И мы начали неспеша вылазить наружу. Крепко пожавдруг-другу руки познакомившись, я приказал: — Это все хорошо, но торчать у всех на виду не будем. Давайте-ка добры молодцы, вон туда! — показал рукой напрвление и добавил: — нас там и с воздуха и с земли не увидят!
Доехавдо места, сразу распределил сектора наблюдения и открытия огня. У Якова был небольшой запас снарядови патронов.Оставивэкипажи дежурить втанках, мы вчетвером, я, Нечаев,Андрей и Яша устроились на раскинутом на траве брезенте.
Самое интересное, после первыхвостором началось, когда заговорил Доген.
— Я вчера после обеда вплен попал, но был там меньше суток.
Как только он это сказал, все замолчали, и внимательно начали на него смотреть. Яковспокойно продолжил:
— Наш заслон перед мостом разбомбили ближе к обеду. Еще с утра командир моей роты, — тут он кивнул на Андрея, — собрал уцелевших солдат и мы, имея два Т-28 и два Т-26, заняли оборону у моста рядом с рекой Усяжа.
— Как это мост РЯДОМ с рекой?
— Авот так. Усяжа втом месте подходит слева к мосту, а справа от него болото. Незнаю почему насыпь не продолжили, а построили мост, но это факт! — Андрей несколько раз кивнул, подтверждадая словаШохера.
— С самого утра сумели расстрелять мотоциклетную разведку немцев. Правда ротного тогда ранили и мы отправил его втыл. — Продержались мы почти до полудня, Т-28 сумели расстрелять на дамбе три немецких танка, но потом пару раз прилетели немецкие самолеты и от четырех танков остался только один Т-26, мой. Он был самый крайний и может поэтому нас не нашли. Когда очнулся, понял что нас осталось вживых только двое, и мы решили уходить.
— Кто еще уцелел? — поинтересовался Андрей.
— После того боя Коля Корзун. Оборона моста была личной инициативой нашего ротного, так что приказ мы не нарушили. Но мы тогда не знали, что немцы уже обошли нас. Похоронили кого нашли, сели в «двадцать шестой» и двинулись на восток.
—Почему не остались дальше обронять мост?
— А чем? Все отстреляли, до последней железки... В одном месте дорога круто поворачивала вправо, и только я миновал поворот, как столкнулся лоб в лоб с немецкой колонной. Немцы сначала тоже растерялись, но потом их замыкающийтяжелый танк с разгону ударил мою машину в борт, и она потерявгусенницусползла в кювет, но не перевернулась. Мы затихли. Через некоторое время слышим, они смеются и стучат чем-то железным по танку. И кричат : Рус Иванвыходи! Ну мы ивыбрались. Одновременно было и страшно и любопытно взглянуть на немцев вблизи. Обыкновенные люди, такие же, как и мы, только в другую форму одеты. Сытые, довольные, смеются. Они затащили нас вгрузовик и повезли на запад, анемецкая колонна двинулась дальше.
Приехали в небольшой городок, вЛогойск. Я здесь часто был до войны. Остановились около
двухэтажного здания местной школы. Здесь уже были немцы. Рядом находилась площадь, по которой немцы по кругу гоняли на нашем БТ-7. — тут он кивнул на бэтэшку. Замолчал, потом продолжил, — еще на площадистояли трехбашенный Т-28 и танкетка Т-27.Судя по тактическому знаку на «двадцатьвосьмом» — наш, номер не было видно — закопчен. На пинках нас подогнали к небольшой группе пленных,судя по петлицам — пехота. Потом подъехала легковая машин, из неевышел немец с каким-то тяжелымаппаратом. Потом догадался что это был немецкий кинооператор, который снимал фильм о победоносной германской армии.Он переговорил о чем-то с еще одним офицером, которыйподошелк нам и поинтересовался, кто может водить маленький танк. Так он назвал танкетку. Коля,он механик-водительвышел.Из всей роты, только мы вдвоем и остались. Немцы подвелиКолю, ктанкеткеи объяснили, что он должен ехать на ней.Он забрался в танкетку, завелся и тронулся, аза ним следом двинулся немецкий тяжелый танк, но он увеличил обороты и легко оторвалсяот танка. Кинооператору это не понравилось, оностановил съемкуи приказалКоле ехать медленней. Он вновь тронулся, но ехал уже гораздо тише и вскоре немецкий танк легко догнал его и ударил сзадив корму. Так повторилось несколько раз, покатанкетка несползла с дороги и неопрокинулась на бок.Танкеще толкнул ее, и она перевернулась, и тогда он наехал на нееи раздавил как скорлупку. Потом он в сторонеразвернулся и проехалпо уже раздавленной машине ещераз. Мы все слышали, как кричал Коля, а потом немец сдернул с плеча автомат и подбежал к танкетке.
— Ну с-с-суки! — Не выдержал Андрей.
— Так погиб Коля Корзун, лучший механик-водитель нашей роты. Теперь от нее остались ты ротный, да я…
— А дальше что было?
— Немецкий оператор, зная, что я танкист, подошел и спросил, сколько человек в экипаже стоящего на площади Т-28. Я объяснил, что шесть. Нас пленных оставалось семь человек, и немцы отобрали шестерых. Мы уже готовились к худшему, видя, что произошло с Костей, но немец пообещал нам, что сохранит наши жизни. Нас заставили забраться в танк, потом немцы облили его бензином и подожгли. Мы выскочили из него и подняли руки, а немец-кинооператор снимал нас.
После этих слов, у меня появилось понимание когда зародилась на западе традиция информационной войны. Ведь через полвека после окончания ВОВ, когда выживших ветеранов практически не останется в живых, то будущие поколения будут судить о ней, по таким вот постановочным и лживым роликам! И еще моя память извлекла из своих глубин, что в вермахте были специальные подразделения, которые и занимались главным образом такими вещами и назывались они ротами пропаганды.Вот пропагандоны! А ведь мы сейчас, как и в будущем отстаем от немцев в ведении этой самой информационной войны! Тем временем Яков продолжил свой рассказ:
— Потом он ещеснимал, как ездит и стреляет их тяжелый танк, а после нас загнали в школьный класс. Вшколе немцы решили устроить госпиталь.И вскоре к нейстали подходить немецкие машины и мотоциклы с ранеными и нас загнали в подвал кочегарки. Раненых было много, поэтомупришел немецкий солдат и отобрал шестерых самых крепких. Нас заставили таскать немецких раненых. Мы таскали немцев, и эта работа доставляла нам удовольствие. Мы поняли, что где-то наши оказывают упорное сопротивление. К ночи нас снова загнали в подвал, навесили замок и даже не выставили часовых. Они были уверены в своей скорой победе и считали, что у пленных даже и в мыслях не будет устраивать побег. Вверху подвала было отверстие для бункеровки угля. Но до него невозможно было дотянуться. Тогда мы стали перетаскивать в это место уголь, сваленный в углу подвала. Перетаскивали всю ночь, стараясь при этом не шуметь, а под утро я встал на эту кучуугля, а мне на плечи встал самый худенький боец. Он дотянулся до отверстия и смогвылезтинаружу, а уже через минуту открыл подвал.Прихватив пару ломов, которые немцы не додумались убрать из подвала, вышливо двор, но, куда идти, не знали. Стоял сильный туман. Я увидел стоящую около угла школынашу бэтэшку, на которой сегодня катались по площади немцы. Как я желал, чтобы она была с топливоми запустилась. Мы потихоньку пробрались к машине и я сел за еерычаги. Кто-то из ребятнеосторожно загремел и немецкий часовой, охранявший стоящие во дворе машины, насторожился и двинулся в нашу сторону к танку. Он только подошел к машине, как один из красноармейцевударил его ломом по голове. Нам повезло, немец был без каски и он без звука, мешком свалился на землю. Теперь нам нельзя было попадать немцам в руки. Нас однозначно ждал расстрел. Закинув его на моторное отделение и привязав по быстрому проволокой, что бы не свалился мы забрались в танк. Мои руки дрожали от нетерпения, когда я нажимал на стартер, и машина меня не подвела. Дизель заработал ровно и отпустив педаль главного фрикциона, ударил танком машину, стоявшую передо мной. По пути к выезду я раздавил ещё парочку мотоциклов. Немцы начали выскакивать из школы. Поднялась тревога. Но я придавил «газ» и машины растворилась в утреннем тумане. Погони за нами не было.
—Повезло вам, — высказался Андрей.
—Думаю, что не сразу обнаружив пропажу часового, немецкий командир решил замять это проишествие.
— Но все равно его хватятся, — возразил Мандрыкин.
— Конечно хватятся, но когда это вскроется, то перед командиром станет дилемма: если он доложит о пропаже солдата, то с него спросят почему сразу не доложил о проишествии и не оранизовал преследование. Так что замнут фрицы это дело, а солдата уже внесли в боевые потери за сегодня, — явно со знанием дела произннес дед Павел, — а как дальше было?
— Когда туман начал рассеиваться, мысвернули в лесок у дороги. Когда вылезли из танка, то обнаружили что немцы успели наненси на броню свою свастику. Думали сначала ее замазать, но в этот момент увидили как по дороге, с которой мы свернули в лес, движется колонна противника, и в ней пара таких же БТ со свастикой. Ну я и сменул, что так можно до своих добраться. Сняли гусеницы, поставили руль, форму с убитого нами немца одел один из пехотных...
— А документы его где?
— У меня. — Шохер достал из своего внутреннего кармана зольдбух, и передал мне. Ефрейтор был из 25-й танковго полка 7-й танковой дивизии.
— Ты продолжай, сынок... — Нечаевне давал Яше отклоняться от темы.
Как я понял, он сейчас проводил скрытый опрос или допрос, и его доброжелательность была толькомаской.
—Больше и рассказать особо нечего. Сплошной линии фронта нет. Почти никого и не встретили. Только километрах вдесяти отсюда столкнулись с немцами на трех мотоциклах...
—И??? — я аж шею чуть не оборвал.
Приблизительно столько немнцевушло со станции.
—Стрелять не стали, что б шум не поднимать. Передавил я их, как они Колю, и все дела...
У меня отлегло от сердца. Если это действительно были «наши» немцы, то их главные силы какое-то время будут в неведеньи. Даже если они уже обнаружили передавленных байкеров, то однозначный вывод о том, что станция не под их контролем сделать не смогут. И это гуд. У нас естьвремя для встречи «гостей».
— Нувот что ребятки, — произнес дед Павел, бодро вставая, совсем не по стариковски, — в пока эту срань уберите! — Он показал на свастику, — а мы тут пошепчемся с командиром...