Глава 25
…За столом сидели Ермак, Мещеряк и Прохор Лиходеев. Все трое были мрачные. Лиходеев подпер щеку ладонью и щурил глаза
— Что случилось? -спросил я.
— Кум-Яхор на стороне татар, — вздохнув, сказал Ермак. — Рассказывает им, что у нас происходит.
— Ничего себе, — покачал головой я.
С этим человеком я столкнулся с первого дня появления здесь. Старый шаман, лет шестидесяти, жилистый, с лицом, будто вырезанным из дерева жил в юрте в Кашлыке на краю поселения. Он сразу заявил, что во мне «темные силы» и меня надо уничтожить. Ермак тогда его не послушался, а отец Тихомолв сказал, что во мне нет зла, поставив точку в разговоре о моей судьбе.
Но люди не доверяли мне, пока я не спас в бою казака Никиту-грамотея, а потом не начал делать оружие. Та что мы с Кум-Яхором всегда смотрели друг на друга без симпатии.
Я и раньше говорил Ермаку, что шаман, скорее всего, водит дружбу с Кучумом. Но это были догадки. Улик не было, а Лиходеев каждый раз повторял: «Просто так шамана из Кашлыка не выгонишь. Вогулы встанут стеной. Политика».
— А как узнали? — спросил я.
Прохор поднял глаза.
— Казаки видели, как он ушел в лес, — сказал он. — С утра. Само по себе это ерунда, все в лес ходят. Но потом, когда он вернулся, наткнулись на татар почти в том же месте. Завязалась схватка. Один наш ранен, но двоих татар убили. Среди них один был не простой.
— Что значит «не простой?»
— Вид у него не как у татарина-разведчика, — сказал Лиходеев. — Мурза какой-то, не иначе. Кафтан, подбитый шелком, сапоги мягкие, тонкие, будто городские. На пальце перстень с резьбой. Он приходил разговаривать, точно. Такие под деревьями не прячутся, в засадах не лежат. А если разговаривать, то с кем? С кем-то важным, к кому простого разведчика не пошлешь.
Мда, Прохор прав. Если такой человек был там, где находился Кум-Яхор, то только к нему он и ходил, не иначе.
— И что делать будем? -спросил Ермак, обводя нас взглядом.
— Просто так выгнать его нельзя, — ответил Мещеряк. — А тем более повесить. Вогулов хоть и мало, но кинутся на нас все, и только этого нам не хватало. Если доказать, что он татарский человек — другое дело. Вогулы шаману этого сами не простят. Они нейтралитет держат, ни нам, ни Кучуму не кланяются.
В избе повисла тишина. Мыслей, похоже, не было ни у кого. Я тоже молчал. Вот как получилось. Все-таки прав я оказался, неспроста он хотел, чтоб от меня избавились. Почувствовал, видать, что пользу казакам принесу, вот и решил вмешаться. Но не вышло. И теперь я уже буду решать его судьбу.
— Нехорошо, — сказал я, — когда рядом с нами враг, а сделать с ним мы ничего не можем. Это неправильно.
— Да уж, — кивнул Ермак. — Даже убить его по-тихому в лесу не получится. Скажут, что это мы. Даже остякам это очень не понравится. Все начнут говорить, что мы — подлые люди.
— Надо придумать так, — произнес я, — чтобы стало очевидно всем, что он работает на Кучума.
Ермак поднял голову.
— Мысль хорошая. Но как?
— Надо, чтобы он узнал о деле, о котором знать может только он. И если татары об этом деле узнают, значит, он их человек. И это можно будет доказать перед всеми.
— Ну а как это сделать? — хмуро спросил Мещеряк.
Я пожал плечами.
— Пока не знаю, надо думать. Есть у нас кто-то, кто с ним в близких отношениях? Тот, кому он доверяет?
Прохор Лиходеев согласно кивнул.
— Есть, — сказал он. — Вогул по имени Алып. Уже год у меня в разведке. Поначалу было странно, все даже посмеивались, но потом привыкли. Он храбрый, лес знает, следы читает даже в темноте.
— Есть такой, да. Но можем ли мы ему до конца доверять? — спросил Мещеряк.
— Не знаю, -ответил Прохор. — У местных свои взгляды. У них старики в почете, шаманы — святые. Кто знает, может, Кум-Яхор ему ближе, чем мы. Тут не угадаешь. До сих пор не подводил.
Мы помолчали.
— Наверное, придется рисковать, — сказал я. — Иного пути нет.
— А что он должен будет передать Кум-Яхору, если согласится нам помогать? -спросил Ермак. — О чем речь вести?
— А если он спросит у шамана о месте? — сказал я. — Скажет, мол, то место заколдованное или нет. Плохое, или там можно появляться. А то слухи какие-то ходят. Причем по секрету. «Только никому не говори».
— Это правильно, — сказал Прохор. — К шаманам за таким и ходят — спрашивать, советоваться.
— А что за место? — поинтересовался Ермак. — Какое дело будет татарам до него? Как мы проверим, что он им сообщил?
— Например, где золото добывать можно, — ответил я. — Скажем, нашли место, где вроде золото мыть можно, но сомневается, вдруг оно проклято или духи против. Как раз удобно спросить.
— Ага, — уловил мысль Матвей. — Даже если место плохое, то нас по идее испугать это не должно. Казаки местных духов не особо боятся, и за золотом придут. Ну а татарам будет за счастье там засаду сделать. Если шаман им все передаст.
— Так… — насупился Ермак. — Продолжай.
— Ну а мы на их засаду нападем. И все станет ясно — и что шаман предатель, и татарский отряд уничтожим. Как тогда, на руднике, при помощи деревянных пушек.
— Хорошо придумал, — согласился Ермак, — но теперь так просто не выйдет. Татары уже ученые, будут думать и перепроверять, как там что.
— Если большой отряд уйдет из города вместе с тем, который пойдет добывать золото, враги точно заметят и поймут, что это на них охота. Надо будет действовать как-то иначе, — сказал Прохор.
— Значит, атаковать теми, кто будет в стругах. Высадить их пораньше, и пусть осторожно идут по берегу, заходят в тыл.
— Увидят татары, что людей на стругах мало, — пробурчал Ермак. Сегодня он был что-то очень скептически настроен ко всему.
— Тогда можно так: захватить с собой одежды какой-нибудь, соломы и нарядить чучела. Борта у нас сейчас на стругах из-за щитов высокие, особо не разглядишь, и будет казаться, что все на месте.
Прохор улыбнулся уголком рта.
— Хитро, но можно.
— Да, — согласился Ермак, и Матвей кивнул головой вместе с ним. — Понять татарам будет сложновато.
— А место такое есть? Чтоб было похоже на то, что там золото? Отмель должна быть или изгиб реки, под ногами галька и «черный песок» — в нем обычно и сидит золото?
Прохор задумался.
— Ну, что-то такое есть в паре дней пути отсюда. Сорум — Пугор, называют его вогулы. Там большие холмы, как раз отмель… а над этим местом обрыв и рощица, я помню. Если в ней спрячутся татары, то легко перебьют высадившихся из луков. Но если мы зайдем на холм, который выше рощи…
Он покачал головой.
— Тогда спрятавшиеся в засаде татары будут у нас в руках. Перестреляем.
— Точно так будет? — искоса посмотрел на него Ермак.
— На войне точно ничего не бывает! — пожал плечами Прохор. — Но если все сделаем правильно и нам повезет, то победим.
— А где Алып сейчас? -поинтересовался Ермак.
— В лесу, -ответил Лиходеев. — Смотрит, не приближается ли кто к Кашлыку. Все мои при деле. Не шатаются по Сибиру, к девкам не подкатывают.
— А что так? — мрачно ответил Мещеряк, будто воспринял это на свой счет и его казаки как раз успевают побегать по девкам. — Не работает кой-чего? Отлежали в засадах? Простудили? Ветки пусть подкладывают от холода, тогда и девки любить будут.
Кстати, о девках, подумал я. Какие девки, все должны быть в кузнях и в мастерских!
— Цыц, — остановил их Ермак. — Нам нужен Алып. Давай с ним и поговорим. Здесь не надо. — произнес Ермак.
— Хорошо, -ответил Прохор.
Мы вышли во двор, сели на коней и направились к южной окраине. Осень уже заметно брала свое: листья берез пожелтели, под копытами хрустела сухая хвоя. Лес начинался сразу за редкими пашнями и выглядел мрачным, дремучим. Сырая тишина давила, запах хвои смешивался с прелой листвой и гнилым мхом. По кронам перекликались воронье, и весь лес будто глядел на нас черными глазами.
Проехали с версту, потом еще, пока не оказались в самой чаще. Там, среди сосен, где росла орешина и валежник преграждал дорогу, остановились.
— Здесь, -сказал Прохор. — Тут его пост. Только тихо.
Он свистнул коротко, по-птичьи. В ответ из-за кустов раздался такой же свист, и появился человек — крепкий, невысокий, лет двадцати пяти. Лицо у него было широкое, скуластое, с узкими глазами. Волосы черные, гладкие, в затылке перевязаны ремешком. Одет в короткий серый кафтан, подпоясанный сыромятным кушаком, на ногах мягкие сапоги. В руках — лук, за спиной колчан.
Алып. Разумеется, мы все видели его неоднократно, но общаться мне с ним не приходилось.
Вогул приложил руку к груди. По-русски говорил сносно, хотя слова давались ему неохотно.
— Звали меня?
— Да, — сказал Прохор. — Садись.
Мы сели на поваленное дерево. Прохор посмотрел ему прямо в глаза.
— Слушай внимательно. Этот разговор никому не передавай. Даже своим. Понял?
— Понял, -кивнул он.
— Как ты относишься к Кум-Яхору?
Алып нахмурился, опустил взгляд. Молчал долго. Потом тяжело вздохнул.
— Если честно, не очень, — сказал вогул. — Не понимаю, кто он. Такое впечатление, что слишком много разговаривал с темными духами. И они над ним власть получили.
— А ты ведь к нему ходишь? -спросил Прохор.
— Хожу, -признался он. — Спрашиваю — какая погода будет, когда лед встанет, когда рыба пойдет. Тут Кум-Яхор не ошибается. Знает всё.
— Скажи прямо, -сказал я. — Он может на Кучума работать?
Алып молчал, переминался, смотрел в землю. Потом наконец сказал, с трудом выговаривая слова:
— Да. Иногда он спрашивал меня, куда идут казаки, что нового из оружия у вас. Я притворялся, будто не понимаю, зачем он спрашивает. Он думает, что я глупый. А я умнее, чем кажусь. Мне было стыдно говорить. Шаман ведь из моего племени. Но мне в своем роду скучно. С казаками веселее.
Лиходеев заговорил совсем жестко.
— Ты с нами или с Кучумом?
— С вами! — вытаращил глаза Алып.