И, как это иногда бывает с журналистами, было очень сложно не окунуться с головой в реальность тех ужасов, что происходили с людьми на местах, чьи жизни разрывало на части. Я глубоко им сочувствовал. Жители Сараева были чудесными людьми, которые никому не причинили вреда, но все равно пострадали. Я не знал ни их самих, ни их прошлых жизней, но они были чрезвычайно уязвимы, и именно уязвимость человеческой жизни уравнивает всех нас между собой.
Большинство гражданских, которых мне довелось встретить в Сараеве, были добрыми, великодушными людьми. Они из кожи вон лезли, чтобы приготовить для меня еду, а когда все складывалось хорошо, даже дарили подарки. Они относились с пониманием, когда я был не в силах им помочь. И они так напоминали мне мою валлийскую семью. Вокруг них была зеленая трава их дома, но одновременно с этим они были окружены минометным огнем, трассирующими пулями и бомбами. Несмотря на языковой барьер, мне казалось, что я полностью понимаю, кто они и что чувствуют. Я словно снова попал домой.
Я вернулся в Лондон другим человеком, который точно знал, что способен изменить к лучшему жизнь людей, оказавшихся в ужасных обстоятельствах. Вместе с тем я был еще и невероятно зол. Я недоумевал, как люди могли вытворять друг с другом подобные вещи. Казалось, существует очень тонкая грань между теми, кто обладает силой и мудро ее использует, и теми, кто просто пытается уничтожить всех своих конкурентов.
Эта ниспосланная свыше возможность помогать людям в трудную минуту была самым приятным даром, который я когда-либо мог себе представить. Я знал, что отныне она навсегда станет частью моей жизни.
4Контроль повреждений
Сараево меня очень многому научило, но и дало понять, как много еще предстоит изучить. Я вернулся в Великобританию одновременно присмиревшим и воодушевленным этим опытом, полным решимости улучшить и расширить инструментарий своих хирургических навыков, прежде чем отправляться куда-либо еще. В конце 1994 года я занял в НСЗ три должности, на которых остаюсь по сей день: в больницах «Сент-Мэри», «Роял Марсден», «Челси и Вестминстер». Среди многочисленных дисциплин, в которых, как я понимал, мне необходимо повысить квалификацию, было акушерство, затрагивающее беременность, рождение ребенка и послеродовой уход за матерью и ребенком. Я интересовался акушерством, будучи студентом-медиком, и в какой-то момент раздумывал пойти именно на эту специальность, но в итоге остановился на общей хирургии. Побывав в Сараеве, я увидел, какому стрессу оказываются подвержены будущие матери в зоне боевых действий. Мало того что предстоящие роды и без того вызывают волнение, особенно если они у них первые, так еще и их ребенок должен появиться на свет в опасной и непредсказуемой обстановке.
С годами я осознал, что умения провести экстренное кесарево сечение или остановить послеродовое кровотечение – одни из самых полезных, даже незаменимых, навыков для хирурга-волонтера.
Выполнять кесарево сечение я научился не в стерильной лондонской больнице. Я освоил эту процедуру в Кабуле, столице Афганистана, работая на Международный комитет Красного Креста (далее МККК). Это было в 1996 году, через два года после поездки в Боснию, которые я использовал, оттачивая навыки на новых должностях, с нетерпением ожидая следующей возможности отправиться за границу. 1990-е годы впоследствии будут считаться относительно мирным десятилетием во всем мире – холодная война уже в прошлом, а война с терроризмом еще не началась, но все равно были места, где не все было так спокойно. В Афганистане, казалось, война не прекращалась никогда.
Я побывал там в весьма любопытный для истории страны момент. После ухода в отставку коммунистического лидера Мохаммеда Наджибуллы в 1992 году Кабул оказался под контролем различных враждующих группировок. Внутренние разборки между моджахедами привели к многочисленным жертвам, которые не давали нам скучать, но настоящая борьба за контроль над Кабулом развернулась в сентябре 1996 года. Я был дежурным хирургом в полевом госпитале МККК, когда ворвались талибы[23] и захватили город после уличных боев с применением артиллерийских мин, реактивных снарядов и пулеметного огня. Мы все боялись, что ситуация выйдет из-под контроля. Талибан[24] славился своей жестокостью, и, хотя их прибытие встречали уличными пениями, мы боялись, что они убьют нас как неверных. Наджибулла все еще жил в Кабуле, укрываясь на принадлежащей ООН территории. Талибы[25] захватили его и казнили, повесив на фонарном столбе в центре города.
Прежде чем приехать сюда, я прошел курсы подготовки к работе в зоне боевых действий, военно-полевой хирургии в Женеве и британского Красного Креста под Гилфордом. В меня вдалбливали основополагающие принципы организации: гуманность, беспристрастность, нейтралитет, независимость, волонтерская деятельность, единство и всеобщность. Сидя в тишине учебной аудитории, запросто можно упустить из виду всю глубину этих идей, но в полевых условиях они становятся незыблемыми заповедями, позволяющими МККК работать практически в любой точке мира.
В тот день в больнице я определенно ощутил надвигающуюся погибель, слыша, как талибы[26] подбираются все ближе, но руководитель миссии, приложивший огромные усилия, чтобы обеспечить безопасность, сохранял спокойствие. Мы ухаживали за ранеными, но, помимо этого, выполняли и все остальные хирургические процедуры, с которыми сталкивается обычная районная больница: разбирались с невправимыми грыжами, открытыми язвами желудка, проблемами с кишечником и мочевыми путями. Мы заботились о здоровье беременных женщин и их будущих детей, а также занимались всем, что связано с величайшим, по моему мнению, чудом природы – родами.
В тяжелых условиях женщинам с осложненными родами нередко требуется кесарево сечение. Меня никогда не учили проводить эту процедуру, и освоить ее было давней заветной мечтой. В большинстве госпиталей Красного Креста поочередно работают два хирурга – старший, как правило, сотрудничает с МККК на постоянной основе, а второй обычно приезжает из-за границы, взяв отпуск в больнице на родине. Старший хирург в Кабуле, Юка, проработал в МККК много лет. Я восхищался им и уважал его. Он мог взяться за что угодно.
НА МОЙ ВТОРОЙ ДЕНЬ В БОЛЬНИЦЕ ОН ПОИНТЕРЕСОВАЛСЯ, УМЕЮ ЛИ Я ДЕЛАТЬ КЕСАРЕВО. РАЗУМЕЕТСЯ, Я ОТВЕТИЛ, ЧТО НЕ УМЕЮ, – НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ, КАК ОН ЗАКАТИЛ ГЛАЗА.
– Ты должен понимать, что я дорожу своим сном, – сказал он, – а обычно акушерки вызывают на кесарево часа в четыре утра.
Несколько часов спустя, впрочем, выпал мой шанс: у женщины двадцати с небольшим лет возникли осложнения при родах. Ее доставили в операционную, где быстренько сделали спинальную анестезию.
Есть два способа вскрыть брюшную полость при проведении кесарева сечения: срединный разрез или нижний поперечный, именуемый разрезом брюшной стенки по Пфанненштилю. Второй считается предпочтительным, поскольку рана заживает гораздо быстрее, чем после срединного.
– Оперировать будешь ты, – сказал Юка.
Он даже не стал переодеваться и обрабатывать руки перед операцией, а просто стоял у меня за плечом и выкрикивал указания по поводу того, что, где и как нужно делать. «Срань господня», – подумал я, делая разрез чуть выше лобка.
– Раздвинь прямые мышцы. Сильнее, еще сильнее! Вы, британцы, такие слабаки.
Я не видел, как проводят кесарево, со студенческих пор – это было мое боевое крещение.
– Разрежь брюшину вот здесь, – сказал он, ткнув в нужное место длинными щипцами. – Сдави мочевой пузырь. Теперь бери скальпель и режь матку.
Нижний сегмент матки состоит из растянутых маточных мышц и верхней части шейки матки. Как правило, ткани здесь не такие упругие, и крови при разрезе выделяется гораздо меньше, чем в остальной части матки, где преобладают мышечные ткани, а кровоснабжение к концу срока достигает шестисот миллилитров в минуту.
– Режь, режь! Давай, режь!
Я разрезал матку, и мое сердце подпрыгнуло, когда оттуда хлынула кровь вперемешку с околоплодными водами. Операционная медсестра убрала ретрактор, и я просунул правую руку внутрь, нащупав голову ребенка.
– Сгибай его, сгибай! – закричал Юка.
«Что он имеет в виду?» – подумал я, но момент был не самым подходящим, чтобы переспросить. Вдруг голова вышла наружу, а вслед за ней показалось и плечо. Сунув пальцы ребенку под мышки, я резким движением достал его.
Я стоял словно завороженный. Это было нечто невероятное. Мое сердце неистово колотилось от волнения и трепета, и я даже забыл пережать пуповину, вместо этого пытаясь показать новорожденного матери. Операционная медсестра пережала и перерезала пуповину вместо меня, и мы стали ждать, пока из сокращающейся матки выйдет плацента.
– Хорошо, теперь зашивай, – сказал Юка, развернувшись и направившись к выходу. – Теперь тебе не придется меня вызывать! – уходя, крикнул он через плечо.
Это была невероятная операция. Одну жизнь я помог создать, а другую – сохранить. Дома, в Лондоне, я никогда не смог бы этого сделать, но здесь, в Кабуле, был наделен соответствующими полномочиями и в течение оставшихся нескольких недель провел каждое кесарево сечение.
Захватив власть в свои руки, талибы[27] переименовали страну в Исламский Эмират Афганистан и ввели в ней строгие законы шариата[28]. Вернувшись сюда в начале 2001 года, на этот раз для работы на духовной родине Талибана[29], в Кандагаре, я смог воочию увидеть последствия случившегося для страны и ее жителей.
ЭТО БЫЛО СРОДНИ ВОЗВРАЩЕНИЮ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ. ЖЕНЩИН ДЕРЖАЛИ В ЗАТОЧЕНИИ ДОМА, ДЕТЕЙ НЕ ВЫПУСКАЛИ НА УЛИЦУ И ЗАПРЕЩАЛИ ИМ ИГРАТЬ С ИГРУШКАМИ, ОСОБЕННО ПРИВЕЗЕННЫМИ.