— Вестника прикончил вор, — таков был вполне разборчивый финал длинной тирады Сильвестра.
— Информация принята, — повторил Киборг.
— Найди его! — взвыл Сильвестр.
Травень на ощупь нашел нужную кнопку, и черная коробка наконец замолчала.
Танцпол. Вип-зона. Смех и грех! Цементный пол ДК «Маяк» когда-то, в стародавние времена, был выкрашен рыжей краской. В те же, давно миновавшие времена, в Доме культуры функционировал кинозал, работали драмкружок и музыкальная школа, а субботними вечерами молодежь собиралась на танцульки. Молодежь дергалась на этом самом рыжем полу, облитая семицветной феерией светомузыки. Пьяных быстро выбрасывали за дверь. Буфета не подразумевалось в принципе. Танцоры являлись в клуб уже сытыми, основательно заправившись пивом марки «Жигулевское». Девушки, посещавшие субботние танцульки в «Маяке», делились на доступных и приличных. В те времена женились рано, разводились редко, зубной порошок продавался в каждой галантерее в цилиндрических белых коробочках с улыбающимся, желтоволосым карапузом на этикетке.
Нынешняя цветомузыка оказалась бесцветной. Вращающиеся прожекторы орошали зал белым, холодным светом, вырывая из мрака изломанные, тщедушные фигуры. Черно-белые краски мышиного мирка разбавляло синее, тряпичное убранство бывшей сцены бывшего клуба. Травень с удивлением признал лазурный плюш кулис. Во времена его юности лазурные кулисы торжественно разъезжались на стороны, являя публике в зрительном зале сцену ДК и заранее приуготовленное зрелище на ней: белый киноэкран или хор горного училища, или струнный оркестр училища музыкального.
Ныне кулисы обрели новую жизнь. Руки неизвестного умельца задрапировали синим плюшем высокий помост, построенный над сценой. На помосте ритмично дергались три девицы — группа «гоу-гоу». Девушек подобрали, что называется, не в масть. Одна казалась слишком молоденькой — лет четырнадцати, не более. В низком вырезе её кофточки Травень разглядел выпирающую грудную кость и два рядка ребер. Другая девушка ему понравилась больше, но для группы «гоу-гоу» также не очень-то подходила из-за избыточной полноты. Однако танцевала она красиво, и Сашка, подмигнув ей, приступил к осмотру третьей девицы. Эта вполне соответствовала стандарту московских клубов, но казалась слишком усталой, и от неё добиться ответной улыбки так и не удалось.
Тут же, на плюшевом помосте, расположился диджей — чудовищно некрасивый парень, ослепленный светом направленных на него прожекторов, потный, с выражением неподдельного величия на челе. Непосредственно под помостом, на пространстве, обычно обозначаемом в ночных клубах, как вип-зона, резвилась мышиная элита — плохо различимые в мигающем свете, мелькали синюшно-бледные, искаженные лица, волосы, руки. Справа посверкивала стальной отделкой барная стойка. Зайчики плясали в стекле пустых бокалов. Вдоль стойки длинной чередой стояли высокие табуреты. За стойкой суетилась пара барменов. Травня рассмешила заскорузлая, совковая надменность истых работников общепита, навек запечатлевшаяся на их деревенских лицах.
— Наверное, я старею, — пробормотал Сашка, направляясь к барной стойке. — Где же тут у вас «Буратино» и томатный сок?
Ассортимент напитков, представленных на полке за барной стойкой, не порадовал изысканностью. Да и не соответствовал он представлению Травня о безалкогольном баре. Дешевое пиво, крепленое и не очень, энергетики, паленый «Метакса», кока-кола, слишком дорогая водка неизвестных ему брендов. Травень выбрал «Хортицу» и попросил разбавить пятьдесят граммов водки апельсиновым соком из пакета. Надменный бармен щедро насыпал в его стакан льда. Музыка умолкла на пару минут как раз в тот момент, когда Сашка поднес стакан к губам и сделал первый глоток.
— Напиток настоящего телохранителя, — сказал кто-то совсем рядом с ним.
Травень в изумлении воззрился на Ярослава.
— Любишь старые фильмы? Одобряю!
— Мама любит. Вернее, любила. Особенно почитала Кевина Костнера.
Расспросить его о матери или не стоит?
— Она умерла от наркотиков, — продолжил Ярик, не дожидаясь дальнейших расспросов. — Передозировка. Не понравилось ей житье в Европе. Так и не смогла привыкнуть.
Правильное лицо Ярослава оставалось бесстрастным.
— А отец?
— Что — отец?
— Ну, другая женщина… Ведь он ещё не стар. Или… ты как думаешь?
Травню показалось, или по лицу парня мелькнула гримаса брезгливого отчуждения? Отвернется, уйдет, ответив презрением на бестактность?
— Наверное, ему не просто встретить другую, — проговорил Ярослав. — Он верующий человек.
— Я заметил. — Травень не смог сдержать усмешки.
Теперь настал черед Ярослава с изумлением рассматривать своего телохранителя. «Удачное» начало разговора! Ну и пусть. Даже если теперь пацанчик уйдет в негатив, ему вряд ли ещё раз удастся смыться. Уж об этом-то Сашка позаботится.
— Вы теперь не отстанете от меня, — печально констатировал Ярослав.
Ответом ему стал яростный удар децибелов. Диджей поставил медляк из репертуара «25/17». Мертвенный свет преисподней на время прекратил терзать темноту судорожными сполохами. Группа «гоу-гоу» отправилась на отдых. Небольшая, но плотная толпа сбилась возле помоста. Каждый зажег фонарик мобилы, каждый воздел руку к потолку. Толпа раскачивалась в такт аккордам. Большая же часть «мышей» отступила во мрак, к стенам и зажила там непонятной, грязноватой жизнью. Случайные лучи прожекторов вырывали из мрака сосущиеся парочки, дергающиеся кадыки, застывшие лица.
— «…Она не поет и не пьет вина. Собакой по следу идет война»[11], — печально декламировал хрипловатый баритон.
— Новый репчик? — усмехнулся Травень.
— Ну, не совсем новый… — Ярослав казался раздосадованным.
Он отошел от барной стойки, оставив на табурете оранжевый рюкзак. Хороший парнишка — Ярик Лихота. Такого не пропустишь даже в темном клубе, в плотной толпе. Вон он стоит, словно заколдованный принц среди помойной черни, будто Щелкунчик, бросивший последний вызов воинству Мышиного короля. А ему, Травню, он все-таки доверяет. Оставил под его присмотром свой рюкзак, на оранжевом боку которого Сашка приметил лейбл немецкого бренда «Кемел Эктив». Рюкзак чем-то плотно заполнен, а из-под коричневого дерматинового клапана выглядывает конец заостренного стального прута. Ну что ж, парнишка не совсем безоружен и совсем не прост. Ах, Вичка! Угораздило же тебя, девочка, влюбиться в неподходящего паренька! Вот она, судьба!..
Терзаясь внезапной ревностью, Травень прислушивался к голосам рэперов. Кажется, его Маруся тоже слушала такое, или он ошибается?..
— «…собакой по следу идет война… — читал грустный голос. — Она больна».
Но вот голоса рэперов умолкли. Ярослав вернулся и сразу ухватился за свою заточку, но, почуяв внимание Травня, не решился извлечь её из рюкзака. Сашка заметил, как он на ходу прячет в карман куртки небольшую записную книжку и крошечный, величиной с указательный палец диктофон.
— Я записываю, потом перевожу речевой файл в текст. Так буду писать диссертацию по социологии, — пояснил Лихота-младший.
Ишь ты, какой наблюдательный!
— Об этом? — уточнил Травень, указав подбородком на группу «гоу-гоу», изготовившуюся для нового танца.
— И об этом тоже.
— А я по старинке больше люблю «Дженезис», — брякнул Сашка, не в силах смотреть на его расстроенное лицо и со всей возможной строгостью добавил: — Тебе не место здесь!
— Я собираю материал. Мне надо. — Лицо парня отвердело. Он сделался совсем похож на отца. — И об этом тоже надо писать. Но как? Я пока в раздумьях. Может быть, посоветуете что-нибудь? Кто-то же должен рассказать вот об этом остальному миру.
Ярослав указал в сторону. Там, в темном углу, вскипала мышиная возня. Клуб наполнился навязчивым, визгливым ритмом. Публика начала выползать от помоста и тонущих во мраке стен на середину танцпола. В дальнем углу, там, куда смотрел Ярослав, среди затянутых в тесные одежды девиц мелькнула фигура в камуфляже.
Травень снялся с табурета. Не прерывающая судорожных телодвижений толпа расступалась перед ним. Пульсирующий, холодный свет неприятно бил по глазам, но Сашка не упускал цель из вида. В дальнем углу зала между конопатым и кургузым отирался его знакомец — Аркашка Гнесь, позывной Аксен. Вертихвост смотрел прямо на Травня и не видел его, так шлепал губами, время от времени произнося слова Сильвестр, хозяин, Вестник, Киборг, БМП, ну и, конечно, ругался грязно-матерно. Ах, если б он не вертел головой, можно было бы уяснить общий смысл толковища, а так…
— Я выманю его в туалет, — голос Ярослава прозвучал над самым ухом Травня. — Там вы сможете поговорить с ним вашими методами.
Сашка обернулся, но парень уже лавировал между танцующими, пробираясь ближе к Аксену.
Травень схватил кого-то за плечо:
— Где туалет?
— Шо? — на него уставились пустые колодцы зрачков.
— Где тут поссать можно?
— Тама!
Широкий, изорванный вспышками холодного света жест. Травень резко взял влево. Толпа шарахалась в стороны при его приближении.
Белый кафель стен пестрел фресками голодного разврата. Воздух был насыщен запахом прогорклой мочи.
— Как неправильно сношаться. Руководство к действию, — усмехнулся Ярослав, кивая на изрисованные стены.
Он стоял посреди туалета с рыжим рюкзаком за плечами, как солдат на посту. Только вот АКМ он не взял на изготовку, а безалаберно прислонил к белой, в коричневых потеках стене. Да и не его это автомат. Рядом, над замызганной раковиной вертел круглой головой Аксен.
— Здорово, придурь! — рявкнул Травень.
— Шо? — обернулся Аксен.
Тьфу ты, гадость! Всё те же зрачки-колодцы.
— Что-то происходит в Благоденствии, — сообщил Ярослав. — Бой не бой — не пойму. Говорит, — он кивнул на Аксена, — будто сожгли бээмпэ. Только не пойму, кто сжег и чья машина? Вы спросите у него? Ну… вы сами знаете, как.