Когда Тайен повернулся, ему пришлось прикрыть глаза рукой. Золотой храм Всесоздателя в Небесном городе назвали так не зря — стены первого яруса покрывал мрамор, но выше их обшили листами чистого золота. Это могло быть не самое высокое здание в Таммаруте, но оно снискало славу самого заметного и запоминающегося.
Вели в него врата, тоже золотые, на которых мастер изобразил сотворение мира Всесоздателем. Эль остановилась возле них, слегка наклонившись и пристально всматриваясь в покрытые пылью картины. Мягкий металл «украшало» столько царапин и глубоких отметин, что в возрасте врат можно было не сомневаться — им не меньше двух-трех сотен лет.
— Что, отколола бы себе кусочек? — едко спросил Тайен, приблизившись к ашари.
Она резко выпрямилась.
— Просто задумалась, сколько голодных детей можно было накормить на эти деньги!
— А ведь и верно, — согласился Карас. — Тайен не понимает, как можно поклоняться демонам, а я не понимаю, как можно тратить столько полезных вещей впустую.
— Вот тут ты ошибаешься. Золото бесполезно, его единственное предназначение — радовать людские взоры. В любом случае, хватит спорить, — маг указал на вход. — Идемте.
День стоял будний, а час вечерних молений еще не наступил, и в храме было немного людей. Тайен не удивился, заметив среди них несколько своих соотечественников. Они сидели на коврах в углу, за резными ширмами, которые огораживали молитвенные места, и тихо беседовали. Сам храм мог принадлежать южанам и быть выстроенным в их архитектурном стиле — строгом, без статуй и фресок, так любимых вессалийцами, но Всесоздатель оставался все тем же, что и в родной стране. Лишь отдельные путники, которых Тайен считал фанатиками, наотрез отказывались даже заходить в «грязные» кумирни, где молитвы возносились не только Всесоздателю, но и его вестникам. Другие странники, судя по всему, не видели разницы, где чествовать Бога.
К тому же здесь было куда прохладнее, чем снаружи.
Тайен потянулся снять надоевший тюрбан, но замер в нерешительности. Краем глаза он уловил те же неуверенные движения и у Караса, и у Эль. Разрешено ли здесь находиться без головных уборов или, наоборот, только в них и нужно молиться? Всесоздатель в религиях мог быть одним и тем же, но обряды у вессалийцев и южан отличались достаточно сильно.
— Вы же ходили до этого в храмы Всесоздателя в Гирантисе, правда? — слегка нервничая, спросила Эль.
— Я эманец, — ответил Карас. — В Эмане не поклоняются ни Всесоздателю, ни вестникам, ни демонам.
— А я вообще никогда не был религиозен, — шепотом добавил Тайен.
Женщина тихонько застонала. Маг понимал ее чувства. Сходили на разведку…
— Никогда прежьде не бывать в наших храм? — раздался за спиной ломаный вессалийский.
Спутники обернулись. К ним подошел высокий бородатый южанин. Его черный кафтан опускался до самых пят, а волосы были убраны под объемный тюрбан такого же цвета. Тайен невольно сравнил головные уборы и решил, что тюрбан незнакомца раза в три больше, чем у любого из посетителей храма. Это значило, что перед ними кто-то очень важный — в Гирантисе любили померяться размерами тюрбанов.
— Я жьрец Всесоздатель, — шепеляво представился человек. Слова он подбирал медленно и так морщился при этом, будто разговор на чужом языке причинял ему невыносимые страдания. — Счастье приветствовать тебя…
— Не утруждайте себя, — поспешил сказать Тайен. — Мы понимаем по-местному.
— О! — радостно воскликнул жрец на родном наречии. — Это чудесно! Простите меня за любопытство, но я увидел, что вы входите, не осенив себя солнечным знамением, и сразу узнал в вас путников из Вессалии. Вы ведь пришли поклониться Всесоздателю?
— Конечно, — быстро ответил Тайен, заметив, что южанин тактично не стал спрашивать о том, готовы ли они поклониться еще и вестникам. — Но, если вы позволите, нас волнует такой деликатный вопрос касательно веры…
Казалось, жрец обрадовался еще сильнее. Наверное, ему нравилось играть роль миссионера. Или же он решил, что с новообращенных можно будет выбить больше пожертвований.
— О, я готов ответить на любые ваши вопросы о Всесоздателе и поклонению ему в Гирантисе! Что бы вы хотели узнать?
— Не я, — Тайен махнул рукой в сторону Эль и Караса. — Мои друзья из других земель. Они не понимают, каково это — молиться Варону, Иешну и другим вестникам наравне со Всесоздателем. Мы долго спорили о том, достойны ли они поклонения, и вдруг я увидел, как солнце освещает ваш храм. Невероятное зрелище! — он округлил глаза, изо всех сил стараясь выглядеть хоть сколько-нибудь набожным. — И тут я понял: это знак! Мы должны прийти сюда и попросить сведущего человека, чтобы он рассказал о том, как в Гирантисе верят в Великого благодетеля.
— Да, знак, не подлежит сомнению, что это был знак! — закивал жрец. — О, я вижу, что среди вас есть эманец. Рад видеть, что кто-то из вашего народа готов отринуть тьму ереси и принять в свою душу свет истинной веры!
Как скрипят зубы Караса, было слышно даже в нескольких шагах от него. Тайен повернулся и многозначительно приподнял бровь, вынуждая целителя подыграть.
— Д-да, — процедил тот. — Я готов. Но у меня… очень много вопросов.
— Это чудесно! — поддакнул жрец. — Удивительное совпадение: в нашем храме есть юный послушник по имени Юки. Он приехал из Эмана, увидел Золотой храм, и его сердце навсегда осталось здесь. Не хотите ли вы побеседовать о вере с соплеменником? Я уверен, что он лучше меня поможет свету пробиться к вашей душе!
Карас уничтожающе глянул на Тайена и уныло произнес:
— Хочу.
Эль, которая все это время держалась позади, отодвинула мужчин и обольстительно улыбнулась жрецу.
— А моей темной душе вы поможете принять в себя… свет? Я бы предпочла, чтобы это сделали именно вы!
Маг закашлялся. Южанин, то ли не понявший намек, то ли, наоборот, понявший его очень хорошо, смутился и потер курчавую бороду. Затем, видимо, он принял решение и простер к Эль руки.
— Конечно! Кто я такой, чтобы отказывать в просвещении юной и невинной душе? А вы…
Он собирался обратиться к Тайену, но жреца прервало пение. На звук обернулись почти все посетители храма.
Пел мужчина. Маг узнал слова южной молитвы, просящей о посмертном отдыхе. Густой, сочный голос доносился откуда-то из-под земли, поднимался наверх и, распространяясь по всему храму, затихал в высоких сводах. Он переливался, дрожал на верхних нотах, а затем его тон снова падал так, что перехватывало дыхание. Глубокие низкие ноты что-то будили внутри, вселяли тревогу. Невидимый певец вкладывал в песню всю свою душу, и она откликалась даже в тех, не верил во Всесоздателя.
«Боже, умоляю тебя, ниспошли мне покой…»
Тайену показалось, что у него забилось давно истлевшее сердце. Порозовели щеки Эль, Карас нахмурился и поправил край тюрбана, почти полностью закрыв лицо. Спрятался. Даже раскосые глаза прикрывали торчащие из-под ткани пряди черных, как вороново крыло, волос.
— Какая красота, — прошептала ашари, когда голос стих.
— Это так, — подтвердил жрец. — Мы набираем самых лучших певцов, которые достойны петь в Золотом храме. У нас есть целая династия, которая посвятила свою жизнь служению у нас. Халид как раз из нее.
— Человек, который так поет, должен быть невероятно красив, — продолжала вздыхать Эль. — Душой, я имею в виду. Можно его увидеть?
Южанин натянуто улыбнулся.
— Боюсь, что нет. Халид человек скромный, он не любит излишнее внимание. И он сейчас очень занят подготовкой к вечернему служению. Уверяю вас, не стоит его не отвлекать.
— А откуда шел звук? — спросил Тайен, пользуясь моментом. — Там, под храмом, есть помещения?
— Конечно.
— А вы мне их тоже покажете? — с надеждой спросила Эль.
На сей раз жрец улыбнулся гораздо шире.
— Конечно!
Глава 8
После заката Небесный город казался мертвым. Ветер усилился, нагоняя из пустыни песок, и жители, учуяв приближение пыльной бури, скрылись в домах. Три чужестранца, бредшие по улицам, невольно привлекали внимание стражников, которые патрулировали центральные кварталы Таммарута. Кое-кто даже подходил и спрашивал, не заблудились ли они и не нужна ли им помощь. Тайен сомневался, что это был жест доброй воли. Глазки южан масляно блестели под железными шлемами, а беспокойство посещало стражников исключительно в самых темных и глухих переулках. При виде меча Эль и кинжалов Караса они разворачивались, иногда забывая поинтересоваться, знают ли путники дорогу до своего караван-сарая.
Красота Небесного города не шла рука об руку с благополучием.
Эль сердито пинала камешки, ворча себе под нос. До Тайена доносились только отдельные слова вроде «недоумок», «болтунец» и прочие нелестные описания. Карас тоже был мрачнее тучи. Сразу после выхода из храма он выудил из-под кафтана длинную трубку, набил ее и пыхал, окутывая себя сизым дымом. Верный признак того, что целителю что-то сильно не нравилось.
— Я уже понял, что разведка получилась так себе, — нарушил молчание Тайен. — Но, может, все-таки поделимся тем, кто что обнаружил?
— Нечем делиться, — ответил Карас. — Ребенок сказал, что под храмом несколько жилых комнат, и всё. Зато я теперь могу рассказать в подробностях, какие чудеса совершали вестники и почему их признали богами наравне со Всесоздателем, которого, в отличие от них, никто не видел.
— Я думаю, внизу сокровищница, — отозвалась Эль. — Но перед ними и правда кельи. Жрец не захотел меня вести дальше. Якобы там живут певцы, а их нельзя тревожить, потому что они готовятся к молениям… Ну, вы слышали. Зато он проболтался, что при перестройке храма в самом деле нашли запертую комнату. Когда ее открыли, там оказалась груда сокровищ, из которых потом отлили золотую крышу.
— Значит, демон давно мертв?
Тайен даже не знал, радоваться этому или огорчаться.
— Не уверена. Камень вокруг двери в Лире был оплавленный, но сама дверь — целехонькая. Ее явно когда-то пытались вскрыть, и ничего не вышло. Кстати, внутри мы не нашли никаких сокровищ. Что-то мне подсказывает, что и в аль-Нуили их не было. И еще меня кое-что смутило: жрец не сказал о демоне ни слова.