Принц Массар аб Каскамандри был первым, кто донес эту весть королю Умрапатуре:
– Орда… Она больше не отступает перед нашими копьями.
В совете поднялся настоящий шум. Что им остается делать? Как они смогут атаковать такое невероятное количество шранков, в то время как вокруг и позади их флангов сновали еще более многочисленные массы?
Кариндусу был первым, кто упрекнул их.
– Разве вы не видите, что это великое благо? – воскликнул он. – Все это время мы нервничали, ломали руки, потому что голые опережают нас, потому что мы не можем убить их достаточно быстро, а теперь, когда судьба приковывает их к месту, отдает их в нашу ярость, мы опять волнуемся и ломаем руки?
Если Орда окажется в ловушке, а Завет и Вокалати будут действовать вместе, утверждал великий магистр, то магическая борьба со шранками превратится в настоящую бойню. Он и его собратья-маги завалят мертвечиной все пространство до горизонта.
Короли-верующие повернулись к Апперенсу Саккаре, который смотрел на своего соперника с настороженным одобрением.
– Возможно, великий магистр говорит правду, – сказал он.
И вот совет приступил к разработке новой стратегии. Люди приняли близко к сердцу то, что, по их мнению, было доказательством их собственной изобретательности – человек вообще склонен к подобному. Только принц Чарапата питал дурные предчувствия, так как среди владык Юга только он один полагал, что совет тоже знает об Ирши – и поэтому знает, что они настигнут Орду. Его не зря называли принцем ста песен: он понимал, какое преимущество дает способность предсказывать действия врага. Но он принял близко к сердцу предыдущее предостережение отца и не хотел поднимать вопросов, которые могли бы подорвать пыл его братьев-заудуньян.
Он так же сильно не доверял Кариндусу и его позерской гордости, как доверял Саккаре – к этому магу принц стал относиться, как к родственному уму. Вместе с ними была школа Завета. Как они могли потерпеть неудачу?
Сорвилу снилось, как она купается, и он дрожал от пара, поднимавшегося от ее нежного тела. Вода, чистая и прозрачная, покрывала блестящими бусинками ее раскрасневшуюся кожу, окутанную легким пушком. А затем в воде зашевелилось что-то багровое, что-то рваное и вязкое со щупальцами – оно развернулось, как вывалившиеся внутренности, и покрыло шершавой грязью прозрачную поверхность реки, в которую было погружено ее тело. Но она этого не знала и потому продолжала держать в руках эти ошметки, поливая грязью свою обнаженную кожу.
Он позвал ее…
Только для того, чтобы обнаружить себя распростертым на лесной траве, моргая от полуденного солнца, пробивающегося сквозь ветви. Он выдернул муравья из своей мягкой бороды и увидел устроившегося рядом Моэнгхуса. Принц Империи сидел, прислонившись спиной к дереву, рассеянно водя ножом по горлу и подбородку, глядя вдаль, откуда доносились звуки пения его сестры, которые звучали вместе с шумом бегущей из-за спутанных завес листвы воды.
Она купалась, понял Сорвил, сморгнув воспоминания о своем сне.
Она пела только тогда, когда купалась.
Моэнгхус на мгновение повернулся к нему, озабоченно нахмурившись, и некоторое время смотрел на него, а затем отвернулся, когда Сорвил приподнялся и сел.
– То, что вы говорили раньше… – сказал он принцу, щурясь от своей сонливости. – О Сотне, поднявшей оружие против вашего отца…
Его спутник посмотрел на него долгим и хитрым взглядом. За тяжестью его бровей и челюстей скрывалась какая-то жестокость, из-за которой каждый проблеск его зубов, казалось, рычал.
– Я боялся, что ты спросишь меня об этом, – наконец сказал он. – Я не должен был об этом упоминать.
– Почему?
Небрежное пожатие плечами, как будто этим жестом Моэнгхус мог превратить катастрофические факты в нечто обыденное. Он всегда так поступал, понял Сорвил, противопоставляя свое выражение благочестивой серьезности тому, о чем шла речь.
– Некоторые истины слишком оскорбительны, – ответил принц.
Сорвил мгновенно все понял. Люди, простые люди, быстро повернулись бы против Анасуримбора, если бы узнали, что Сотня действительно стремится – своим парадоксальным, непостижимым способом – уничтожить их.
– Но разве это значит, что богов можно… можно обмануть?
И тут Сорвилу пришло в голову, что в этом было что-то порочное – задавать сыну вопросы, способные убить его отца… или спасти его. Это было чем-то более серьезным, чем просто хитростью.
Голос Сервы плыл по мягкой, как мох, земле, цепляясь за нее и извиваясь в экзотических ритмах – ритмах еще одного непонятного языка.
Энтили матои…
Джесил ирхаила ми…
– Просто поверь, Лошадиный Король, – сказал принц Империи, слегка повернув свое лицо в ту сторону, откуда доносилось пение его сестры. Может быть, она пела ему?
– Просто поверить, э?
Суровый взгляд.
– Мой отец был против конца света. Перестань думать о своих мыслях, или ты сойдешь с ума, как моя сестра.
– Но вы же сказали, что ваша сестра в здравом уме.
Моэнгхус отрицательно потряс своей гривой.
– Именно так говорят сумасшедшим людям.
Коршуны заполнили низкое, железно-серое небо.
Маги собрались перед звоном Интервала – даже те, кто всю ночь патрулировал периметр. Их отряды поднялись в воздух за несколько мгновений до рассвета, так что они шагали, пылая утренним золотом, над более тусклым миром. Неисчислимые отряды рыцарей, копейщиков и конных лучников галопом проносились под ними, оставляя на севере и западе полосы пыли. Бросив игральные палочки, слуги двинулись вслед за ними. Десятки тысяч с опаской наблюдали, как охряное пятно Орды взбирается по контуру горизонта и превращает небо в погребальный зал.
Никогда еще столько людей не чувствовали себя такими маленькими.
Маги и сопровождавшие их рыцари скрылись из виду. Король Сасал Умрапатура приказал главному войску остановиться через несколько часов после этого у руин Ирсулора, города, разрушенного задолго до Первого Апокалипсиса. От его стен остались только насыпи – сплошная череда насыпей, огибающих высоты мертвого города. За исключением пяти обезглавленных столбов, торчащих из одиноких холмов – пальцев, как стали называть их люди, потому что они напоминали руку, высунувшуюся из какого-то огромного могильного кургана, – ни одно сооружение после прилива земли не уцелело.
Сжимая в руках свой штандарт, Умрапатура наблюдал, как армия Юга собирается на куче останков Ирсулора под ним. Копейщики Праду и Инвиши с их огромными плетеными щитами. Горцы-гиргаши, чьи топоры сверкали в унисон, когда они поднимали их в ритуальных взмахах. Отряды нильнамешских лучников, выстроившиеся в мерцающие ряды вдоль склонов. Знаменитые морские пехотинцы Сиронжа, собравшиеся в резерве, больше похожие на жуков, чем на людей с круглыми щитами за спиной. Все дальше и дальше темная слава южных королей забиралась в земли бледнокожих легенд. В погребенные бастионы Ирсулора.
И казалось чудом, что из всех неприступных земель, которые они пересекли, они смогли найти такое место – сильное место. Как он мог не думать, что нашел еще одно доказательство благосклонности Блудницы-Судьбы?
Он окинул взглядом пустынные равнины, где лежала тень Орды, где в охристом мраке высоко вздымались рыжевато-коричневые клубы пыли. Другие члены его свиты клялись, что видели далекую вспышку магии, но он ничего не заметил. Он выжидал своего часа и вестей. Время от времени он запрокидывал голову, чтобы рассмотреть потрескавшуюся громаду каменных пальцев, нависающих над ним, пытаясь угадать написанные на них цифры, наполовину стертые и неразборчивые. Человек никогда не знает, где он может найти разные предзнаменования. Он старался не думать о душах, которые воздвигли эти древние колонны, или об их давно умершей судьбе.
С самого начала вопрос заключался в том, что предпримут шранки, когда маги накинут на них свои сети света и разрушения. Кариндусу утверждал, что они будут сталкиваться друг с другом, убегая от одной толпы и натыкаясь на другие, пока не создадут давку, из которой никто не сможет убежать.
– Держу пари, среди них больше народа задохнется и утонет, чем падет от нашей ярости, – объявил великий магистр остальным. Конечно, признал он, некоторые из них переживут волшебников и их огонь, но они станут лишь развлечением для отрядов кавалеристов, скачущих по земле позади магов.
Но этого не случилось.
Как утверждал Саккаре несколько недель назад, шранки не были животными. Несмотря на всю низменную дикость их инстинктов, они не были настолько глупы, чтобы прятаться по углам.
Возглавляя большой эшелон нильнамешских рыцарей, принц Чарапата наблюдал, как маги пробираются к кипящему горизонту. Тонкая линия сверкающих точек растянулась шире, чем он мог видеть, и он каким-то образом просто знал, что Кариндусу обмануло его высокомерие – что они подняли паутину вокруг дракона.
Охваченный этим предчувствием, он приказал своим людям сбросить покрытые железной чешуей кольчуги, к их негодованию и изумлению. Многие отказались – необычайный мятеж, учитывая любовь и уважение, которые они питали к своему принцу. Разбросанные по болотам, вздымающимся и опадающим на вытоптанной земле, отряды разделялись на маленькие группки, погрязшие в спорах и нерешительности. Чарапата оставался спокойным: он просто повторял свой приказ снова и снова. Он понимал нежелание своих людей.
Один за другим сияющие маги исчезали в клубах пыли, поднимавшейся над ними.
В бурлящих воронках коричневого и черного цветов вспыхивали огни.
Вой, который был таким же громким, как и всегда на таком близком расстоянии от Орды, зазвучал с незнакомыми резонансами, а затем почти совсем затих. Рыцари с удивлением наблюдали за происходящим. Люди, прославившиеся своей храбростью в войнах за объединение, вскрикнули от изумления и ужаса. Все больше и больше чешуйчатых кольчуг звенело на земле.