Когда взошло солнце, Степан и его воины были уже в глубине леса. Для них это была родная стихия. Пленнику освободили ноги, и Кирьян повёл его на поводу со связанными руками. Наконец-то Степан счёл, что они в полной безопасности: ногайцам их не достать. Он остановился на небольшой поляне.
— Здесь и будем отдыхать до ночи, — сказал Степан.
Охотники — народ бывалый. Кто-то нашёл родник, кто-то завалил сухую ольху, наломал дров. У Ипата в сумке нашёлся чугунок — один на всех, — пшено, сало. На бездымный костерок поставили варить кулеш. Пока готовилась трапеза, Степан завёл «разговор» с пленником, но понял, что тот ни слова не понимает по-русски, к тому же никак не может избавиться от охватившего его страха за свою жизнь. Степан добивался ответа на единственный свой вопрос.
— Я Степан, Степан, — говорил он и тыкал пальцем себе в грудь. — А ты? — И тыкал в грудь ногайца.
И только повторив десятки раз одно и то же, Степан услышал в ответ:
— Чаудал. — И пленник ткнул себя пальцем в грудь.
Однако вскоре всё пошло на лад. Степан вспомнил, что ещё в Васильсурске научился немного говорить по-татарски. Знал он, что татары и ногаи легко понимают друг друга, и стал задавать Чаудалу простые вопросы:
— Ты князь? Или сын князя?
— Сын, — отвечал Чаудал.
— А как имя отца?
— Мой отец — князь племени Губенчаудал. Зовут его Губенчи.
— И где он? Может, пасёт овец?
Чаудал изменился на глазах. Из поверженного в страх он преобразился в гордого и надменного княжеского отпрыска.
— Он здесь. И если вы, гяуры, не отпустите меня, то завтра он снесёт с лица земли ваше городище!
— Спасибо, князь Чаудал, за откровенность. Но тебе-то какая разница, снесёт или не снесёт твой отец наш городок. Ты этого не узнаешь. Мы продадим тебя в рабство, как это делал твой отец с русскими.
— Вы не посмеете.
— Посмеем. За тебя много заплатят.
— Мой отец больше заплатит. Большой выкуп даст.
— А вот это деловой разговор. Завтра и поговорим с твоим отцом.
— Завтра будет поздно. Вам не понадобится выкуп.
Степан смотрел на Чаудала с презрением и жалостью. Презирал он его за надменность, жалел, как мальчишку, не познавшего жизни. И думал Степан в этот миг о том, что, ежели повести с отцом Чаудала умный разговор, он уйдёт от Мценска, получив сына. И возражал себе: уйдёт ли? Он не хозяин себе на поле брани. Над ним, поди, стоит крымский хан. К тому же если переговоры с ханом Губенчи будет вести из леса он, Степан, а не Даниил из крепости, то из этого ничего путного не выйдет. И выходило, что надо как можно быстрее доставить княжича в крепость. Но как это сделать? До наступления ночи и думать об этом было нечего. Опять-таки Степан предполагал и другое. В стане врага сегодня же узнают об исчезновении сына князя, найдут трупы телохранителей, и всё будет ясно само собой.
Так всё и было в орде. Едва князь Губенчи проснулся в шатре, как ему доложили, что его сын вечером ушёл в рощу и не вернулся. Разгневанный князь выбежал из шатра и послал свою личную сотню нукеров на поиски сына. Прошло совсем немного времени, и к шатру князя принесли трупы молодых воинов, сыновей мурз и дружков княжича. Князь Губенчи был убит горем — он потерял единственного сына — и, в ярости схватив плеть, стал избивать своих телохранителей. Они не защищались от ударов. Излив свой гнев, князь крикнул:
— Собрать мудрых!
Вскоре перед ним предстали пять старейшин родов, уже почтенного возраста мужей. Он сказал им:
— Гяуры украли моего сына Чаудала, убили двух ваших сыновей. Кто мне ответит, что делать?
Самый почтенный, с седой бородой мурза ответил:
— Великий князь ногаев, поднимай орду, мы возьмём крепость и найдём твоего сына.
— Всё ли готово, чтобы идти на приступ? — спросил князь.
— Мы готовы, — ответили четверо мужей.
— А ты что молчишь, Могата?
— Я тоже готов вести воинов. Но мы можем потерять многих, а сына твоего не найдём.
— Почему?
— Потому что его нет в крепости. Он где-нибудь за её стенами.
— Ты самый мудрый, Могата. Говори, что делать?
— Надо идти к гяурам на переговоры и обещать им всё, что угодно, если отдадут тебе сына.
— Ты же говоришь, что его там нет.
— Но он будет там. Отдадут Чаудала — не губи крепость, нет — поднимаемся на приступ.
Князь Губенчи задумался. Он знал, что в любом случае он должен уничтожить крепость, сжечь город, побить защитников. Так было решено на большом совете Крымской орды и ногайцев. И это возложено на него, князя Губенчи, союзника хана Девлет-Гирея.
— Ты всё знаешь, Могата, знаешь и то, что я не могу уйти от крепости, не разрушив её. Зачем же даёшь пустые советы?
— Великий князь, ты мудрее меня, поступи так, как велит Аллах. А мы, твои рабы, поможем тебе.
Князь Губенчи ушёл в шатёр. Его долго не было. Когда он вышел, лицо его было багровым, глаза наполнились кровью. Все ждали грозы. Но он сказал:
— Мудрый Могата, тебе идти на переговоры с гяурами. Моё слово будет последним.
Умудрённый жизнью мурза Могата понял по виду Губенчи одно: получит он сына от русских или не получит, крепость всё равно обречена, ибо знал Губенчи, как об этом знал и Могата, Девлет-Гирей измены не простит, даже если она проявлена во имя жизни сына.
Жизнь в это утро текла в крепости, как было принято: был молебен в храме, утренняя трапеза. Даниил и Иван обошли крепость сперва внизу, потом поднялись на стены, всматриваясь в округу, занятую ордынцами. Оба были немногословны и переживали за Степана и его охотников. Пока от них даже сорока на хвосте не принесла весточки. Но, дойдя до восточных ворот по настилу, глядя на дорогу, на которой два дня назад били ордынцев, они заметили трёх всадников с белым полотном на древке.
— Смотри-ка, воевода, гости жалуют, — сказал Пономарь.
— Так незваный гость хуже татарина, а ведь эти одно и то же. Что им надо? Неспроста появились, — рассудил Адашев.
— А вот сейчас и узнаем.
На дороге, заметив стоящих на стене, замахали полотном.
— Я зову их, — сказал Иван и ответно замахал рукой.
— Не стрелять, — приказал Даниил воинам, затаившимся рядом.
Всадники подскакали совсем близко. Воин средних лет с редкой бородкой, темноликий, снял шапку, поклонился и громко произнёс по-русски:
— Воеводы царя Ивана, отдайте князю Губенчи сына его Чаудала, и он не будет вас воевать.
— Плохо понял! Повтори, что сказал! — крикнул Даниил по-татарски.
Мурза Могата повторил по-татарски. Даниил глянул на Ивана.
— Вот это новость, Ванюша! Не иначе как Степанушка там хорошо погулял. Ай да молодец! И где он теперь, сердешный?
— Поди, в лесу затаился.
— Что же отвечать послам?
— Так ведомо нам, как с послами разговаривать. Проволочками надо время тянуть. Так нам нужно.
— Да-да, пока Степанушка не объявится! — зажёгся Даниил и крикнул послу: — Откуда вам ведомо, что он в крепости?
— Ведомо. В округе на сто вёрст нет других воинов, кроме ваших.
— Но мы не можем верить вам на слово. Отдадим княжича Чаудала, а вы полезете на стены.
— Слово князя Губенчи твёрже камня.
— Знаем мы ваше слово, — заметил Даниил и снова крикнул: — Стойте тут и не уходите! А мы посоветуемся.
— Мы будем ждать сколько нужно.
Даниил увлёк Ивана со стены вниз, зашёл в башню и сказал пушкарям:
— Следите за рощей. Ежели увидите там скопление воинов, стреляйте. — Сел на скамью у стены и позвал Ивана. — Находились уже, ноги гудят. Вот и опять спрашиваю тебя, Ванюша: что делать?
— Ты же знаешь, воевода, что Ногайская орда никогда не ходила в набеги на Русь одна, всё время то с казанцами, то с крымцами. И надо думать, что князёк Губенчи крепко зажат в кулаке Девлет-Гирея за какие-нибудь долги. Ежели Степан и впрямь добыл сына Губенчи и приведёт его благополучно в крепость, ещё можно будет подумать, как поторговаться с ордынцами. А пока…
— Что же пока?
— А ты скажи послам, что мы сегодня проведём большой совет с ратниками и завтра дадим ответ.
— Ты, Ванюша, голова. Это разумно. — Даниил похлопал Ивана по плечу, загорячился. — Ух, как мне охота узнать, что там у Степушки! Где он?
— Он бы сказал: ищи ветра в поле. Нам с тобой остаётся одно: ждать, надеяться и уповать на Бога.
— Будем уповать. А другого и не дано. — Даниил встал. — Идём, скажем посланцу Губенчи последнее слово.
Даниил и Иван посмотрели на пушкарей — у них всё было чинно — и покинули башню. Поднявшись на стену, Даниил окинул взглядом пространство за крепостью и заметил в роще скопление всадников. Подумал: «Отдадим или не отдадим княжича — мира не будет». Крикнул Могате:
— Посланец Губенчи, слушай!
Тот сидел на коне в прежней позе, застыв, словно каменный идол.
— Слушаю, — отозвался он.
— Возвращайся к своему князю и скажи, что завтра на закате солнца получит своего сына.
— Почему не сегодня? Покажите его мне.
Даниил рассердился, крикнул:
— Его кулаком ударили по голове, и он спит! Завтра вечером приходите. И везите выкуп: пять кибиток оружия.
— Ты жадный купец! — закричал Могата со злостью. Он знал, что Губенчи не выполнит эту просьбу.
— Товар слишком ценный, — ответил Даниил и добавил: — Конец переговорам! — Он ушёл со стены.
Иван остался на стене. Смотрел на посланца Губенчи, а тот продолжал стоять не шелохнувшись, словно ждал, когда откроются ворота и оттуда выйдет княжич.
Ногайский князь Губенчи был взбешён из-за того, что мурза Могата долго не возвращался.
— Чего хотят эти гяуры от меня? Я дам им столько золота, сколько весит мой сын! — кричал он, а потом грозился: — Но знайте, я вырву из вас это золото, даже если вы его проглотите!
Когда Могата вернулся, Губенчи налетел на него с кулаками.
— Ты продался гяурам! Почему так долго вёл переговоры?
Могата был гордый мурза, ответил спокойно:
— Великий князь, они не боятся нас. Они выдадут твоего сына только завтра вечером.