Кинулись к тебе, хотели в чувство привести, да без толку: дышать вроде дышишь, а глаз не открываешь. Ну Лоэ и сказал: пусть, мол, вылёживается…
Такие дела. Ну давай, рассказывай – что было-то? С чего он вдруг ожил? И почему на корабль тебя вернул – подружились, что ли?
– Отстань от него, Яник.
Голос капитана прозвучал справа, из-за плотной стены спин. Бастиан щёлкнул пальцами – и матросы поспешно расступились. Эрван посмотрел на капитана – тот выглядел как всегда: обычный потрёпанный плащ снова висел мешком, седые волосы торчали в разные стороны, на лице застыло безмятежное, слегка отсутствующее выражение.
Салаун подошёл к Эрвану вплотную, присел на корточки. Внимательно посмотрел в глаза: Эрван удивился странному сочетанию пронзительного взгляда и лёгкой улыбки.
Капитан обернулся к остальным:
– Гвент заглянул спруту в глаза и остался жив. Мало кто может этим похвастаться. Сохранил ли он рассудок? Что ж… Посмотрим.
Он снова посмотрел на Эрвана: долго, испытующе… Затем шепнул, так, что Эрван еле расслышал:
– Земля близко?
Эрван уверенно кивнул:
– Да. К западу дно повышается. Мы прошли глубину.
– Уверен? – Капитан продолжал сверлить Эрвана взглядом.
Эрван кивнул без тени сомнения:
– Я знаю. Я видел.
Эрван Гвент. Дневник.
…как от зачумлённого. Смотрят во все глаза, а когда я подхожу близко, шарахаются в стороны. Ни шуток, ни подначек, ни обычного человеческого участия – в конце концов, я едва от смерти спасся! Нет, ничего… Даже Бастиан смотрит настороженно, словно боится – вдруг у меня ночью клыки вырастут! Сначала я думал, что слова капитана так подействовали: боятся, мол, что вот-вот рассудок потеряю. Если б не Лоэ, так дальше и думал бы.
А доктор лишнего болтать не стал: пожал плечами да сунул в руки зеркало – гляди, мол!
Я посмотрел: на меня сквозь полированное серебро уставились глаза чужака: зелёные, как здешний океан. И зрачки… вроде чёрные, обычные на первый взгляд, а присмотришься – две зияющие скважины, сквозь которые смотрит глубина. Тёмная, влажная… разумная и живая.
И тут меня осенило: точно такие глаза у Салауна – вроде человеческие, а вроде и не глаза – дыры, а за ними – нечто…
Не могу объяснить, не могу описать точнее: да и неважно это сейчас.
Может, я и впрямь потихоньку схожу с ума? Сохраню ли я рассудок? Не знаю. И вот что странно – даже не стремлюсь узнать. Любопытство, страх, голод и жажда – всё исчезло.
Стоит закрыть глаза, и я возвращаюсь на глубину – туда, где в уютной, ласковой темноте скользит спрут. Я знаю, чувствую: он сейчас думает о нас: неуклюжих моллюсках, плывущих неведомо куда в хрупкой раковине. Может, он видит поверхность моими глазами? Интересно, что теперь для него свет, воздух, ветер? Ощущает ли он, что прикоснулся к иному миру? Обогатило ли его это прикосновение? Изменило ли?
Мне кажется – да.
Я чувствую его недоумение, радость и ещё… благодарность. Знаю, он считает меня спасителем, думает, что я растормошил его, не дал замкнуться в предсмертной апатии… Нет. Все сложнее. И проще: мы спасли друг друга. Я не могу объяснить, как… но это и неважно. Главное, я абсолютно уверен – так было. Связь двух сознаний, возникшую на грани жизни и смерти, нелегко объяснить… да и нужно ли? Главное – разорвать невозможно.
Спасибо!
Благодаря тебе океан никогда больше не покажется опасной пустыней. Память о мягких объятиях глубины останется со мной до смерти.
И после неё! Я не боюсь больше: если мне суждено погибнуть в море – пусть. Плоть моя станет плотью других, а кости упокоятся в морском снеге абиссали – мягком и нежном, словно пух.
Можно ли желать лучшего?
Удачи тебе во всем, побратим!
Глава 11
«Горностай». Судовой журнал.
День святой Гвенн, по римскому исчислению – 1 сентября. Ветер северо-восточный, средней силы. Волнение слабое. Состояние рангоута, такелажа нормальное. Больных нет, раненых нет.
Сегодня на рассвете океан приобрёл обычный цвет. Над водой были замечены птицы.
Вверенное мне судно преодолело глубину.
– Гвент!
– Триста футов, капитан!
– Отлично: лот на борт.
Салаун поёжился, запахнул плащ: порывы северного ветра пузырём надули полы, растрепали седые волосы, заставили прищуриться – Эрвану показалось, что он разглядел слёзы на впалых щеках.
С чего бы? Хотя… может, и впрямь – от ветра…
На матросов капитан не смотрел: взгляд его был устремлён на запад, к нагромождению угрюмых туч.
– Тянем, что ли? – Конюх с неодобрением хмыкнул. – Поставят сейчас паруса – чёрта с два вытащим!
Эрван молча встал у борта, обеими руками сжал узел на мокрой верёвке: за ним вереницей построились Конюх, Эрле и Дениэль. Рядом суетился Яник, норовя ухватиться за свободный конец.
Дениэль зашипел, выругался тихо, но яростно.
– Смотри, куда ноги ставишь, малой!
Он попытался ухватить Яника за ухо: тот увернулся, отбежал на пару шагов – от греха подальше. Заливисто рассмеялся:
– Руки коротки, дядя Дэн! Хочешь догнать? Ну давай!
От предвкушения забавы он мячиком запрыгал на месте.
– Хватит! – одёрнул его Эрван. – Тоже мне, игру выдумал! Заняться нечем?
Яник с обидой глянул на Эрвана – губы задрожали, на щеках выступили пунцовые пятна. Затем тряхнул головой. Повернулся, бросил через плечо:
– Не очень-то и надо! – и удалился вразвалочку, залихватски насвистывая.
Эрван покачал головой, бросил косой взгляд на остальных: их лица не сулили Янику ничего хорошего.
«Сам же нарывается, дурень! Ясное дело: скучно ему, тяжело… Океану конца-края нет, заняться толком нечем… А того не понимает, что остальным не легче. Тронь сейчас кого, даже не тронь, а так: словом, взглядом задень… Такое начнётся! А этот молокосос на рожон лезет…»
Эрван с лёгким удивлением понял, что беспокоится о судьбе судна больше по обязанности: раньше при малейших признаках грозы он бы кинулся к Бастиану – обсуждать, решать, действовать… А сейчас и мысли такой не возникло – пусть идёт как идёт.
Приказали измерить глубину – и ладно, и пускай…
– Давай, ребята! На раз-два-три – взяли!
Бечева не желала поддаваться: мокрая, отяжелевшая, она струной уходила под воду, норовя вырваться из рук, изранить ладони, ускользнуть обратно в море, сведя все усилия на нет…
– Раз-два-три – взяли!
«Спасибо, что не каждый день такая радость…»
– Раз-два-три – взяли!
«Триста футов – триста узлов…»
– Раз-два-три – взяли!
«Через каждые десять футов – красная ленточка, через каждые сто – свинцовое грузило… Да где же оно? Неужели и сотни не вытянули?»
– Раз-два-три – взяли!
«Ага! Первая сотня есть!
Двести футов, двести перехватов – почему тяжело так? Верёвки ж меньше становится…»
– Раз-два-три – взяли!
«Им легче, они просто тянут, а я ещё командовать должен… Какого ж меня угораздило помощником стать? Ну давай, парень, давай – чуть-чуть и…»
– Раз-два-три – взяли!
Конюх пристроился у борта, мрачно разглядывая волдыри на покрасневших ладонях. Дениэль и Эрле вяло препирались, растянувшись на мокрой палубе, – спорили, кому сматывать лот.
«Надо бы Эрле приказать: он вроде устал меньше…» – лениво подумал Эрван.
Он открыл было рот, но передумал: махнул рукой и отвернулся. Звуки перебранки раздражали, беспокоили – но не настолько, чтобы преодолеть охватившее Эрвана безразличие.
Он смотрел на череду невысоких волн, увенчанных гроздьями светло-бежевой пены, на горизонт, где в туманной дымке смыкались небо и море, на катящиеся по небу тучи – тёмные и плотные, как валуны…
Ледяной ветер кинжалом полоснул по мокрой коже. Эрван зябко поёжился, с тоской глядя в воду, приветливо журчащую у борта.
«Сейчас бы искупаться… А ещё лучше – нырнуть. Поглубже. И не выныривать».
– Хм. На рассвете было пятьсот, – Бастиан подошёл неслышно. Встал рядом. – Неужели земля близко?
Эрван равнодушно пожал плечами:
– Необязательно. Если бы мерили за пару склянок до того, глубина была б ещё меньше – сто пятьдесят. А впереди, милях в трёх – глубокий участок, тысяча футов примерно. Дальше опять мелководье… Дно под нами очень сильно изрезано, сплошные расселины и складки.
Бастиан посмотрел на него с недоверием и опаской:
– А ты откуда знаешь?
Эрван по-прежнему смотрел на океан.
Долгое, тягостное молчание.
– Знаю, – наконец ответил он. – Что-то вижу, о чём-то догадываюсь, – серединка на половинку: вроде и с палубы смотрю, а вроде снизу.
Он закрыл глаза. Продолжил размеренно и почти напевно:
– Вот жмурюсь сейчас и вижу киль «Горностая» – влажный, почерневший, облепленный водорослями и ракушками… Не могу объяснить точнее.
Бубнёж матросов разом прекратился – словно им кляпы засунули.
Эрван открыл глаза, обернулся: Конюх, Эрле и Дениэль глядели на него с недоумением и ужасом – словно боялись, что у него вот-вот жабры вырастут. А то и чего похуже.
Тяжёлая рука легла на плечо.
– Слушай, парень: тебе помощь не нужна? Я серьёзно: сходил бы ты к Лоэ – самому же спокойней будет! – Бастиан старался говорить весело и непринуждённо, однако Эрван расслышал в голосе боцмана напряжённость.
«Ага, мне… Сказал бы уж сразу – всем остальным! Ясное дело: еды в обрез, кругом океан без края, все всех достали хуже некуда – а тут ещё и сумасшедший на борту… Надоели!»
Эрван угрюмо помотал головой:
– А зачем? Физически я здоров – даже синяки зажили. А что до головы… Вряд ли тут доктор поможет. Нет, не хочу.
– А зря. Очень зря, молодой человек.
Эрван и ухом не повёл: не то успел привыкнуть к внезапным появлениям доктора, не то осточертело все…
Тычок в спину, болезненный и резкий:
– Дуй. Видишь, Лоэ сам за тобой, дураком, явился? Не заставляй ждать.
Эрван устало переводил взгляд с боцмана на доктора: идти не хотелось. Вообще ничего не хотелось.