Эрван Гвент. Дневник.
…Лоэ прав – зря я спросил. Что мне, боцмана мало? А тут… И перепугался до одури, и не понял ничего: Кромм, фоморы, магия севера… А я тут при чем? Неужели из-за какой-то неведомой дряни на меня и впрямь могут – как бы это поаккуратнее… – обратить внимание?
Вот пишу сейчас и знаю: да. Не понимаю, а чую нутром – разница важная. Когда начинаю думать об этом обо всем… То холодом по спине протянет, то голова закружится… А иногда съёжиться охота – будто сзади смотрит кто.
Эх, доктор, может, и впрямь было лучше… того? И все проблемы – разом?
То-то боцман будет счастлив… Нет уж, обойдётся!
Главное, не торопиться. Разложить все по полочкам и не наделать глупостей, как тогда – с Одноухим.
Итак: про магию, страх и прочее – забыть! Хоть на время. Сейчас моя головная боль – Бастиан. С него и начну.
Эх, не знаете вы меня, милейший боцман! И скоро в этом убедитесь.
Обещаю.
Глава 3
«Горностай». Судовой журнал.
…два дня до летнего солнцеворота, по римскому счислению – девятнадцатое июня. На рассвете судно встало на якорь возле острова Керуак. Цель – перетяжка такелажа, забор пресной воды. Происшествий нет. Больных, раненых нет.
– Навались! Хэй-о-хэй!
Дружный взмах – лопасти вспенили воду, но перегруженный ялик сдвинулся едва на фут. Возле планшира угрожающе заплескалась вода.
– Полегче, дурни! Зальёт! Хэй-о-хэй!
Эрван стиснул зубы. Хрипя от натуги, потянул тяжёлое весло – спина отозвалась болью. До «Горностая» оставалось всего ничего. Сто футов. Сто взмахов.
– Хэй-о-хэй!
Третий рейс. Последний на сегодня. Дотянуть до судна, перекидать на палубу оставшиеся бочки… Обратно порожняком. Уже легче.
Перед глазами – грубая рубаха переднего гребца. Ткань в тёмных пятнах пота то обвисает складками, то натягивается так, что вылезают нитки из швов.
– Хэй-о-хэй!
Солнце… Зараза… А зимой в Морском Ключе тосковал по нему… Идиот. Висит сейчас в зените, жарит… Как будто над башкой костёр развели, вот-вот угли за шиворот посыплются…
Головная повязка высохла, едва успели от берега отойти. Сейчас бы в море обмакнуть – вот оно, рядом, только руку протяни…
– Хэй-о-хэй!
Пить… Анкерками вся лодка уставлена, повернуться негде. Выбить бы крышку, окунуть голову в родниковую воду… Её ж ледяной набирали, наверняка не успела согреться…
– Хэй-о-хэй! Хэй-о-хэй! Хэй-о-хэй!!!
Глухой стук. На лодку падает тень от борта. Справились!
– Вот ведь… Не могли ближе якорь бросить? – прохрипел кто-то.
– Гоэл, ты, что ль? До старости дожил, а глупей Яника! Да из-за вас, дурачья, капитан и так рискует: не успеем до отлива, ляжем на борт, зароемся в песочек… Может, ты потом судно с мели снимешь? А мы посмотрим.
Бастиан обвёл матросов презрительным взглядом.
– Ладно, малахольные! Валяйтесь пока. Без вас управлюсь.
Он проворно завёл тали под бочонок.
– Первый пошёл!
Несмотря на усталость, Эрван был ошарашен силой Бастиана. Под восхищённый шёпот матросов тот управлялся с тяжеленными бочками как с игрушками: казалось, захоти он только – и начнёт ими жонглировать.
«Ну и как с ним драться? – посетила тоскливая мысль. – Я к вечеру на ногах-то стоять не смогу. А этому медведю все нипочём».
Эрван почувствовал, как его осторожно дёргают за рукав.
Яник, само собой… Кто ж ещё. Перебрался с соседней банки. Вот неймётся человеку!
Яник слегка повёл головой в сторону Бастиана. Вопрошающе изогнул бровь.
Эрван едва заметно пожал плечами.
Что тут скажешь?
Яник подсел вплотную. Наклонился к уху Эрвана, прошептал озираясь, будто заправский заговорщик:
– На! Стянул у Жорда. Тебе понадобятся силы.
В ладонь Эрвана ткнулось что-то бесформенное и тёплое.
– Ешь давай! Пока Баст не видит.
Солонина! На солнцепёке! Удружил, ничего не скажешь. И ведь старается парень, хочет как лучше… В очередной раз Эрван пожалел, что дал слабину и посвятил Яника в свои планы. Но с другой стороны, Эрван не представлял себе, как бы справился иначе: Яник, выросший на корабле, оказался бесценным источником информации, знал все ходы и выходы, а самое главное – бескорыстно готов был помочь в любых начинаниях, хоть и боялся до одури. Эрван, готовый вступить в схватку с могучим противником, казался ему героем, а романтический ореол прошлого только дополнял образ. Эрвану неудобно было находиться в центре детского обожания, он честно старался держаться в тени – бесполезно. Любые слова и поступки Яник трактовал в его пользу: желание отмолчаться считал благородной сдержанностью, а попытки уйти от рассказов о прошлом – скромностью истинного героя. Не избалованный вниманием, страдающий от недостатка новых впечатлений, Яник старался держаться поближе и беспрестанно донимал расспросами. Когда же Эрван после очередной схватки с боцманом, шипя от боли, отлёживался в гамаке, Яник спускался в трюм с каким-нибудь съедобным гостинцем. В эти минуты он изо всех сил старался молчать – иногда это даже ему удавалось.
Была у неожиданно сложившейся дружбы с Яником и оборотная сторона, которую Эрван разглядел не сразу. Впервые в жизни он столкнулся с человеком, который так искренне и безоглядно в него поверил. В глазах Яника он был героем – значит, должен им стать. Вывод был не особенно логичным, но Эрван чувствовал – здесь не место логике. Он не мог предать ожидания парня, и все тут!
Так Яник, сам того не ведая, отнял у него последнюю возможность выбора – теперь Эрван просто обязан был победить.
Он кое-как прожевал жилистый кусок и даже нашёл силы благодарно кивнуть.
– Подъем!
Матросы оживились. Хотя греблей все были сыты по горло, надежда добраться наконец до желанного берега и как следует отдохнуть согревала души.
– Ну что, боцман, всё? На лагуну?
Бастиан отрывисто хохотнул.
– Почти. Осталось маленький крюк сделать. А ну, заводи под бушприт!
Гребцы послушно сели на весла. Несколько взмахов – и ял пристроился рядом с клюзом «Горностая». Сверху донёсся противный скрип: якорный канат натянулся и пошёл вверх.
– Тьфу ты пропасть! – Сидящий перед Эрваном пожилой моряк сплюнул в воду. – Верповать будем.
Послышался глухой ропот пополам с проклятиями.
– Всем цыц! Под парусами от берега не отойти – штиль. Значит, только на нас надежда. И носы выше: тут всего с полмили. С якорем я сам управлюсь, ваше дело вёсла. И радуйтесь, что вы здесь, а не на палубе, – тем-то вокруг шпиля топать и топать!
Гребцы подобрались, расправили плечи. Послышались сдавленные смешки: мысль, что кому-то может быть ещё хуже, подействовала на людей ободряюще.
Тем временем из воды показался якорь. Бастиан сноровисто принял его и уложил на днище. Лодка разом осела, словно её опять загрузили бочками.
Эрван поплевал на ладони.
Так, длина якорного каната – триста футов… Если боцман не соврал, верповать с полмили. М-да… Принять якорь, отвезти якорь, бросить якорь, потом болтаться на солнцепёке, пока судно подтянут к якорю. Потом опять поднять якорь, перевезти якорь… И так раз девять-десять. А ещё до берега как-то добираться…
– Трави помалу!
Канат ослаб.
– Ну, навались, ребята! Веселей!
Взмах весел. Бурунчики за кормой.
– Хэй-о-хэй!
До лагеря они не дотянули: рухнули прямо на прибрежный песок, не обращая внимания на мелкие осколки ракушек. Эрван лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел на вечерний небосвод. Прямо над ним он на глазах приобрёл густо-фиолетовый оттенок, затем почернел и покрылся мерцающими бусинами звёзд. На западе от острова, над открытым океаном взошла луна: и хоть само светило закрывали горы, свет её проложил серебряную дорогу по тёмному зеркалу лагуны.
«Красиво… – Эрван повернулся набок, приподнялся было на локте – и ругнулся вполголоса: что-то острое царапнуло голую кожу, – …но неудобно».
Он снова растянулся пластом.
Издали доносились возбуждённые голоса: у воды копошились моряки, разбирая оставленную отливом добычу. Возле кромки леса зажгли костёр, треск поленьев был хорошо слышен в тихом воздухе – там истосковавшиеся по горячей пище матросы готовились запекать лангустов.
Эрван больше не шевелился – просто лежал и смотрел на южные звезды. Большие, яркие, влажно мерцающие в ночи, они мало походили на привычные звезды над Хребтом – те светили холодно и строго. И само небо, чернее угля, почти не напоминало северное. И всё-таки… Созвездия остались теми же, и Эрван без труда узнал очертания Лучника, Прялки, Друида, Небесной Колесницы…
Он улыбнулся. Глубоко вздохнул, устроился поудобнее. Звёзды дружелюбно подмигивали, с моря наконец потянул вечерний бриз. Проваливаясь в дрёму, Эрван чувствовал, как тёплый прибрежный песок мягко качается под ним, словно палуба.
Все было хорошо.
Он проснулся от громких криков. Матросы помоложе, словно дети, плескались в полосе прибоя. Некоторые остались у кострища и неторопливо завтракали вчерашней копчёной рыбой, от души, будто впрок, запивая её родниковой водой. Многие, подобно Эрвану, просто лежали на песке.
Подбежал запыхавшийся Яник, плюхнулся рядом. Наклонился к самому уху Эрвана, обдал горячим дыханием. Зашептал возбуждённо:
– Только что узнал! Уже скоро! Эрле у костра болтал, знаешь его? Ну рыжий такой, тощий, ухо рваное и гундосит все время. Так вот, сегодня ночью он слышал, как доктор с Бастом шушукались! Знаешь, что боцман удумал?!
Яник сделал паузу, кое-как перевёл дух. Наконец, глядя на Эрвана округлившимися глазами, выпалил:
– Оружие будет настоящее! Точно-точно! Я и сам поутру кое-что успел подслушать – пока не прогнали в шею. Лоэ говорит: мол, думай, что делаешь, – мне после тебя людей штопать неохота! А боцман в ответ: хочу посмотреть, кто на что способен – без всяких скидок и прочего!
Ну, Лоэ давай его уговаривать, а тот ни в какую. Под конец Лоэ аж вспылил. Глянул так исподлобья, как он умеет, усмехнулся и говорит: смотри, мол, Баст – сам не нарвись! Во как! А потом меня прогнали, вот…