Второе откровение случилось два года спустя. Узнав, что я сдал итоговый экзамен и стал членом Королевской коллегии хирургов, родители повели меня в манчестерский ресторан отпраздновать, после чего мы пошли в кино. Отец, с которым я на тот момент был очень близок, уже видел этот фильм, но был от него в таком восторге, что хотел, чтобы я тоже его посмотрел. Увиденный в тот вечер фильм произвел на меня огромное впечатление.
«Поля смерти» – это история страшной гражданской войны в Камбодже между правительственными войсками и коммунистическими красными кхмерами. Камбоджийский журналист и переводчик Дит Пран спасает жизнь американскому журналисту Сидни Шанбергу после их ареста красными кхмерами. Некоторое время спустя во французском посольстве в Пномпене, куда были эвакуированы все иностранцы, предпринимается попытка спасти и Прана, поскольку всех образованных камбоджийцев арестовывали и убивали в рамках политики этнических чисток нового режима под названием «Нулевой год». Между тем попытка сделать ему западный паспорт терпит неудачу, и Прана отправляют в концентрационный лагерь, где он притворяется неграмотным. Совершив побег, он обнаруживает тысячи тел людей, убитых кровавым режимом.
В конце концов, преодолев множество трудностей, Дит Пран находит пристанище в больнице Красного Креста на границе Камбоджи и Таиланда и в прекрасной финальной сцене воссоединяется с Сидни Шанбергом. Шанберг просит у него прощения – хоть он и сдвинул горы в попытках найти Прана после своей эвакуации и возвращения в США, написав сотни писем с целью выследить друга, вынужден признать факт, что гнался и за карьерой, и ему сыграло на руку то, что Пран остался в опасности. «Нечего прощать, Сидни, – говорит Пран. – Нечего».
Этот фильм полностью завладел моим разумом и чувствами – к его концу я был эмоционально разбит и в машине всю дорогу до дома молчал, погрузившись в свои мысли, совершенно потрясенный увиденным на экране. Помню, как папа спросил, все ли со мной в порядке.
На следующий день я вернулся в кинотеатр, чтобы снова его посмотреть. Этот фильм зажег во мне какую-то искру. В нем были живо изображены ужасы войны – а я, наверное, всегда интересовался войной, начиная с рассказов отца о Бирме и заканчивая моей коллекцией сборных моделей самолетов. Но дело было не только в этом: фильм также демонстрировал невероятную силу человеческой любви и дружбы перед лицом невообразимых невзгод. Кроме того, я увидел в нем определенные параллели с текущими и минувшими событиями своей жизни. В одной запоминающейся сцене Пран тихо, но настойчиво умоляет жестоких и фанатичных красных кхмеров пощадить жизни его западных коллег – яркий пример силы вмешательства, когда человек отважно приходит на выручку другим. Там даже есть сцена, действие которой происходит в переполненной пациентами больнице в Пномпене, когда хирург, столкнувшись с осколочным ранением, сетует на нехватку крови для переливания – мне захотелось стать этим самым хирургом. Мне захотелось стать врачом-волонтером, чтобы, используя полученные знания в тяжелых и стрессовых ситуациях, вмешиваться в происходящее и приносить пользу.
Фильм нашел отклик еще и потому, что мне были близки показанные в нем невинные люди, которых третировали и ни во что не ставили. Мне довелось быть в похожем положении: я знал, каково это, и чувствовал, что фильм рассказывает и мою собственную историю. Именно слабым достается больше всех, тем более в современном мире.
У МЕНЯ ПОЯВИЛОСЬ ОСТРОЕ ЧУВСТВО ДОЛГА, СТРАСТНОЕ ЖЕЛАНИЕ РАБОТАТЬ В ГОРЯЧИХ ТОЧКАХ, ГДЕ МОИМ НАВЫКАМ ХИРУРГА НАШЛОСЬ БЫ ХОРОШЕЕ ПРИМЕНЕНИЕ В БОЛЬНИЦАХ ВРОДЕ ТОЙ, ЧТО ПОКАЗАНА В ФИЛЬМЕ. ЧТО БЫЛО НУЖНО ДЛЯ ТАКОЙ РАБОТЫ?
Мне, определенно, понадобились бы широкие знания в области общей хирургии, которые я уже получал. И я понял, что было бы неплохо узнать как можно больше о сосудистой хирургии: если совершать поездки в опасные места, придется иметь дело с большим количеством пулевых и осколочных ранений, и без знаний о том, как правильно зажать кровеносные сосуды, попросту не обойтись.
Вместе с тем я не мог просто бросить все и уехать. С 1985 по 1992 год мне предстоял нелегкий путь становления консультантом, и я понимал, что должен довести это дело до конца, прежде чем смогу насладиться свободой и следовать тому, что теперь считал своим призванием. Воспоминания о «Полях смерти» и искре, которую они во мне зажгли, по-прежнему не давали покоя, но я знал, что, если не стану ждать и сразу брошу все, чтобы отправиться работать за границу, не получу необходимую высокую квалификацию.
Я должен был ждать своего часа. Устроившись на исследовательскую должность в Ливерпуле, я позаботился о том, чтобы работа выполнялась в рекордные сроки. Затем стал старшим ординатором, после чего начался период интенсивной хирургической деятельности и подготовки. Теперь у меня было право обходить палаты, изучать пациентов и их историю болезни, чтобы выбирать только те операции, которые действительно хотел провести. Так я смог получить огромнейший опыт, расширив свои знания для предстоящей работы.
Наконец в 1992 году, через семь лет после того как стал членом Королевской коллегии хирургов, полный энтузиазма и идеалов, я получил должность консультанта в больнице Чаринг-Кросс в Лондоне. А ближе к концу 1993-го мне выпал первый шанс, и все началось.
3Добро пожаловать в Сараево
В ноябре 1993 года двое коллег из больницы Чаринг-Кросс вернулись из миссии волонтеров на Балканах, они были полны впечатлений. В рамках подготовки к работе за границей я уже прошел двухнедельный курс в британском Красном Кресте, чтобы получить аккредитацию в качестве волонтера. Когда я позвонил в Международный комитет Красного Креста (МККК), мне сообщили, что придется уехать на полгода, чем я очень подвел бы своих пациентов и коллег. Друзья-хирурги подсказали мне другой вариант. «Врачи без границ» предлагали более короткие поездки – даже всего на две-три недели. Врачи, которых они принимали в качестве волонтеров, могли сами решать, на сколько именно хотят ехать, поэтому я позвонил туда и договорился о собеседовании. Хоть и был теперь консультантом, я понимал, что могу загубить карьеру, уехав даже на две недели, но желание помочь стало уже непреодолимым.
Гражданская война в бывшей Югославии к тому времени бушевала уже два года. Вплоть до смерти своего «пожизненного президента» Иосипа Броза Тито в 1980 году Социалистическая Федеративная Республика Югославия, слепленная на фоне значительных этнических разногласий, шла по тонкой грани между плановой экономикой СССР и западным либерализмом. По большей части такая стратегия себя оправдывала, и союзные республики сербов, хорватов, боснийцев, словенцев, косовцев и других народов неплохо уживались между собой. Через годы после смерти Тито, однако, страна дала трещину – косовские албанцы потребовали независимости и вступили в столкновение с сербами.
Точка кипения была достигнута через два года после распада Советского Союза. В результате многопартийных выборов к власти пришли сепаратисты, четыре республики объявили независимость, и националистические разногласия вскоре переросли в открытую войну – сначала в Словении и Хорватии, а затем и на юге в Боснии и Герцеговине.
К концу 1993 года страна погрузилась в чудовищную гражданскую войну. Столица Боснии Сараево с мая 1992 года была осаждена армией боснийских сербов. Для многонационального, открытого внешнему миру города, который всего восемью годами ранее принимал зимние Олимпийские игры, осада стала беспрецедентной трагедией. И именно в Сараеве гражданская война из вооруженного конфликта превратилась в гуманитарную катастрофу. В городских больницах не хватало персонала, и ни в чем не повинные мирные жители взывали о помощи.
КАЖДЫЙ ВЕЧЕР, ПОТРЯСЕННЫЙ УЖАСОМ ПРОИСХОДЯЩЕГО, Я СМОТРЕЛ НОВОСТИ ИЗ САРАЕВА В СОСТОЯНИИ СИЛЬНЕЙШЕГО БЕСПОКОЙСТВА.
Я чувствовал, как колотится сердце и учащается дыхание. Я ощущал себя физически вовлеченным в происходящее. Подобная физиологическая реакция на события, происходящие где-то далеко, в стране, где я никогда не бывал, казалась мне очень странной, но этот огонь было уже не погасить. Я подумал о том, как отец с семьей сбежали после японского вторжения в Бирму, обо всех невзгодах, которые им пришлось пережить. И я вспомнил, какие эмоции вызвал у меня фильм «Поля смерти», то чувство призвания, которое он во мне зажег.
Может, это и был тот самый момент, то самое место, чтобы наконец ввязаться в эту столь долго планируемую мной авантюру?
Прямо перед Рождеством 1993 года я упаковал теплую одежду и спальный мешок и покинул свое уютное жилище в Хаммерсмите, чтобы сесть на самолет в Загреб, столицу Хорватии – недавно получившей независимость страны к северу от Боснии и Герцеговины. Я сразу же направился в офис «Врачей без границ», где встретил группу британских пластических хирургов и бельгийского сотрудника компании, который рассказал нам об организационных аспектах поездки.
Мы склонились над картой региона, в то время как снабженец «Врачей без границ» нарисовал на ней линию фронта вокруг Сараева – города, расположенного в довольно узкой долине в окружении холмов и гор, и сообщил нам, что сербская армия контролирует возвышенность на юге. Он объяснил, как пользоваться рациями, которые нам должны были выдать, и рассказал об используемой в радиосвязи терминологии – имея за плечами немалый опыт полетов, я уже был с ней прекрасно знаком. Между тем многое здесь казалось странным: нам говорили, когда и как надевать бронежилеты и каски, предупреждали об опасностях, с которыми предстоит столкнуться (было категорически запрещено передвигаться самостоятельно); все эти артиллерийские орудия всевозможных типов, которые использовались для атаки города, и различные виды причиняемых ими ран; эвакуационные процедуры; постоянная угроза со стороны снайперов. Все это казалось нереальным – мне попросту не верилось, что уже на следующий день я окажусь прямо посреди всего этого кошмара.