Снежана так и не узнала, как ее тетушке удалось убедить Седогласа установить в городском святилище нового истукана. Однако на третий день, вернувшись домой уже глубокой ночью, тетушка Зоря сняла с головы платок и довольно улыбнулась:
– Какой он все-таки упрямец, этот старикашка! Но крепок на диво. Боги явно благоволят ему и дают настоящую силу. – Женщина вошла в горницу, села на скамью, зевнула, легла на спину и сладко потянулась: – Ночью перед рассветом новый идол появится. Маленький совсем, конечно, как дитю и положено. Рядом с отцом. Можешь завтра пойти и оставить ей курительницу с травами и какое-нибудь подношение.
– Какое?
– Дабы привлечь внимание, надобна яркая жертва. Крупная. Однако бык или корова нам не по силам, равно как и волхву заплатить за молебен старательный. Тебе серебра хватит токмо на петуха простого, да самой на коленях постоять и губы новому идолу кровью помазать.
– Может, ты, тетушка, попросишь Седогласа?
– Нет, милая, открыто мне старый хрыч помогать не станет, – ухмыльнулась женщина. – И возле нового истукана мне появляться не стоит, дабы слухи глупые не появились. Тебе придется самой.
Слова тетушки Снежану особо не испугали. Что может быть сложного в молитве богам? Обратиться вежливо и почтительно, дабы не оскорбились, просьбы свои рассказать понятно, дабы ничего не напутали, и подарок какой-нибудь принести, внимание на себя обратить. Если подарок хороший и искренний – не могут боги в ответ не помочь. Иначе несправедливо будет. А боги русские справедливы. Коли ты хорошее что-то сделал – то и тебе добром воздастся. Зло учинил – оно тоже возвернется обязательно.
Одно плохо – малого подарка боги могут и не заметить, али ответным добром отзовутся совсем маленьким. Посему люди богатые – князья, купцы, бояре – подарки делают весомые. Обновляют, а то и строят святилища, украшают идолов серебром и златом, в жертву приносят баранов, а то и быков, балуют волхвов домами и звездочетнями. А волхвы, содержащие святилища в должном порядке, ведущие счисление дням и праздникам, возносящие молитвы по особым дням и знающие личные предпочтения каждого из небесных вседержителей, пользуются, понятное дело, особой благосклонностью богов.
Коли есть смертному чем заплатить за жертвоприношение и волхвов – то и боги отвечают взаимностью. Коли нечем человеку привлечь благосклонность – боги помогают ему в делах с понятной ответной леностью. Извечный замкнутый круг, вырваться из которого не дано никому: богатые получают все, что просят, становясь еще богаче, а бедные беднеют, брошенные на произвол судьбы и радуясь каждой мелочи.
Но, коли уж нечем заплатить волхву за службу, можно поклониться и самому.
На рассвете, разнеся постиранное белье по домам, Снежана выпросила в долг у последнего из хозяев молодого краснохвостого петушка с черной спиной и синей грудью, отправилась в святилище.
Здесь было тихо и безлюдно. Светлым днем горожане предпочитали работать, а волхвы, судя по тому, что вокруг все было опрятно, снег бел и утоптан, а плетеные ивовые подставки перед идолами пусты – волхвы свой долг исполнили.
В центре святилища возвышались, понятно, самые великие из богов: Велес, его жена Макошь, рядом – Даждбог и Сварог. Чуть далее, округ главных повелителей мира, стояли идолы поменьше: хранительница семьи Лада, супруга Сварога, Похвист и Стрибог, Троян и Карачун, Додола и Полель – владеющие ветрами, дождями, любовью и плодородием. Вдоль самой стены пристроились небольшие, человеку едва до пояса, рожаницы – покровители отдельных родов и семей Перми, Святибор и Тара, повелевающие лесами и рощами, Сива и Хмель, заведующие плодородием садов, Ярило с Примекалой – боги жары и сладострастия.
Такими же невысокими были Чур, бог межи и очага, стоящий справа от входа, и Перун, бог гроз и правосудия, стоящий слева. При всей важности правосудия – честным людям требовалось оно не часто, обычно сами меж собой споры решали, потому и кланяться Перуну было в Перми почти некому. Равно как и Чуру. Границы правильные нужны всем – да токмо кто же умышленно межевание, людьми и князем утвержденное, нарушать станет? Пока целы – просить не о чем. Посему прозябали два идола богов законности и порядка в уважении, но забытости. Токмо волхвы в положенные сроки требы им и приносили.
Нетрудно догадаться, на какое внимание мог рассчитывать совсем маленький, немногим выше колена, идол Перуновой дочки, поставленный рядом с отцом. Причем не вкопанный, а просто приклеенный смолой к куску плоского известняка и пристроенный в снег чуть позади Перуна.
Снежана, проявляя уважение, обошла все святилище, низко поклонившись каждому из старших богов в отдельности, со склоненной головой обойдя властителей второстепенных и бегом обежав менее значимых. В конце она вернулась к воротам, поклонилась стоящему на кривых медных ножках Перуну и опустилась на колени перед маленькой перуницей:
– К тебе обращаюсь, богиня Магура, носительница молний, храбрая воительница. На твою милость уповаю, на твою милость надеюсь, к твоей доброте взываю, светлая богиня. Снизойди к беде путника неведомого, чудища безымянного, из мрака ко мне пришедшего. Избавь его от болезни, верни его телу душу и разум, вдохни в него силу. Прими дар мой скромный. Не обессудь, что невелик… Все, что имею своего, то тебе и отдаю… – Вытащенный из мешка петушок захлопал крыльями, буйно прокукарекал в последний раз, и через миг его кровью молодая прачка помазала губы идола. – Испей, Магура грозная, горячей крови. Насыться подношением моим. Исполни просьбу мою.
Снежана еще раз поклонилась маленькому истукану, выпрямилась. Прислушалась к происходящему вокруг, повела зрачками по сторонам. Если богиня услышала молитву, приняла жертву – должен быть какой-нибудь знак.
Увы, мир окрест словно вымер: ни звука, ни шевеления. Поди угадай, правильно она все сделала или нет?
Дома девушку уже ждали полные корзины грязного белья. Стирать зимой – удовольствие небольшое, а потому в холода многие хозяйки предпочитали лучше заплатить, но самим не мучиться. Для Снежаны же морозы – удачная возможность лишнюю монетку на будущее заработать.
– И что за больные у тебя тут валяются, красна девица?
Прачка вздрогнула от неожиданности, обернулась и попятилась, увидев совсем рядом закутанную в мешковину сгорбленную старуху с клюкой. Дверь не хлопала, не скрипела, холодом не веяло… Откуда взялась, как вошла?
– Да вот… Добра молодца никак не разбудить… – кивнула на постель Снежана.
– Видно, плохо стараетесь. – Старуха подкралась ближе, вытянула шею, к чему-то принюхиваясь, потом вдруг размахнулась клюкой и с силой ударила ею немощного в грудь: – А ну, вставай!
Снежане с перепугу померещилось, что в момент удара клюка превратилась в золотое копье, а в стороны сыпанули искры. Но тут «чудище неведомое» вдруг вскрикнуло, изогнулось, захрипело, словно подавившись – и село в постели, ошалело хлопая веками:
– Где я?!
Виктор Аркадьевич недовольно покосился на завибрировавший телефон, посмотрел имя абонента, поднял трубку:
– Да, дочка.
– Ты на работе?
– Да, и занят.
– Тогда я коротко. На сайте больницы повесили сообщение, что у Оли самопроизвольно забилось сердце. Кардиограмма нормальная, готовят к отключению от аппарата искусственного кровообращения. В общем, готовь колечко, скоро выпишут. Я тут перстень с двумя рубинами в галерее видела. Очень симпотный и к амулету ее подойдет. Если Оля тебе откажет – чур мое.
Необоримый сердцеед
– Ой-ей-ей, электрическая сила!!! – оскалился Олег. – Чего так больно, тетя Зоря?
– Хочешь, чтобы зажило быстрее, терпи! – продолжила замазывать пролежни знахарка. – Дня через три кожа нарастет, сможешь опять одетым ходить, на спине лежать. А седмица минует – так даже и на попе сидеть.
– Ква-а-а! Ква! – громко застенал ведун. – Ты чего туда, горчицу кладешь, шаманка? Как огнем печет!
– Жир барсучий, ноготки тертые, чистотел сушеный, гвоздики и душицы чутка для запаха…
– Мяту добавить пожмотилась?
– Да и без нее не загниет, добрый молодец! – женщина закрыла туесок. – Спасибо скажи, что каленым железом не прижгла, как иные лекари советуют. Али солью не присыпала.
– Мне так кажется, хуже бы не стало, – тяжело выдохнул Середин.
– Ты лежи, лежи, – приказала ему знахарка. – Пусть мазь впитается да рана обветрится. Опосля чистое наденешь. И без того Снежане одежу всю перестирывать придется, сердешной.
Ведун послушно вздохнул. Он не хуже женщины знал, что обширные раны с загниванием плоти, что появляются от долгого неподвижного лежания, за пару дней не затянутся, и даже через первую молодую кожицу будет поначалу сочиться сукровица.
– Ты мне вот что скажи, тетя Зоря, – опустив голову на сложенные руки, начал Олег. – Как так получается, что у тебя с сиротой на двоих и изба неплохая возле самого города, и баня, прямо скажем, роскошная имеется? С одной стороны, нищенствуете, с хлеба на воду перебиваетесь. А с другой – так очень даже зажиточно получается.
– Это мне от отца наследство, чудище приблудное, – знахарка отошла к столу. – Отец углежогом был, все кузни городские и медни на нем держались. Жили крепко: одна изба в городе, за стеной, для зимы и на случай набега. Вторая сия, со двором. Тут летом и скотину держали, и сами жили в вольготности, и баня тоже не в тягость была. Насилу помещались семьей-то большой. А как отец судьбу свою закончил, мы с братом по совести добро наследное поделили. Мне – двор и баню, и матушка со мною поселилась. Ему же – изба в крепости и дело все углежогское.
Олег повернулся на бок:
– Коли Снежана племянница твоя, хозяйка, то, выходит, с братом неладное что-то случилось?
– Жена его родами померла, – сухо ответила знахарка. – А любил он жену-то, души не чаял. Потому и Снежану невзлюбил, да и сам к хмельному пристрастился. Поначалу работать продолжал, да токмо уголь все хуже и хуже у него получался. Медники и кузнецы взроптали, к князю пошли. На круг серебро собрали, да волей княжеской дело у него и выкупили, сами жечь стали. Брат же с серебра сего шального пуще прежнего запил. Как кончилось, дом тоже пропил. Опосля сгинул где-то, никто и не схватился. Снежана к тому времени у меня давно обитала. Я гадала – мертвый выходит. И смерть мирская. То ли замерз, то ли утонул, то ли еще чего вышло, как оно во хмелю-то бывает. Не убивал его никто. Да и к чему? Взять-то с него уж нечего было… С тех пор вдвоем и маемся. Она стирает, я бабам помогаю. Кому повитухой, кому лекарем. Кого слушаю, кого жалею, кому заговорами помогаю. Так и живем.