я под меч печенега и рванул к лесу, проходя открытые пространства пологой змейкой. Его заметили и воздух упруго встретил наконечники направленных в него стрел. Микулка кошкой прыгнул к ближайшим обломкам шатра, извернулся в воздухе и повалился на мягкие, пропахшие дымом шкуры. Он не успел принять устойчивое положение, как прямо перед ним возник из густого дыма озлобленный печенег, поднявший над головой тяжелую саблю. Микулка понял, что пришла его смерть, потому как был он в тот миг совершенно беспомощен даже меч не успел бы к себе подтянуть. Но жмуриться не стал, припомнив улыбку Заряна на мертвом лице. Пусть басурмане и его увидят таким же! Он рассмеялся прямо в лицо толстомордому печенегу и тут из груди врага вылетело острие тонкого, остро отточенного кола, паренек не стал разбираться, подтянул меч и рубанул широким лезвием выронившего саблю печенега. Он повалился как сноп, а за его спиной Микулка с удивлением увидел двенадцатилетнего мальчика в толстой полотняной рубахе и с длинным деревянным колом в руках.
– Ты кто?! – ничего не соображая спросил Микулка.
– Я сын Родомира, его печенеги убили. А тебя я знаю. Ты прошлым вечером Цветню от басурман спас. Я ее брат единородный, Совкой меня звать.
– Ну герой, спасибо тебе! От неминучей погибели меня спас. А где русичи?
– Да тут они все, ты как начал бить супостатов, даже бабы из леса вышли, а уж хлопцы и мужи язвленные подавно. Подобрали оружие, кто что нашел, теперь косят ворога на полуночной околе.
– А ты впереди всех? – улыбнулся Микулка.
– Почти. – серьезно ответил мальчишка, поднимая оброненную печенегом саблю.
– Удержишь оружие-то? Тяжела для тебя сабля!
– Ничего, сдюжу, чай не маленький уже. Я за батьку свого уже троих басурман уложил, но те все лучники. Лук я точно не натяну.
Микулка засунул меч в ножны и снял с плеча короткий печенежский лук.
– Так, воин, будешь мне спину прикрывать, а я маленько стрелами побалуюсь.
Он стал на одно колено, высунулся из-за прогоревшей шкуры, висевший на одной переломанной распорке и выпустил по отряду лучников три быстрых стрелы.
– Быстрее работай! – подогнал его Голос. – Не то русичи от стрел полягут.
В отряде подметили, откуда летит смерть на остриях стрел и перевели стрельбу с порядком поредевшего табуна на развалившийся шатер, за которым укрылись русичи.
– Беги назад! – крикнул Микулка Совке. – Если тебя подстрелят, я тебе все ухи обдеру!
– Вот и мамка так же… – надул губы мальчик. – Чуть что, сразу ухи…
В шкуру ударил целый град стрел, но расстояние не дало пробить им преграду навылет и молодой витязь, немного успокоившись, ответил еще тремя меткими выстрелами.
– Ладно… Ухи… – усмехнулся Микулка. – Коль такой храбрый, давай по сторонам гляди, видишь, обойти нас басурмане удумали.
Не опустел колчан и на половину, а печенежский отряд полностью потерял свою боевую способность, развалившись распластанными телами по всей ширине веси.
– Сзади прут! – предупредил Совка.
– Лешак их понеси! – ругнулся Микулка. – давай дуй направо, к горелому срубу, бревна все же надежнее, чем драная шкура.
Он бросил мальчику лук, а сам вытянул Кладенец и догнал Совку у самого сруба, бывшего когда-то стеной уютного дома.
На восточном небосклоне волчьим хвостом обозначился едва заметный свет будущего дня. Жители веси гнали остатки печенежской рати с севера, ворог ощетинился саблями, но отступал неумолимо, подставляя тыл двум притаившимся за срубом русичам. Стрелять с такого расстояния было уже невозможно и Микулка, выкрикнув грозный боевой клич, врубился в самую гущу отступающего воинства. Совка остался за срубом и лихо разил печенегов в спину, когда те, завязавшись биться с Микулкой, поворачивались к нему задом.
– Давай мне за спину и уходим к лесу, тут нам не сдюжить! – крикнул Микулка мальчику и стал прорубаться на север, разя печенегов тяжелым мечом. За ними оставалась настоящая просека из разрубленных тел, сабли и обломки копий торчали словно дивный кустарник. Совка бездумно махал за спиной кривой саблей, еле удерживая оружие двумя руками, но уцелевший враг больше думал о бегстве, чем о сражении и в спину не бил, бежал к морю. Правда и без ударов в спину, Микулке приходилось не сладко, как ни хорош он был в сече, а левое плечо уже кровило сабельным ударом, а юшка из рассеченной брови заливала глаза, мешая смотреть. Паренек понял, что быстро теряет силы, а если упадет, то мальчишку со злобы в клочья порубят.
– Ветероооок! – изо всех сил позвал он. – Ветерооооок!
Тут же послышался приближающийся топот, словно верный конь только и ждал, когда его кликнут. Ветерок скакал напрямик, проламывая грудью дрогнувшие ряды врагов, трещали под копытами вражьи головы, а конь, словно не замечая вокруг себя кровавой сумятицы, снова мчался вперед. Черный, едва заметный в предрассветном сумраке, грозный как Чернобог он подоспел как раз вовремя, потому как русичей уже окружили, а Совка никак не мог сдюжить с крепкими вояками, наседавшими со всех сторон. Ему рубанули по руке и сабля с лязгом грохнулась о земь, а Микулка запрыгнул на подскочившего коня, ухватил мальчишку за ворот и рывком посадил впереди себя, ударив в конские бока пятками.
Воздух рванулся на встречу, обдал предрассветной прохладой. Впереди уже виднелась толпа русичей, бившая басурман чем попало, а молодой витязь разил ворога с тыла, валил их мечом, словно поленья рубил. Печенежская рать дрогнула и оставляя за собой трупы без боя бросилась к морю, русичи сбавили ход и провожали бежавших гиканьем и непристойными выкриками.
Вокруг Микулки засуетились, дружески хлопали по ногам, к нему тянулись руки, помогая слезть с коня.
– Рано радуетесь! – помрачнев сказал паренек и снял с коня мальчика. – Эти так просто не уйдут, залижут раны, соберутся с духом и нападут снова. Выбить их надо под корень, чтоб и духу не осталось в этой долине.
– Да как мы их выбьем? – удивился здоровенный мужик, стирая текущую по лицу кровь. – Еле на ногах держимся, а все наше войско – дети да бабы.
– И то правда! – подхватила толпа. – Спасибо тебе, что помог, но разве мы воины? Пусть уходят! Так им задали, что теперь они вряд ли вернутся.
– Негоже так! – в запале воскликнул Микулка. – Сегодня не вернутся, завтра обождут, а потом?
– Верно кажешь… – произнес Голос. – Уничтожить их надобно всех до единого. И сил для этого особых не надо. Есть одна хитрость военная, для этих мест подходящая. Сухая полынь-трава стоит от южного конца веси до самого обрыва. Подпалить ее и печенегам конец. Только всем нужны луки, уцелевших добивать.
– Потом… – угрюмо обратился к Микулке окровавленный воин. – Тут незнамо что завтра будет, а ты на три дня вперед загадываешь. То одним Богам ведомо, что впереди будет. Уходит враг? Так пусть и катится к Ящеру!
– Так я и предлагаю отправить их прямиком к Ящеру! Справимся. Неужто вы сами в свои силы не верите? – усмехнулся паренек. – Вон, даже Совка малый не убоялся с печенегами биться, а вы добить их не хотите? Соромно! Кто может лук держать, за мной, остальных пусть потом стыд гложет.
Он засунул меч в ножны подхватил из догоравшего шатра пылающую распорку и расправив плечи двинулся к морю. Первым за ним пристроился Совка, вытянув откуда-то горящее полено, а следом двинулись еще трое мужей с луками. Постепенно от замершей толпы отделялись новые и новые люди, подбирали копья, луки, а кто оружия нести не мог, тащили огонь.
Микулка оглянулся украдкой и сердце его обдало радостной волной позабытой под Киевом гордости – позади него шли десятки людей с суровыми, решительными лицами, шли добивать окаянного ворога, изводившего их близких не один год.
Печенеги обогнули лес и стали уходить на запад, по дороге к ущелью.
– Вперед! – закричал Микулка, запрыгивая на спину Ветерку. – Там за лесом сухая трава по пояс, надо успеть запалить. А кто бежать не сможет, оставайтесь тут и как начнут басурмане вертаться, палите полынь-траву!
Он ударил коня ногами и нагнувшись к его сильной шее поскакал через неширокую полосу леса, а там и дальше, по траве в гору. Печенеги карабкались по пыльной тропе, пытаясь уйти в ущелье, но до цели им было еще ой как далеко.
Паренек размахнулся и забросил головню подальше, чтобы пламя перекрыло дорогу отступающим врагам, но те подметили и пустили в него стрелы. Одна сразу пробила левую руку чуть выше локтя, вторая сильно оцарапала правое плечо. Микулка, сморщась от боли развернул коня к лесу, подметив, что Совка с ребятней подпалили траву с другого конца, поскакал и тут же получил стрелу в спину, да так, что булат спереди вылез. Дышать стало трудно, но паренек держался на конской спине зная, что падать в траву нельзя – пламя своих и чужих не ведает.
Огненная лавина погнала печенегов обратно, но завидев горящую полынь они опешили и ринулись в море, прыгая прямо с обрыва. На Микулку уже никто не обращал внимания – враги спасались как могли, а русичи добивали их метая стрелы да копья. Ветерок влетел в лес, но паренек уже ничего не соображал, давясь идущей горлом кровью, он терял силы и медленно валился вниз. Страшный удар о землю разнес в щепы застрявшую в спине стрелу, разбрызгал по жухлым листьям горячую кровь, но на миг вернул молодому витязю ускользающий разум.
– Дива… Дивушка… – тихо прошептал он и потерял сознание.
15.
Пылающая трава подбрасывала пламя к светлеющим небесам, гудела, трещала пышущим жаром. Огонь бушевал, разъярился, подлизывал пожухлые ветви близких сосен. Но леса не трогал, словно боясь сунуться в это царство сырого сумрака.
На берегу затихал бой… Мало кто уцелел из орды кагана Кучука. Почти все остались водяному мужу на потеху, а кто выжил, ушли на запад морем, еле схоронясь в волнах от тяжких копий и колючих злых стрел. Когда солнце подняло над виднокраем свой румяный бок, стал возвращаться на привычное место табун, русичи со смехом и криками ловили напуганных лошадей, радуясь богатой добыче.