– Полчище… Оно больше не бежит от наших пик.
Советники бурно заспорили. Что им теперь предпринять? Как атаковать столь неисчислимого врага, когда огромные массы преследуют их по всем флангам?
Кариндаса устыдил их.
– Разве вы не видите выгоды ситуации? – воскликнул он. – Все это время вы стенали, что мы не успеваем истреблять голых достаточно быстро, потому что они отступают слишком стремительно, а теперь, когда Судьба не дает им двинуться с места и вручает на истребление, неужели так и будем медлить и стенать дальше?
Гранд-мастер убеждал, что теперь, когда Полчище в ловушке, а маги школы Завета и Вокалатай вместе, Окорот будет решительным и полным. Он вместе с остальными магами выстелит падалью все до самого горизонта.
Уверовавшие короли повернулись к Аппренсу Саккарису, который оценивающе смотрел на соперника.
– Возможно, гранд-мастер и прав, – отозвался он.
Тогда военный совет разработал новую стратегию. По человеческой склонности верить в то, что решено считать гениальным, они свято уверовали, что этот план действий должен принести успех. Лишь принц Чарапата питал сомнения, и единственным среди Лордов Юга привел тот довод, что Консульту, вне всякого сомнения, было так же очевидно, что Ирши остановит Полчище. Его не случайно звали Принцем Ста Песен, ибо он ценил возможность предугадывать возможные действия противника. Однако, следуя отцовскому совету, он не решался дальше ставить такие вопросы, которые могли подорвать дух его заудунианских братьев.
Кариндасу принц недолюбливал за его гордыню и не верил ему, но Саккариса он принял как близкого себе по складу ума. Школа Завета делила с ними тяготы похода. Как мог он ошибаться?
Сорвилу снилось, что она купается, и его охватывала дрожь при виде легкого пара, поднимавшегося от самых нежных мест. Прозрачная вода стекала ручейками и капельками по ее разрумянившейся коже. Все окутывали клубы пара. Вдруг что-то красное, растрепанное и гадкое покрыло всю воду своими щупальцами, развернувшимися, как вывалившиеся кишки, и затмило своими гадкими выделениями ее погруженное в воду тело. Но она, не замечая этого, продолжала зачерпывать эти потроха и лить себе на кожу.
Он крикнул…
И проснулся, лежа на лесной подстилке и щурясь через ветви на солнце, поднявшееся уже высоко. Он стряхнул муравья, забравшегося в его мягкую бородку, и увидел неподалеку Моэнгуса. Принц-империал сидел, прислонившись к дереву, и рассеянно скреб ножом шею и подбородок, а сам смотрел в сторону, откуда доносилось пение его сестры – там, за кустами, раздавался плеск воды.
Она купалась, понял Сорвил, стараясь отогнать видение из своего сна.
Пела она, только купаясь.
Моэнгус повернулся к нему, хмуро глянул на юношу, а потом, когда Сорвил сел, снова отвернулся.
– То, что ты сказал недавно… – обратился молодой король к нему, стараясь побороть головокружение. – О том, что Сотня объявила войну твоему отцу…
На этот раз принц-империал посмотрел на него внимательно, изучающе. Не только выступающие надбровные дуги и тяжелая нижняя челюсть делали его звероподобным, но общий настрой, отчего каждый проблеск зубов превращался в оскал.
– Боялся, ты еще об этом спросишь, – наконец откликнулся он. – Не должен был я этого упоминать.
– Почему?
Тот пренебрежительно пожал плечами, будто от самых кошмарных фактов так можно было отмахнуться. Причем он постоянно так себя вел, осознал Сорвил, какие бы серьезные вещи ни говорил.
– Некоторые истины слишком оскорбительны.
Вдруг до Сорвила дошло. Люди, простые люди, быстро повернулись бы против Анасуримбора, если бы поняли, что Сотня на самом деле присущим богам парадоксальным, непостижимым образом хотела их уничтожить.
– Но значит ли это, что богов можно… обмануть?
Сорвилу тут показалось, что в его расспросах кроется что-то особенно зловредное: спрашивать сына о том, что может погубить его отца… или спасти его. За пределами простой хитрости.
Голос Сервы плыл над поросшей мхом мягкой землей, закручиваясь в иноземные ритмы, и выводил на неведомом языке: «Энтили матой… джесил ирхайла ми…»
– Верь и все, Лошадиный король, – сказал принц-империал и склонил голову чуть набок, прислушиваясь. Сестра пела для него?
– Значит, просто верить, да?
Снова пристальный взгляд из-под нависших бровей.
– Отец сражается против конца света. Перестань раздумывать, иначе сойдешь с ума, как и сестра.
– Ты же сам сказал, что сестра рассудительна.
Моэнгус потряс своей гривой, отвергая собственные слова.
– Так всегда говорят с безумными людьми.
«Змеи» заполнили низкое темно-серое небо.
К утру адепты обеих Школ, даже охранявшие периметр ночью, собрались вместе. За несколько мгновений до того, как встало солнце, все поднялись в воздух, и теперь, сверкая золотом утренних лучей, они шествовали над миром, еще погруженным в сумрак. Множество отрядов конников, копейщиков и конных лучников скакали под ними внизу на северо-запад, за ними вилась пыль. Теперь, когда жребий был брошен, за ними выступили и пехотинцы, десятки тысяч людей шагали в направлении охряной пелены, протянувшейся по всему горизонту, превращая небо в погребальную камеру.
Никогда прежде такое великое число не ощущало себя столь ничтожным.
Адепты и сопровождающие их всадники исчезли из вида. Через несколько страж король Сасал Амрапатар скомандовал основному войску остановиться у руин Ирсалора – города, разрушенного задолго до Первого Апокалипсиса. От стен остались лишь оплывшие земляные гребни, окружавшие высоты мертвого города. Кроме пяти колонн без наверший, торчавших на верхушке – люди начали называть их Пальцами, до того они напоминали чью-то руку, высунувшуюся из могильного холма, – никаких других построек не сохранилось, их захлестнул земляной прилив веков.
Воткнув свой штандарт под Пальцами, Амрапатар наблюдал, как Армия Юга собирается на развалинах Ирсалора внизу. Копейщики из Прэда и Инвиши с большими щитами, сплетенными из ивовых прутьев. Гиргашские горцы, чьи топоры блеснули все разом, когда они подняли их в приветствии своему предводителю. Ряды нильнамешских лучников поблескивали то тут, то там на склонах. Знаменитые сиронджийские морские пехотинцы составляли резерв и выглядели больше похожими на жуков, чем людей с их закинутыми на спину круглыми щитами. Множество других запыленных славных воинов со всех королевств Юга пришли в эту легендарную страну бледнолицых северян. К вросшим в землю бастионам Ирсалора.
Казалось чудом, что пройдя через столько мест, не поддающихся защите, они дошли до такого укрепления. Разве это не определенный знак благоволения к ним со стороны Шлюхи?
Он устремил взгляд через истоптанную равнину в ту сторону, где Полчище отбрасывало свою зловещую охряную тень, из которой высоко вздымались султаны пыли. Кое-кто из свиты утверждал, что различил далекий отблеск магического удара, но сам Амрапатар ничего не заметил. Он ждал вестей. Время от времени он откидывал назад голову, чтобы вглядеться в нависающие над ним громады Пальцев, пытаясь угадать, кого изображали полустершиеся фигуры, вырезанные на колоннах. Никогда не знаешь, где покажется судьбоносный знак. Он старался не думать о тех, кто установил здесь эти колонны, и о их позабытой доле.
С самого начала было вовсе не известно, что предпримут шранки, когда адепты набросят на них свою сеющую уничтожение сеть из колдовского огня. Кариндаса считал, что они начнут давить друг друга, толпы ринутся навстречу друг другу, пока не смешаются в последней ловушке. «Полагаю, большая их часть потонет или задохнется, чем попадет под наши удары», – заявил гранд-мастер. Конечно, часть избежит молний, но их без труда смогут уничтожить всадники, едущие по пятам.
Но все вышло не так.
Как Саккарис и утверждал много недель назад, шранки были не животными. Несмотря на жестокость своих инстинктов, они не были столь глупы, чтобы забиваться в безвыходный угол.
Во главе большого войска нильнамешских рыцарей принц Чарапата наблюдал, как адепты приближались к бурлящему горизонту – тонкая линия поблескивающих точек, растянувшаяся дальше, чем мог проследить глаз, – и отчего-то точно знал, что Кариндасу подвела его гордыня и что они сплели паутинку против дракона.
Охваченный дурным предчувствием, он скомандовал, к возмущению своих людей, сбросить наземь кольчужные доспехи. Многие отказались – беспрецедентный мятеж, особенно если учесть, насколько они любили и почитали своего принца. Целые отряды не могли решиться, разделенные холмами и оврагами вспоротой земли. Чарапата оставался спокойным, просто повторял свой приказ время от времени. Ему понятно было нежелание всадников выполнять его.
Один за другим мерцающие колдуны исчезали в пыльных облаках.
В черно-коричневой мгле засверкали молнии.
Вой и улюлюканье, которые столь близко к Полчищу оглушали, вдруг почти смолкли. Рыцари застыли в удивлении. Мужи, прославившиеся своей храбростью в Войнах Объединения, не смогли сдержать возгласов удивления и ужаса. Но больше и больше доспехов со звоном падало на землю.
Огневые удары замелькали еще чаще и яростнее, пока не стало казаться, что молнии опоясали весь горизонт. Вой совсем стих, и несколько мгновений было так тихо, что ветер доносил звуки колдовских заклинаний адептов. Но затем они услышали новый звук, мрачный и нарастающий, все новые нечеловеческие вопли накладывались друг на друга, пока кони не начали вставать на дыбы, а люди не затрясли головами, будто собаки, которых одолевают блохи. Казалось, сам воздух сгустился в иглы пронзительных воплей…
Вопли. Нечеловеческие вопли.
Гордые и упрямые рыцари Инвиши всмотрелись вперед и тут поняли, что их король-предводитель допустил страшную ошибку, что их план дал катастрофический сбой. Долгие месяцы они двигались вслед за Полчищем, видя, как меняется цвет висящей над ним тучи в зависимости от цвета почвы и форма в зависимости от силы и направления ветра. Нередко они наблюдали, как от общего облака отделялись, словно дымные вымпелы, струйки пыли и тянулись к ним, и радовались что смогут расправиться с от