Я попрощался со старейшинами. Хасан осторожно взял меня под руку.
— Командиру надо увидеться с одним человеком. С очень уважаемым человеком.
Из сбивчивых объяснений Хасана я понял, что этот человек — хозяин кишлака. Неужели настоящий бай? Или султан? Это было не так важно. Главное, что я все еще не встретил Шафи. Ни один из старейшин не подходил под данное мне описание. Мы подошли к одной из крепостей. Она заметно отличалась от других. Каким-то неуловимо легким изяществом. Мы вошли во двор. Мужчина атлетического телосложения средних лет устанавливал новый тандыр (печь в виде большого глиняного кувшина для выпечки лепешек). Светло-коричневая длинная рубаха, аккуратная скандинавская бородка. Не узнать его было невозможно. Шафи задумчиво посмотрел в нашу сторону. Вытер руки о рубаху. Пригласил в дом.
Меня впервые в жизни назвали «саибом» — господином. Но я не заблуждался на этот счет. Здесь очень важна была интонация. Еще в Москве я обратил внимание, что в штабах служат три категории полковников: Товарищи Полковники (их звания и фамилии произносят с подобострастием), товарищи полковники (просто полковники) и эй-полковники.
Интонация Шафи показывала, что я для него просто полковник. Обращается он ко мне с уважением, которое обычно оказывается гостям, но подобострастия в голосе не было. Мы прошли в одну из комнат первого этажа. Расселись на небольших циновках. Девушка в длинной, ярко-синей, парандже поставила перед нами огромные блюда с угощением (это немного странно, ведь обычно в домах афганцев женщины не показываются на глаза посторонним). Под паранджой на мгновение мелькнули щиколотки маленьких стройных ножек. Дымящийся плов из длинного китайского риса с изюмом, сочные дольки дыни и арбуза (арбуз был непривычного светло-зеленого цвета), миски с чем-то похожим на соус или подливку к плову. Медные подносы с нежными кусками баранины. Запеченная утка и несколько перепелок. Суп-шурпа из мяса и лука с пряностями. Большие куски курута — высушенного на солнце сыра из овечьего молока. Горячие пшеничные лепешки. Да чтоб ко мне всегда обращались как к «просто полковнику», лишь бы так кормили! Зеленый чай в небольшие фарфоровые пиалы подливает сам Шафи.
Правила хорошего тона требуют отведать угощения и похвалить его. Я наверное очень воспитан — ем в две руки и три горла. С превеликим удовольствием. Все действительно очень вкусно. Мои похвалы блюдам звучат не слишком часто, зато как искренне! Хозяин довольно посмеивается — ему приятен мой аппетит.
Он интересуется, на каком языке мне проще будет с ним общаться. Шафи свободно владеет английским, китайским и японским языками. С удовольствием поболтал бы с ним на английском. Но я удерживаюсь от соблазна. Говорю, что хочу выучить афганский язык. Шафи удовлетворенно кивает в ответ. Мы продолжаем разговор на фарси. При моем небольшом словарном запасе это непросто. Объема краткого русско-дари разговорника явно не хватает. Но Шафи великодушно разбавляет свои фразы русскими и английскими словами и выражениями. Хасан больше налегает на еду.
Я понимал, что при Хасане поговорить не удастся и примерно через час начал собираться на заставу. Мы вышли во двор. В глаза бросилось, что рядом с тандыром лежат заготовки ножей. Я поинтересовался, что это такое? Шафи объяснил. Я спросил, могу ли посмотреть, как их делают. Мне нужен был повод для того, чтобы прийти снова. Шафи кивнул в знак согласия. Почему бы нет? Затем из кучи хлама достал полоску металла от гильзы танкового снаряда и дощечку от снарядного ящика. Протянул их мне.
— Я хочу посмотреть, какие ножи делают в России.
Все получилось достаточно правдоподобно. Любопытный шурави напросился в гости к самому богатому человеку в кишлаке. Не будет же он проситься в гости к бедному дехканину. К дехканину можно прийти и без приглашения.
И Шафи не уронил своего достоинства. Одной фразой он дал понять, кто в кишлаке настоящий хозяин. Вот тебе и агентурный контакт! Тот еще жук, этот Шафи. Все получилось достаточно естественно. Хотя я прекрасно понимаю, что хороший экспромт — это заранее подготовленный экспромт. Меня ждали в этом доме. Это видно по количеству блюд. Да и заготовки ножей едва ли просто так валяются во дворах афганских крепостей. Все эти мелочи просчитаны заранее. Не так-то прост этот Шафи.
И все-таки мне он понравился. Нет, понравился не то слово. С первой нашей встречи, безраздельно и на всю свою жизнь, я почувствовал в нем не только соратника, но и Учителя. Учителя с большой буквы.
Вместе с дощечкой Шафи передает листок с шифрограммой. Наши её уже заждались. Ведь до сих пор не ясна причина переезда Шафи из кишлака Калагудир в Калашахи. Да и я слишком долго не мог выйти с ним на связь.
Мы прощаемся. Договариваемся встретиться «пас фарда» — послезавтра. Нужно срочно передать шифровку в разведотдел. Я возвращаюсь на заставу. Первым делом иду к Вите Томчику. Со станции радиоперехвата по ЗАСу (засекречивающей аппаратуре связи) связываюсь с разведотделом. Передаю шифровку. Её содержание мне неизвестно, я передаю только столбики цифр. Но столбиков много и я понимаю, что рядом с нами происходит что-то достаточно серьезное. Второй вывод напрашивается сам собой — отдохнуть здесь толком не получится. Шафи не даст.
Сегодня у меня есть еще одно важное и неотложное дело. Нужно дать имя моему другу — дикому африканскому коту. С этим у афганцев все очень просто: у каждого человека есть имя. Но детей по именам называть — нежелательно. Особенно при посторонних. Если прозвучит имя ребенка, его услышит шайтан. А это может привести к беде. Поэтому детей называют просто «бача» — мальчик, ребенок. Или дают прозвище. Вот и хасанову подарку я даю имя «Пищак» — на фарси это просто Кот. Теперь у моего друга есть имя. Когда я развожу в тарелке немного сгущенного молока, он прилетает откуда-то из-под кровати еще до того, как я пытаюсь позвать его по имени. Но имя ему нравится. Это видно по тому, как сладко он засыпает вечером на моем одеяле. Так может спать только кот, у которого теперь есть Имя.
Вечером выхожу на связь с девятой заставой. Там находится наш старший техник роты. Прошу его привезти мне завтра какой-нибудь инструмент по металлу. У нас в ЗИПе (запасные инструменты и принадлежности) боевых машин пехоты только гаечные ключи, молотки да всякий хлам. А мне нужно сделать свой первый нож. Пока нет инструмента, из дощечки пытаюсь выстрогать рукоятку будущего ножа.
Вечера на Тотахане очень короткие. В горах вообще темнеет быстро. Только что легкий туман укрыл речку Барикав. Сумерки прокрались в Калашахи. А вот уже и ночь на пороге. Миллионы звезд вспыхивают над головой. Такого количества звезд я не видел никогда в жизни.
Через час все вокруг освещает огромный диск луны. Тени удлиняются. Все приобретает какой-то фантастический, сказочный вид. Трассирующие пули перечеркивают небосвод. Они кажутся совершенно безобидными. Они летят навстречу падающим звездам. В начале сентября здесь всегда звездопад. Удивительно! Небо дарит нам звезды. Мы отвечаем пулями.
Ночью с дежурным по заставе проверяю посты. В первую смену дежурит сержант Минкин, командир танкового экипажа. Спать совсем не хочется. И мы подолгу задерживаемся у каждого часового. По Уставу часовым разговаривать запрещается, но караульная служба на заставе организована по каким-то особым, не совсем еще мне понятным, правилам. По этим правилам часовые перекликаются друг с другом. И с удовольствием присоединяются к нашему разговору. Вместе веселее. И не так страшно.
К тому же ночью люди более открыты, легче идут на контакт, раскрываются. У машины радиоперехвата слышатся голоса. Там тоже не спят. Подходим ближе. Старший прапорщик Томчик, командир станции, и его механик обсуждают какую-то «полетевшую АБ-шку». Оказывается, у них сломался генератор. Если завтра они его отремонтируют, то могут подарить нам море света. В голове у меня немедленно возникают картины освещенных улиц и проспектов, рекламных щитов и ярких витрин. Но, увы, через мгновение выясняется, что море света умещается в одной маленькой шестидесятиваттной лампочке. Которую можно будет повесть только в канцелярии роты.
Вы даже не представляете, какая это роскошь — электрическая лампочка. Конечно же в полку свет есть. Есть он в больших городах. И, возможно, на Марсе. Вот только на заставах света нет. Я понимаю, что эта лампочка — подарок в честь моего приезда на заставу. Или награда за выход на связь с Шафи. Второе более правдоподобно.
Ближе к полуночи на выносном посту начинается война. Гранатометно-пулеметный взвод прапорщика Иванищева несколько минут ведет интенсивный огонь во все стороны. Оказывается это лишь проверка боевой готовности.
Ротный оценивает работу командира взвода одной короткой, но такой емкой фразой:
— Достал этот Иванищев!
Думаю, что эта фраза означает успешное выполнение учебной задачи и отражение условного противника. И что эта небольшая война — способ поддержания высокой боевой готовности заставы. А не способ хоть немного развлечься.
На следующее утро иду знакомиться с заставой. Точнее с Тотаханом. Беру с собой автомат, две гранаты и минный щуп. Экскурсия начинается. Под первым постом обнаруживаю небольшую пещеру. В ней живёт семейство дикобразов. Они недовольны моим появлением. Шипят, сердятся. В мою сторону летит несколько игл. Говорят, что они ядовиты. На самом деле все гораздо проще. Иглы полые внутри, в них скапливаются различные микробы. Если поцарапаться такой иглой, в рану попадет инфекция. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
По словам ротного, минных полей вокруг заставы нет. Но недалеко от пещеры мне попадается на глаза растяжка: граната Ф-1 с проржавевшей насквозь проволокой. Да две противопехотные мины нажимного действия. И это наверняка не все. Минные поля есть. Нет только карт установки и закрепления минных полей. Для Афганистана явление довольно распространенное.
В подтверждение моих мыслей недалеко от Зубов Дракона, так я называю две небольшие скалы на южном склоне горы, обнаруживается могила нашего солдата. Подорвавшегося на нашей же мине. Тело отправлено в Союз, фанерной звездой и небольшой каменной насыпью обозначено место подрыва. Под звездой небольшая надпись: «(Фамилия смыта дождями) Вадим Сергеевич, настоящий человек. Погиб 16 сентября 1984 года».