– Ква! – устало выдохнул Олег. – Да чтобы вам всем повылазило!
– Зде-еся он… – сказала тетка. – Скулит, плачет, мечется. Слышишь? Все, голубок. Завяз коготок – всей птичке пропасть. Теперь рабом нашим будешь до скончания веков! Не знал, чудище, как серебром собранным распорядиться? Мы тебе подскажем.
– Интересно, откель у него серебро, теть Зорь?
– А кто его знает, деточка? Коли чудовище горное, из камней выбралось, так оно само могло накопать. Горная нежить маленькая, через трещинки и щели любые в толщу земную пробирается и там сокровища всякие с легкостью выискивает.
– Так монеты были обычные, человеческие!
– Малый народец рукастый, глаз у них острый. Они так все подделывать умеют, лучше нашего получается. А лесные духи, пущевики, клады умеют искать. Пущевик, верно, мог и в баню спроситься, и гривенник за помывку заплатить.
– Два гривенника.
– Вот то-то и оно! Пущевики серебру цены не знают, вот и разбрасываются. Собою они огромные, суровые, могучие, потому вида свого стыдятся. Ровно как гость твой неведомый. А есть еще духи кровожадные, игоши, что души у путников в темноте высасывают, мясо с костей жрут, кровь пьют… Но таковой у тебя ничего просить бы не стал. Саму бы сожрал, кровью умылся, в брюхе отогрелся.
– Страсть какую сказываешь, теть Зорь!
– Да не бойся, милая. Видно же, твое чудище не кровожадное. На шуликона больше всего походит. Эти весельчаки – у одних таскают, другим раздают. Самим ничего не надобно, токмо посмеяться. Баню попросить да серебра за то горсть отсыпать – на них похоже.
– С шуликона, выходит, и взять нечего?
– Да есть чего! Коли потребуешь, любого добра тебе натаскает. Но я так мыслю, пущевик нам попался. Уж очень вида свого не кажет. Они завсегда прячутся, с двух шагов не узришь. Зато клады средь чащоб… – женщина мечтательно поцокала языком. – Бездонные! Озолотимся.
– А он нам ничего не сделает, теть Зорь?
– Не, племяшка, ничего! Мы же его заперли, ровно чижа в клетке. Без нашей воли отныне шагу ступить не сможет. Это он нас теперича бояться должен, а не мы его.
– Ох, теть Зорь, нам же даже неведомо, каков он собою?
– Что тебе до вида его, Снежана? Главное, чтобы серебро не переводилось, а с вида воду не пить… Слышь, мается как, бьется, воет? Свободою поманим – и все, что угодно, исполнит.
– И что делать теперь надобно?
– Так, дверь заперли, окно закрыли, линию начертали… Самое главное сотворили, не вырвется. Нонеча все, чего осталось, так это заклинание защитное сотворить, окрест себя руны защитные начертать, кольцо составить со знаками солнечными, кольцо со знаками ночными. Тогда чудище, в каком виде ни появись, до нас дотянуться не сможет, боги оборонят. Дневные знаки ночному духу не позволят имя свое переступить, ночные – дневному. Завсегда кольцо двойное супротив нежити любой действует. А как защиту полную сделаем, так и пред очи свои его вызовем. С именем своим он тебя, понятно, обманул. Истинного имени нежить никогда не называет. Но я тоже не лыком шита. Так звать умею, любой дух на зов мой отзовется, мига лишнего во мраке не усидит.
Его поработительницы зашуршали, зашевелились, что-то тихо бурча. Наконец послышался тихий стук, дуновение.
– Ты чего делаешь, теть Зорь? – спросила Снежана.
– Погодь чуток… Дай раздую… Сама помысли: как мне в темноте руны-то рисовать и круги замыкать – на ощупь? Окно закрыто, света в бане никто не увидит… Ага, разгорается…
Длинная широкая лучина занялась высоким алым пламенем, по стенам поползли, словно змеи, качающиеся тени.
– Сейчас между камушками пристроим, – напевно пообещала женщина, – и начне-ем.
– Начнем… – согласился Олег, вошел в свет, положил руку на рукоять сабли и резко наклонился вперед, едва не упершись лицом в лицо знахарки: – Ну что, тетя Зоря, здравствуй. Звала?
– Почему меч тупой?
– Так ведь иначе нельзя, Роксалана Юрьевна, холодным оружием будет считаться! Менты требуют, чтобы режущая кромка была затуплена, не меньше миллиметра ширины.
– Тебе кто за клинок платит, я или полиция?! Сделай так, чтобы клинком бриться было можно, понял?
– Дело ваше, мое дело предупредить, – пожал плечами мастер. – Все едино доводить перед полировкой надобно. Как байдана? Не жмет?
– Вот с бронею ты, Дима, угадал… – Девушка еще раз крутанулась перед пыльным зеркалом, висящим на стене кузни. Золоченая крупнокольчатая кольчуга ладно обнимала сильное тело, удерживая спереди сдвоенный нагрудник с двумя гривастыми львиными мордами. – Шлем где?
– Еще не готов, Роксалана Юрьевна. Вы же просили, чтобы рисунок совпал. Тут львиная морда и на голове такая же. Вот я и не торопился, хотел, чтобы вы сперва эту работу приняли.
– Принимаю, – кивнула девушка. – И давай, Дима, без выходных! Боевой комплект может понадобиться мне в любой момент.
– Как скажете, Роксалана Юрьевна. С вами приятно работать. Вы знаете, чего хотите. Вес, баланс, изгиб, рукоять… Все остальные картинки показывают. Хотят «красиво». А вы словно воевать собираетесь.
– Только если повезет, Дима, если повезет, – рассмеялась Роксалана. – Но надежда есть. Броню можно забрать?
– Да, – кивнул мастер. – У меня есть трафарет.
– Отлично. – Золотая воительница вернулась к столу, взяла свой планшет, откинула крышку, постучала пальцами. – Все, платеж ушел. Десять процентов премиальных за качество и скорость. Заслужил.
– Всегда обращайтесь, – улыбнулся мастер. – На шлем сталь три миллиметра пускаем?
– Да. У тебя три дня.
Как была, в сияющей байдане поверх кевларового поддоспешника, миллионерша вышла из кузни, села в стоящий у ворот мастерских джип, вдавила педаль газа, вылетая на трассу, и через полчаса проехала в ворота отцовского особняка. Выйдя из машины, первым делом отправилась в оранжерею, где среди розовых кустов и сельдерея дымила своими травами над Олеговым котелком старая знахарка.
– Как успехи, Ираида Соломоновна?
– Извилиста линия жизни суженого твого и странна, дитятко, – вздохнула ведьма. – То исчезает она, то снова возвертается, то опять пропадает. Ровно не живет он, а прыгает по жизни, по кусочкам ее ведет. Чудится мне, на Святых горах ждет его час неровный, когда миры наши столь близко сойдутся, токмо шаг един тебя от него отделять будет. И столь простым шаг мне сей мерещится, что не верится в чудо сие. Иным путем проверить надобно, чтобы не ошибиться. А то как бы в безмирье тебе не повиснуть, деточка. Сего кошмара для тебя никак не хочу.
– Все снаряжение для путешествия у меня через две недели готово будет, Ираида Соломоновна. Постарайтесь и вы к этому сроку не опоздать.
– Да уж стараюсь, чадо. Что есть силы стараюсь. Оберега колдовского сильно мне не хватает. Он бы в чародействе нашем зело пригодился…
– Если нужен, попробую разжиться. В конце концов, помимо шантажа, человека можно просто уговорить или заплатить, – пообещала девушка. – Но вы не расслабляйтесь, Ираида Соломоновна. Зуб у девицы на меня. Так что, скорее всего, придется обойтись так.
Колдовской оберег в это самое время мчался в салоне стремительного кроссовера по шоссе мимо Нового Уреня, стремительно приближаясь к Ульяновску. Разумеется, не сам по себе, а покоясь на груди совсем еще юной девушки, уютно спрятавшись в ложбинке между двумя упругими бугорками.
– Надеюсь, через три дня все наши страхи окончатся, Оленька, – захлопнув папку, Виктор Аркадьевич спрятал ее в портфель. – Сегодня сдаю затребованные спецификации, завтра комиссия их рассматривает и дает рекомендации профильному комитету, послезавтра комитет оценивает заявки и оглашает результаты тендера. После этого все. Или я ставлю подпись под контрактом, или не ставлю. Но пугать и убивать меня с этого мгновения смысла больше не будет. Финансирование пройдет утверждение, и назад его ни одна сила не вернет.
– И я наконец-то смогу вернуться в свой обезьянник, – сделала вывод девушка.
– Нет, милая, больше никаких обезьянников, – бизнесмен накрыл ее ладонь своею. – Если мой консультант по приматам бросит меня с таким треском, люди не поймут. Почуют неладное, пострадает репутация концерна…
– То есть, Виктор, ради репутации концерна ты готов на все? – уточнила Ольга, руку, однако, не убирая.
Мужчина подумал и покачал головой:
– Нет, не на все. Ради своей семьи я пойду на большее. К счастью, чаще всего интересы семьи и фирмы совпадают. Например, ты нужна и мне, и дочери, и концерну. Раз пять от катастрофы всех нас спасала точно. Так что выбирать мне легко и просто.
– Преувеличиваете, Виктор Аркадьевич.
– Я инженер, Оленька. Я не преувеличиваю, я трезво оцениваю факты.
Кроссовер свернул на Московское шоссе, сбросил скорость.
– Если все зависит от обсуждения содержимого этой папки, то самый опасный день выпадает сегодня, – после небольшой паузы сказала девушка. – Твоим конкурентам нужно, чтобы ты не смог передать документы комиссии, правильно?
– Ты стала рассуждать, как настоящий телохранитель, Оленька, – улыбнулся бизнесмен. – Раньше всегда на амулет защитный ссылалась.
– Учусь, расту над собой. Каждый вечер по боевику с Кевином Костнером смотрю для повышения квалификации.
– Я думал, вы с Алевтиной развлекаетесь, – рассмеялся Виктор Аркадьевич, – а вы, оказывается, самообразованием заняты!
– А то! – И Оля наклонилась чуть вперед: – Наступает самый ответственный час, Юра! Будь особо внимателен, машину не глуши, смотри во все стороны, пистолет держи наготове, нож в зубах!
– Буду стараться! – пообещал водитель, с улыбкой глянув в салонное зеркало.
– Так поэтому самолетом и не полетели, – сказал бизнесмен. – У самолета и поезда маршрут всегда известен, а на машине можно и кружными буераками пробираться. Кроме конечной точки пути, ничего не известно.
– Это и беспокоит, Виктор Аркадьевич. – Юра повернул на улицу Гончарова, медленно поехал по тесной двухполосной улице, лежащей между пожухлой осенней аллеей и малоэтажной «купеческой застройкой» то ли девятнадцатого, то ли вовсе восемнадцатого века.