– Наша экспедиция подошла к концу, – сказал Косотер, раскачивая эту вещицу перед собой.
Мысли старого волшебника понеслись вскачь. Из этой ситуации должен быть выход. Из любой ситуации есть выход…
И все же был еще один урок, который ему преподнесла карающая рука Келлхуса.
Капитан опустился рядом с ним на колени и наклонился так низко, что его борода коснулась бороды самого Акхеймиона. Его грубые пальцы начали теребить кожаные ремни, удерживающие кляп на месте. Хора была углем, который, казалось, полностью сжигал воздух, она была жгучим забвением. Птичье пение зазвучало в глубине леса медленным пробуждающимся хором.
– Время пришло, волшебник. Ксонгис говорит, что до солнцестояния еще несколько дней.
Старый маг отпрянул от «безделушки», извиваясь, как будто искал люк в лесной подстилке. Капитан вытащил кляп у него изо рта.
– Говори осторожно.
Его язык был покрыт язвами и распух. Разговаривать было тяжело.
– Что?.. – выговорил он, и его слова потонули в приступе кашля. – Сол-солнцестояние?
Лицо капитана не выражало никакой страсти. Его глаза мертвенно поблескивали под черным ободком татуировок. Свирепость его подозрений сконцентрировалась в паузе, которую он выдержал, прежде чем ответить.
– Ты утверждал, что сокровищница защищена мощными защитными заклинаниями, – прорычал он равнодушно. – Проклятиями, которые можно снять только во время солнцестояния…
Акхеймион уставился на него, моргая. Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как он говорил это в последний раз. Ложь. Там, где факты были подобны вышивке, когда каждый из них был прошит через всю ткань остальных, ложь была подобна кусочкам льда в воде, всегда скользящим один за другим, всегда тающим…
«Наша экспедиция подошла к концу…»
И это навалилось на волшебника, как некий давний ужас, как глубина его невежества.
Неужели сокровищница все еще запечатана после стольких лет? Была ли она погребена под землей? Была ли она выпотрошена, давно лишена своих богатств?
Насколько он знал, в Голготтерате могла лежать карта Ишуаля…
Даже сейчас он слышал, как его голос скрипит, подбрасывая еще больше льда в воду целесообразности – и с более чем достаточной ненавистью, чтобы звучать убедительно.
– Охранные заклинания полностью зависят от движения планет – вот источник их нескончаемой мощи. Были даны четыре магических ключа, по одному на каждый переход времен года. Переход из лета в осень – единственный ключ, который я знаю.
Капитан несколько мгновений смотрел на него с каменным сердцем.
– Ты лжешь, – сказал он наконец.
– Да, – холодно ответил Акхеймион. – Я лгу.
Лорд Косотер повернулся к Клирику, который маячил позади него. Его хоры подплыли чуть ближе, когда он сделал это, обдавая щеку волшебника солью. Увидев нелюдя, Акхеймион внезапно понял, что ему нужно сделать. Ему нужно было убедить Косотера отправить его наедине с королем нелюдей – с древним другом и союзником Сесватхи.
Ему нужно было добраться до того, что осталось от Нил’гиккаса… Или, если не получится, убить его.
Но как убедить его, это существо, сошедшее с ума от забывчивости?
Капитан крепко сжал хоры в кулаке. Акхеймион смотрел, стараясь скрыть надежду в глазах, пока он вытаскивал нож и начинал разрезать его путы.
– Я чую предательство, – сказал лорд Косотер своему подопечному-нелюдю. – Возьми его с собой. Подтверди его рассказ или убей.
Клирик кивнул. Оранжевая полоска рассвета скользнула по его щеке. У старого волшебника едва хватило сил, чтобы не закричать от облегчения. Сколько времени прошло с тех пор, как Блудница-Судьба в последний раз встала на его сторону? Седжу знал, что ему понадобится еще больше ее капризных милостей, прежде чем это безумие закончится.
Его руки, казалось, кололи тысячи иголок от внезапного возвращения кровообращения. Застонав, он выпрямился, потирая ладони и пальцы о предплечья.
– Ты умрешь, несмотря ни на что, – выплюнул капитан, словно будущее было таким же необратимым, как и прошлое. – Девчонка останется для равновесия.
И вдруг Акхеймион понял, почему Косотер решил остаться здесь. Такова была логика – логика скальпера. Кто знает, какие магические ловушки таятся в таком легендарном месте, как библиотека? Лучше держаться сзади, руководить событиями с безопасного места, с ножом, приставленным к горлу заложника.
– И ребенок внутри ее, – добавил капитан.
Великая библиотека Сауглиша. Даже разбитые до основания части священной крепости возвышались над деревьями. Малейший подъем или просвет в заслоняющих все ветвях позволял ему видеть это мельком. Его страшное предназначение.
И все же старый волшебник обрел неожиданную безмятежность, продвигаясь вместе с нелюдем по заросшим лесом развалинам. Неровные пятна солнечного света колыхались на лесной подстилке. В кронах деревьев щебетали и чирикали птицы, легкие и неистощимые. Тут и там из насыпей торчали куски стен, как гнилые зубы из земляных десен. Слои каменной кладки окаймляли овраги, которые они пересекали. Всевозможные глыбы и фрагменты зданий валялись на земле. Они миновали отдельно стоящий триумфальный зал, первое, что Акхеймион отчетливо узнал из своих снов: Мурусар, символический бастион, отмечавший вход в чужеземный квартал Сауглиша. Лишенный надписей и гравюр, он возвышался под навесом – почерневший камень, потрескавшийся от белых лишайников и покрытый мхом. Ему достаточно было моргнуть, чтобы увидеть толпы, суетящиеся вокруг его мраморного основания: в древней одежде, с бронзовым оружием и доспехами, люди, отобранные из всех народов, от диких аорсийцев до далеких киранейцев.
До Первого Апокалипсиса священная библиотека была известна по всей Эарве, в ней собирались поэты, маги и княжеские посольства. Целые литературные традиции сложились вокруг долгого паломничества в город мантий, знаменитый Караванири, от которого ныне сохранились лишь фрагменты. Барды и пророки обитали в нишах и альковах каждой улицы, выкрикивая шутки или наставления. Вдоль дорог выстраивались торговцы, продающие товары из таких далеких мест, как древний Шир. При этом Сауглиш пользовался и дурной славой из-за своего рэкета. Днем рынки бурлили от торговли, а ночью улицы гремели от проносящихся по ним повозок.
Есть что-то одновременно трагическое и прекрасное, решил Акхеймион, в контрасте между этим древним грохотом и мирным шумом, который он слышал сейчас. Как будто было что-то правильное в том, что переживали люди на протяжении эпох.
Ганиураль, дорога процессий, ведущая к библиотеке, все еще была отчетливо видна под многовековой осыпью: широкая впадина в лесной подстилке, идущая по прямой линии. За все это время старый волшебник ничего не сказал Клирику: несмотря на удивление, которое он испытывал, его возмущение своим пленением оставалось слишком сильным, чтобы говорить об этом. Но по мере того как они поднимались к разрушенной библиотеке, череда веков, казалось, просачивалась в его кости – поколения накапливались за поколениями, бесчисленные жизни обрывались после всего лишь нескольких царапающих лет. Тот факт, что фигура, идущая рядом с ним, пережила все это и прожила достаточно долго, чтобы сломаться под тяжестью ноши, казался таким огромным, что недовольство мага начинало казаться ему нелепым.
– Инкариол, – произнес, наконец, Акхеймион, поморщившись от того, как больно было говорить с израненным кляпом языком. – Почему ты носишь это имя?
Шаг нелюдя не замедлился.
– Потому что я странствую.
Волшебник глубоко вздохнул, понимая, что пришло время снова броситься в драку. Он прищурился, глядя на идущую рядом фигуру.
– А имя Клирик?
Теперь нелюдь шел немного медленнее. Его безволосый лоб нахмурился.
– Это традиция… Я думаю… Традиция сику брать человеческое имя.
Сику было названием, данным нелюдям, которые живут среди людей.
– Но Инкариол – это не твое имя… – сказал Друз.
Нелюдь продолжал идти.
– Ты – Ниль’иккас, – настаивал волшебник. – Последний король Обители.
Клирик резко остановился, медленно повернулся лицом к магу. А поскольку они шли плечом к плечу или, скорее, плечом к локтю, выглядело все так, словно широкий и крепкий под своей нимильской броней нелюдь нависал над человеком.
Волшебник увидел смятение в его темных глазах.
– Нет, – ответили мраморные губы. – Он мертв.
Внезапно на Акхеймиона снизошло осознание того, что Сесватха чувствовал тысячи лет назад в присутствии существа, стоявшего перед ним. Ощущение векового величия, печального благородства и силы, ангельской и непостижимой.
– Нет, – возразил старый волшебник. – Он совершенно живой и смотрит на меня.
Перед ним стоял король Иштеребинта, вошедший в историю и бессмертный. Легендарный герой, чьи триумфы и бедствия были запечатлены в самом основании истории.
Великий Сауглиш, древний Город Мантий, простирался вокруг них, немногим шире, чем множество развалин, разбросанных по лесу. Друз Акхеймион упал на колени, согнувшись и сцепив пальцы за шеей, как много раз делал великий магистр Сохонка много лет назад, в том числе и в этом знаменитом городе, который он когда-то называл своим…
Он опустился на колени, чтобы воздать почести великому королю, стоявшему перед ним.
Она смотрит, как Клирик и волшебник исчезают за погребальной оградой, которая когда-то была стенами Сауглиша, и сглатывает подступающий к горлу крик. От этого зрелища разит казнью.
Они уже добрались до сокровищницы. Она знает, что терпения Шкуродеров надолго не хватит.
Мимара никогда не была робкой или пугливой женщиной. И она никогда не была похожа на свою мать, которая постоянно окутывала свое сердце сомнениями и опасениями. Их путешествие в изобилии приносило им разные ужасы, но почти всегда они становились стимулом к отчаянным действиям. Всегда были глаза, которые она могла выцарапать когтями. Всегда.
А вот страх, который она испытывает теперь, запрещает ей действовать. Он затыкает ей рот, так же плотно, как заткнули рот волшебнику. Даже ее плач застревает у нее в груди. Заставляет неметь ее руки и ноги.