Чейз бросила взгляд на датчик на своем запястье.
– Содержание кислорода в норме, – сказала она. – Чуть маловато, но для дыхания годится. Температура около трех градусов выше нуля. Немного холодновато.
Она расстегнула зажимы, удерживавшие ее шлем, приподняла лицевой щиток и осторожно вдохнула воздух.
– Они уменьшили обогрев, – сказал я, тоже снимая шлем.
– Да, – согласилась Чейз. – Кто-то надеялся вернуться.
Я с трудом заставил себя не смотреть на люки. Мне казалось, что любой из них может внезапно распахнуться. Чейз подошла к скафандрам, делая один осторожный шаг за другим. Так входят в холодную океанскую воду. Она остановилась и пересчитала скафандры. Их было восемь.
– Они все здесь!
– А ты не ожидала?
– Существовала вероятность того, что уцелевшие в катастрофе, какой бы она ни была, вышли наружу произвести ремонт, и их унесло от корабля.
– Надо осмотреть мостик, – предложил я. – Надеюсь, там мы найдем какой-нибудь ответ.
– Подожди минутку, Алекс. – Чейз открыла люк в хвостовой части и вышла. – Я сейчас вернусь, – раздался в интеркоме ее голос.
– Оставайся на связи, – сказал я. – Я хочу слышать, что происходит.
Несколько минут я слышал ее шаги, потом тяжелый стук скользнувшего на место люка. Мысль о том, в каком я окажусь положении, если с Чейз что-то случится, заставила меня с беспокойством прислушиваться, не возвращается ли она, и задавать себе вопрос, не должен ли я пойти за ней. Я пытался вспомнить последовательность действий при пилотировании «Кентавра». Боже мой, я не знаю даже, в какой стороне находится Конфедерация.
Я бродил среди черных ящиков, кабелей, каких-то совершенно незнакомых мне предметов, плат, стеклянных стержней и длинных трубок, заполненных вязкой зеленоватой жидкостью.
Некоторые шкафчики, по-видимому, принадлежали отдельным членам экипажа. На них значились имена: Ван-Хори, Экклинде, Мацумото, Порнок, Талино, Колландер, Смыслов. Боже мой, семь дезертиров!
Они не были заперты. Открывая их один за другим, я находил излучатели, счетчики, провода, генераторы и комбинезоны. Больше почти ничего. Лайза Порнок оставила древний радиофон, который нужно было носить в кармане, и расческу. Том Мацумото повесил на крючок свою яркую цветную шляпу. Манто Колландеру принадлежало несколько книг, написанных кириллицей. Я с благоговением подошел к шкафчику Талино, но там оказалось лишь несколько журналов со статьями об использовании топлива и эффективности защитных экранов, рабочая рубашка и пленки с записями, как оказалось, концертов.
Я нашел только одну фотографию женщины с ребенком, и принадлежала она Тору Смыслову. Ребенок, вероятно, был мальчиком. Я не разобрал.
Все закреплено лентами, зажимами или лежало в специальных ячейках. Вычищенное оборудование сверкало полировкой. Как будто его сложили здесь только вчера.
Я услышал приближение Чейз задолго до того, как она перешагнула комингс люка.
– Ну вот, – сказала она, – лопнула еще одна теория.
– Какая именно?
– Я думала, может, они высадились на поверхность планеты, и произошел несчастный случай. Или посадочный аппарат улетел, и они не смогли вернуться.
– Черт возьми, Чейз, – отмахнулся я, – они же не могли все покинуть корабль.
– Не могли. Если на борту находился весь экипаж. Но, возможно, уцелели только двое. – Она подняла руки. – Проклятье, наверное, это тоже не имеет смысла. Мне кажется, они прилетели сюда спрятаться. Война была уже проиграна, а «немые», возможно, пленных не брали. Потом отказал двигатель – из-за повреждений, полученных в бою. Они не смогли добраться домой. Если, к тому же, и радио не работало, тогда никто о них не знал. На этом типе кораблей радио и не могло поддерживать связь на больших расстояниях, поэтому, попав в беду, они не смогли получить помощь. И вот еще что: я оказалась права насчет двигателей Армстронга. Их нет. Нет ничего, кроме кожухов. Проклятый корабль лишен звездного привода. У него, правда, есть магнитоплазменный ускоритель для перемещения в линейном пространстве, но на нем нельзя совершить длительный перелет. Странно, им пришлось залатать места, где находились двигатели. А это тяжелая работа, ее нельзя проделать здесь.
– Тогда как же корабль добрался сюда?
– Не имею представления, – ответила Чейз. – Между прочим, посадочный аппарат до сих пор в своем доке, все скафандры на месте. Как же экипаж выбрался отсюда?
– Возможно, здесь был еще один корабль, – предположил я.
– Или они все тут. Где-нибудь.
Большинство светящихся панелей сломалось, тени в коридорах отступали перед лучами наших фонарей, лифты не работали. В воздухе чувствовался запах озона, значит какой-то из компрессоров перегрелся. В одном из отсеков плавали водяные пузыри, другой выгорел, очевидно, в результате короткого замыкания. Откуда-то из глубины корабля доносился равномерный стук, медленный и тяжелый.
– Открывается и закрывается люк, – объяснила Чейз. – Еще одна неисправность.
Мы медленно продвигались вперед. Ходить при нулевой силе тяжести неудобно, поэтому мы сталкивались с трудностями у каждого люка. Все они были заперты. Некоторые подчинялись нажатию кнопок, другие приходилось взламывать. Дважды Чейз пыталась восстановить нормальную подачу энергии со вспомогательных пультов, но оба раза потерпела неудачу: зажигались зеленые лампы, показывая, что команды выполнены, но ничего не происходило, и мы пробирались вперед в полутьме. Один из люков так упорно сопротивлялся нашим усилиям, что мы начали думать, уж не выходит ли он в пустоту. В конце концов, мы спустились на один уровень и обошли его.
Мы почти не разговаривали, а если и говорили, то по возможности тихо.
– Столовая.
– Похоже на операционный центр. Кажется, компьютеры работают.
– Личные каюты.
– Никакой одежды и личных вещей.
– В хранилище тоже немного осталось. Наверное, они все забрали с собой, когда уходили.
Уже много лет прошло с тех пор, как мы с Чейз совершали эту прогулку по «Корсариусу», но холод, царивший тогда на корабле, до сих пор преследует меня по ночам.
– Душ.
– Проклятье, посмотри, Алекс. Арсенал!
Лазеры, дезинтеграторы, лучеметы, иглострелы, ядерные гранаты. Около десятка ядерных гранат величиной с кулак.
Мы остановились перед последним запертым люком.
– Должно быть, то самое, – сказала Чейз.
«Не стану ли я таким же одержимым, как Скотт», – подумал я.
Дверь подчинилась нажатию кнопки.
Сквозь круглый иллюминатор светили звезды, в темноте мигали лампочки.
– Мостик Кристофера Сима.
– Подожди секундочку, – сказала Чейз.
Вспыхнули лампы. Я сразу узнал рубку, которую видел в смоделированной программе: три рабочих места, над головой прозрачная круглая кабинка, где я сидел во время рейда на Хринвар, ряды штурманских и коммуникационных приборов, системы управления огнем.
– Примитивное оборудование, – сказала Чейз, стоя у пульта рулевого. Голос ее отражался от стен. Я встал позади командирского кресла, из которого Сим руководил легендарными сражениями.
Чейз изучала панели управления и вдруг просияла, обнаружив то, что искала.
– Сейчас будет одно «g», Алекс.
Она нажала в определенной последовательности клавиши и нахмурилась. Ничего. Она попыталась снова. На этот раз что-то в стенках завыло, зафыркало и заработало. Я почувствовал, как меня потянуло вниз, к палубе.
– Обогрев я тоже включила.
– Чейз, думаю, пора послушать, что может рассказать нам капитан Сим.
Она энергично закивала.
– Конечно, давай узнаем, что случилось.
Чейз стала нажимать клавиши на панели управления. Лампы погасли, засияли экраны мониторов, на них появились изображения наружного пространства. Один датчик засек наш «Кентавр» и стал передавать его изображение, другой показывал капсулу, в которой мы прилетели.
– Возможно, это боевой пульт, – сказала Чейз. – Ничего не трогай. Я не знаю, в каком состоянии вооружение, но выглядит оно вполне боеспособным. Малейшее прикосновение может превратить в пар наши шансы попасть домой.
Я сунул руки в карманы и попытался вспомнить обстановку на мостике, когда видел ее на «Стейне»: спокойная, деловая, освещение включено только в тех местах, где оно необходимо. Но тогда события развивались слишком быстро, и я не запомнил последовательность действий.
– Можешь запросить бортовой журнал? – спросил я.
– Я его ищу. Мне незнакомы эти символы. Потерпи.
Включилась и выключилась общекорабельная система связи.
– Вероятно, они забрали его, – заметил я, подумав о посещении экипажа «Тенандрома».
– Компьютер сообщает, что все на месте. Вопрос лишь в том, как найти.
Пока Чейз искала, я занялся осмотром центра управления, сконструированного людьми, явно питавшими страстную любовь к дуге, петле и параболе. Геометрия была та же, что и у наружной части корабля. Пришлось бы немало потрудиться, чтобы обнаружить хоть одну прямую линию. Деллакондцы никогда не поклонялись богам утилитарности, которые правят нашим временем. Интерьер корабля отличался роскошью и богатством, предполагающими стремление воевать в комфортных условиях. Такая склонность казалась странной у людей, традиционно считавшимися выходцами из суровой пограничной страны.
– Алекс, я нашла. Вот последние записи. – Чейз немного помолчала, чтобы усилить впечатление или, возможно, дать мне время подумать. – Голос, который ты слышишь...
...Явно принадлежал не Кристоферу Симу. «Ноль-шесть-четырнадцать-двадцать два, – произнес он. – Эбонай Четыре. На данное число завершен ремонт категорий один и два. Ремонт категории три в соответствии с реестром. Системы вооружения восстановлены полностью. “Корсариус” вводится в строй с сегодняшнего дня. Девере, техническое обеспечение».
– Это, наверное, командир ремонтников, – сказал я.
– Если они передают командование кораблем капитану, должно быть продолжение.