поверила своим глазам. Потом подошла, дотронулась до меня, будто желая окончательно убедиться, что я не привидение.
— Ты вернулся… Живой. Я думала, что больше тебя не увижу…
Мы зашли в избу,
Там Даша заплакала. Тихо, спрятав лицо у меня на груди.
— Тише, — сказал я, погладив её по волосам. — Я здесь.
— Я думала, что потеряла тебя навсегда.
— Не потеряла. Никуда я не денусь.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Мы зашли в избу. Даша села рядом, прижалась плечом.
— Расскажи всё.
Я рассказал. Про попытку похищения, про драку, про неизвестную, что спасла меня, про погоню на реке и поимку Степана. Даша слушала молча, сжимая мою ладонь.
— Кто же она? — спросила, когда я закончил. — Та, что спасла?
— Не знаю. Может, из местных. Может, вообще не отсюда. Без неё я бы не выбрался.
— Наверное, кто-то из шаманов остяков сказал ей это сделать. У них какие-то свои планы.
— Пока мы этого не узнаем. Она исчезла, как вода в песке. Ничего не сказала. Я даже не знаю, зачем она это сделала.
Даша задумчиво проговорила:
— Странно всё это. Девушка, которая убивает бандитов, плавает ночью по реке, красит лицо черной краской, как лазутчик… О таких я не слышала.
— Я тоже. Загадка.
Мы посидели молча. За окном ходил народ, слышались голоса.
— И как удивительно, — сказала Даша. — Степан оказался предателем. Ходил по городу, улыбался, но думал о своем.
— Враги всегда так делают, — пожал плечами я. — Хотят, чтоб им доверяли, чтоб ударить в спину.
— А с ними что будет? С Елисеем и Степаном?
— Сейчас будет круг. Скорее всего, ничего хорошего их не ждет.
Даша вздохнула и кивнула. Мы посидели ещё. Она не отпускала мою руку, словно я мог пропасть.
Затем я вышел на улицу, и ко мне подбежал молоденький казак.
— Люди спрашивают — кого привезли? Люди говорят, что видели Елисея Скрыпника! Правда? И Степан — не то на сторону татар переметнулся, не то еще что-то сделал?
— Ничего пока не скажу. Скоро все узнаешь, — ответил я.
Но со слухами было бороться бесполезно. Хотя Ермак приказал молчать всем, кто знал о том, что случилось, скоро весь город уже знал: скоро будет круг, на котором будут судить вернувшегося в Сибирь Елисея Скрыпника и Степана Кривцова. За то, что хотели похитить меня.
Через час ударил колокол, затем кто-то из казаков закричал на весь городок:
— На круг, братцы! Всем на круг!
Казаки бросали работу, выходили из изб, спускались со стен. Шли к площадке у острога. Именно там проводились большие собрания. Там выступал Ермак перед сражениями и после них.
Я пошёл вместе с остальными. Мне деваться некуда — без меня, к сожалению, на этом мероприятии не обойтись. Даша хотела идти со мной, но я ее отговорил.
На площади уже стояло человек триста. Становились широкими кольцами, плечом к плечу. В центре — Ермак, рядом сотники и другие руководители отряда.
Привели Елисея и Степана. Руки связаны за спиной, головы непокрыты — пусть смотрят в глаза тем, кого предали. Поставили в середину круга. Они казались спокойными. Наверное, смирились со своей судьбой.
Ермак вышел вперёд. В руке держал булаву — знак атаманской власти. Голос у него звучал тяжело.
— Братцы! Эти двое, называя себя казаками, хотели побратима продать. Похитить и отдать в руки врагу. Максима собирались увезти на Русь и сбыть какому-то купцу, как раба, чтобы он ему оружие делал, а тот продавал его и великие деньги зарабатывал. Что скажете? Как будем судить?
По кругу прошёл гул. То, что сказал Ермак, было уже всем известно, но когда об этом объявляют «официально», все равно действует очень сильно.
— Говорить будем по порядку. Сначала — Матвей.
Вперёд вышел Мещеряк. Встал лицом к кругу, коротко кивнул.
— Братья казаки, расскажу, как было. Три дня назад вечером Максим пошел в лес. Там его ждали в засаде шестеро: Елисей Скрыпник и пятеро наёмных душегубов. Схватили, связали, бросили в лодку. Понесли вниз по воде — хотели сбыть купцу.
Он помолчал, провёл взглядом по кругу, дождался тишины.
— А помогал им Степан Кривцов. Наш человек, из разведки Прохора Лиходеева. Следил за Максимом, докладывал Елисею — где ходит, когда один, с кем бывает. Благодаря ему и знали, где брать.
Из толпы гаркнули:
— Позор!
Кто-то ответил:
— Иуды!
Ещё кто-то выкрикнул:
— Как же можно было своего продать?
Мещеряк поднял руку.
— Максим смог спастись. Как — сейчас неважно. Вернулся и привёл Елисея связанным. А Степана мы сами взяли, когда он на припрятанной лодчонке шёл к сообщникам. Вот и всё дело. Максим, подтверди.
Головы повернулись ко мне. Я вздохнул и вышел вперед.
— Подтверждаю, — сказал я. — Всё так и было.
Ермак кивнул, перевёл взгляд на обвиняемых.
— Теперь слово им. Елисей, что скажешь в своё оправдание?
Скрыпник выпрямился, посмотрел по людям, будто присматривался к каждому.
— Оправдываться не буду. Да, хотел увезти Максима. Да, договорился с купцом. Считал, что поход обречён. Мы тут всё равно ляжем рано или поздно. Хотел спасти хоть что-то и кого-то. И заработать при этом — не скрою. Делайте со мной, что хотите.
— Предатель! — крикнули из задних рядов.
— Пусть так, — пожал плечами Елисей. — Называйте, как хотите. Я для себя все решил.
— Степан! — обратился Ермак к Кривцову. — Твоё слово.
Степан поднял голову. Лицо бледное, голос ровный, без надрыва.
— Братья, простите. Да, я помогал Елисею. Да, следил за Максимом. Но не со зла. Мне страшно. Мы окружены врагами. Все против нас. Пороха нет. Помощи не будет. Русь забыла нас. Я хотел уйти, пока жив. Если можете — простите.
Круг зашумел.
— Врёшь!
— Трус!