ришлось бы по душе то, что человека, которого он посылает в Херсонес с определенной целью, использовал в своих личных устремлениях мой хитроумный родственничек. Так что второе заклятье – приносящее забвение – было абсолютно необходимо.
Ио покусала прядку своих длинных волос, потом сказала:
– Но я же помню, как Латро и чернокожий нашли нас у места казни, за городом, и Латро тогда вовсе не пытался тебя убить!
– Нет, пытался, – возразил Эгесистрат. – Ты должна понять: Латро вообще не ведал, что творит. Он не строил никаких планов. Он просто должен был привести меня в дом, где был его меч, помочь мне сесть, убедиться, что я не ожидаю от него никакого подвоха, и выхватить меч…
– Но ты выбил у него меч костылем! Я помню! А Латро после этого выглядел так, словно его кто-то грубо разбудил.
– Это ты правильно подметила, – сказал Эгесистрат. – Зачарованный человек совершает поступки действительно как во сне, не отдавая себе в этом отчета. Кстати здесь есть две существенные тонкости – одна помогала моему родственничку, другая действовала как бы против него. Понимаете, очень трудно заставить человека действовать вопреки его собственной природе. Например, если б я наслал такое заклятье на тебя и велел тебе несильно ударить свою лошадь по морде, это было бы легко – в таком действии для тебя нет ничего внутренне неприемлемого, и ты бы подчинилась моему приказу. Но если бы я приказал тебе кого-то убить, все выглядело бы совсем иначе. Сомневаюсь, чтобы тебе когда-либо приходилось убивать.
– Никогда! – воскликнула Ио.
– Латро же был воином и, судя по вашим с чернокожим словам, служил Великому Царю, когда его войско явилось из Фессалии. Вполне вероятно, что он убил немало сынов Эллады; я был бы всего лишь еще одним.
– Так что явилось "противоядием" его заклятью? – спросил я. – Скажи скорей!
– Lingua tua «твой язык (лат.)», – отвечал Эгесистрат на том языке, которым я пользуюсь, когда пишу свой дневник. – Тизамен не знал твоего языка, и ему пришлось творить заклятья на чужом для тебя языке, так что даже удивительно, что ему все же удалось добиться несомненного успеха. – Он немного помолчал и продолжил:
– Обдумав все, что мне известно на сей предмет, и посоветовавшись с одним своим другом – он скрывался в Сесте, и никому не говорите об этом человеке, прошу вас! – я вернулся с намерением по возможности снять это заклятье. И увидел Латро, когда тот был занят своей книгой. Меча при нем не было, но рядом лежал нож с костяной ручкой, которым он затачивает свой стиль, и едва я попытался снять заклятье Тизамена, как он ударил меня этим ножом. – Эгесистрат коснулся своего бока. – Рана еще не совсем зажила, и вряд ли я когда-нибудь смогу забыть о ней. Однако продолжим. Поняв, что положение становится опасным, я тоже сотворил кое-какие заклятия; в частности, постарался заставить его забыть о моей деревянной ноге. Но вы сами знаете, каков был результат.
– Нет, – сказала Ио. – Я не знаю. А что случилось?
– Значит, ты не слышала нашего недавнего разговора с Латро? Он пересказал свой разговор с Клетоном, купцом из Аргоса, которого нашел в Кобрисе, и упомянул мое имя, а Клетон, ничего не подозревая, назвал меня "человеком с деревянной стопой".
– Да-да, – кивнул я, – эти слова еще заставили меня вернуться и снова попытаться тебя убить. А про Эобаза я совсем забыл.
– Вот именно. Но есть в мире силы куда более могущественные, чем мой родственничек-мерзавец, и они оберегают меня, а может, оберегают и Латро тоже, ибо, если бы ты, Латро, все-таки убил меня, скорее всего, либо амазонки, либо чернокожий убили бы и тебя самого: редко кто способен простить даже лучшего своего друга, когда тот убивает спящего товарища.
Как я уже сказал, у меня есть определенные способы уберечь себя, а возможно, и один из богов, которых я просил о защите, сам вмешался, желая спасти меня.
– Так, может, твои заклятья спасут завтра и всех нас? – спросила Ио.
Видя, как она напугана, я прижал ее к себе и попытался успокоить тем, что погибнуть в бою могут только те, кто будет сражаться, ее же, самое худшее, может ожидать участь служанки, подметающей пол в богатом фракийском доме.
Глава 14В ПЕЩЕРЕ МАТЕРИ БОГОВ
Я пишу при свете жертвенного костра. Здесь запасено много кедровых дров, да и сам костер еще не совсем догорел – видимо, после жертвоприношения. Ио нашла дрова, а мы изо всех сил раздували огонь. Трех амазонок уже нет с нами, а еще две тяжело ранены. Чернокожий ранен копьем в щеку; Эгесистрат сейчас зашивает рану. И никто не знает, что сталось с Элатой.
Снаружи моросит дождь.
Я только что перечитал записанное до заката солнца – к этому следует многое добавить. Вернулся Клетон. Эгесистрат, Иппофода, чернокожий, Ио и я собрались вокруг него, и он поведал нам о том предсказании.
– Я отправился во дворец, желая повидать царя Котиса, – начал он. – Я много раз совершал по его поручению торговые сделки, очень для него прибыльные, и, по-моему, имею при дворе кое-какое влияние. Мне пришлось довольно долго ждать, но в конце концов меня все же допустили к нему.
Он сидел у стола с тремя высокородными фракийцами; перед ним стоял его лучший золотой ритон[26]. Они не просто пьют из них вино – это еще и символ их власти, если вы не знаете. Если вам подают ритон, вы обязаны выпить его до дна. Ну, я сразу увидел, что Котис выпил уже немало, что для него не совсем обычно. Все варвары пьют много, но Котис старается дольше остальных оставаться трезвым. Лучший способ убедить этого царя (это мой личный опыт!) – сообщить ему, что возникла некая серьезная проблема, и предложить свои услуги для ее разрешения. Так я и сделал. Мне известно, сказал я, что он держит вас (я сказал «этих варваров» – варварам всегда нужно говорить, что варвары не они, а другие) за городом, но кто знает, как поведут себя его сограждане, если начнется настоящая схватка. К тому же, прибавил я, некоторые из вас – мои соплеменники, а мои соплеменники только что разбили армию Великого Царя, прогнав всех его мидийцев, и очень похоже, что их войско вот-вот появится у границ Фракии.
Я сказал затем, что уже общался с вами, – всегда ведь лучше предупредить наушников, которые передадут сплетни о тебе, – узнав, что вы купцы, почему и запряг в повозку лучших своих мулов и поехал в лагерь, желая предложить вам кое-какие товары. Я также отметил, что Эгбео – отличный воин (Эгбео командует вашими стражами, понимаете? Я его подкупил – стоило это недорого, – и мне не хотелось, чтобы у него были неприятности).
Потом я якобы выяснил, что вы вовсе не купцы, а паломники, посланцы Афин. Про Афины Котису хорошо известно; для него Афины и Аргос – самые крупные торговые партнеры. И я посоветовал ему поскорее покончить с этим делом к обоюдному удовлетворению, чтобы потом не было неприятностей, так что, если он прикажет своим людям слушаться меня, я постараюсь все для него уладить.
Он улыбнулся и сказал: "Когда взойдет луна". И все воины вокруг тут же принялись вопить: "Гей! Гей!" Тут-то я и понял: что-то затевается, и сказал, что лучше бы все начать сразу после полудня. Но он покачал головой и говорит: "Клетон, друг мой, не стоит тебе сегодня беспокоиться. Поедешь и все уладишь завтра, получив на то мое разрешение". Я поклонился ему три раза и вышел, сказав, что счастлив служить ему. Сел в повозку, доехал до храма Плейстора и сказал, что хочу видеть Эобаза. Верховным жрецом этого храма является сам Котис, но там есть и другие жрецы, я хорошо знаю двоих, и, когда я сказал, что приехал прямо из дворца и мне нужно договориться насчет завтрашнего дня, мне тут же позволили переговорить с Эобазом.
Кто-нибудь из вас видел этот храм? – Мы сказали, что никто. – Вы только не думайте, что это такое же прекрасное мраморное здание, как у нас в Элладе.
Храм довольно большой, но построен из местного камня – известняка, скорее всего – и довольно узкий, потому что люди в здешних местах опасаются класть длинные балки. Вход расположен в торце. Там есть зал, где самые знатные могут укрыться в плохую погоду. В зале – алтарь и тому подобное, а еще – огромная деревянная статуя. Позади нее висит прекрасный занавес, который я привез для них из Сидона. Женщины из здешних знатных семейств вышили на нем изображение бога: он скачет верхом на коне, рядом бежит его ручной лев, в одной руке Арес держит копье, а в другой – рог для вина. Они хотели еще в нижнем углу изобразить Залмокса[27] в обличье кабана, но там уже места не осталось, да и все равно Залмокса закрывала бы статуя.
Так что я посоветовал им вышить только его передние копыта, а голова…
Эгесистрат прервал его, подняв руку:
– Так, значит, ты смог поговорить с Эобазом?
Клетон кивнул:
– Они держат его в задней комнате. Там есть окно, но очень маленькое, не пролезть, да еще в оконный проем вделана пара железных прутьев. Котис, по-моему, собирается его в жертву принести.
Не думаю, чтобы Эгесистрата легко было удивить, но тут он удивился.
Даже глазами захлопал. Иппофода коснулась его плеча, и он перевел ей слова Клетона, правда, очень коротко. Я сказал Клетону, что и не знал, что здешнее население совершает человеческие жертвоприношения.
– Только цари, – отвечал он с важным видом, заложив руки за спину и выпятив грудь. – Царям не к лицу приносить такие же жертвы, какие приносит простой люд, поэтому все остальные – и простолюдины, и высокородные – приносят в жертву животных, как и в наших краях, а цари – людей. Обычно это пленники, которых захватывают во время набегов. Вам надо помнить, что здешний царь не простой человек. Он ведет свой род от Терея[28] – многие его предки носили то же имя, а первый Терей был сыном самого Плейстора. А Плейстор – сын Котито, или Котис, так они называют нашу Рею