Толпа помалкивала в отдалении. Лихота пока сохранял спокойствие. Похоже, он бесконечно доверял Киборгу, а тот, низко склонившись на телом Весника, бормотал бессвязное:
— Бесспорно, он находился вне машины, когда та загорелась. Смотри, лишь волосы опалены, но пуговицы на камуфляже целы, и молнии не оплавились. Он не горел.
— Вин не горив, — эхом отозвался Хома.
Киборг дулом автомата приподнял край одежды мертвеца. Что он ожидал там увидеть кроме обычного, в соответствии с местной модой, носимого тельника? Похоже, Киборг желал добраться до плоти Вестника и отступил, только увидев в середине его живота, над пряжкой ремня обычный человеческий пупок.
— Нет, это не дьявол, — едва слышно прошептал командир Пастухов и отступил в сторону, к толпе своих сородичей.
Сильвестр посматривал на Киборга. Как говорят они в таких случаях? «С этого толку не будет»? Или по-другому: «Больше вреда, чем пользы»? Если доведется, отдаст ли он команду стрелять по жилым кварталам Пустополья?
Неистребимый металлический вкус во рту. Ужасающий запах. Прискорбные твари жарят на масле из семян подсолнухов свой кислый, темный хлеб. А перед этим трут липкие краюхи зубьями чеснока. Жаренный на горячем масле чеснок придает пище неистребимый, отвратительный аромат.
Сильвестр обернулся. Рядом с ним стоял один из бойцов — седоватый, отечный, но не пьяный, родич главной их противницы — Витек Середенко. Никто из Пастухов не смеет напиваться в присутствии Киборга, поэтому Витек трезв, но мутный взор его бессмысленно блуждает, то и дело цепляясь за лицо Сильвестра.
— Снайпери не стають мясниками, — бормотал Середенко.
На дне мутных зрачков существа, называемого Витьком, плескался, закипая, зловредный замысел. Какой?
— Поди прочь! — рявкнул Сильвестр. — От тебя отвратительно смердит! Надышусь вашей отравы и, пожалуй, сам стану русским!
— Вернись в строй, Середенко, — рыкнул Киборг.
Витек послушно вернулся к стене, снова превратившись в одну из серых тварей, без обличья, без личности. Они покорны и опасны лишь друг для друга. Чередуя скупые ласки с обильными посулами и шантажом, ими вполне можно манипулировать. Любое мало-мальски разумное существо сильнее каждого из них во сто крат.
Сильвестра передернуло. Ещё одно чувство, неведомое ранее, больно кольнуло под диафрагму. Сомнение! Так ли они просты — эти серые чучела? Ведь кто-то же из них убивает его людей. Если не родственница мутноглазого Витька, тогда кто дырявит по-испански длинным, остро заточенным стилетом, оставляет тела на виду, не прячет, не хоронит? Вот и китаец убит таким же странным, нездешним способом. Эх, жалко, что так быстро кровью истек. Порасспросить бы!
Всё изменил негромкий хлопок. Площадка перед крыльцом мгновенно опустела. Под стеной, с наружной её стороны ухнул разрыв. В стену звонким горохом ударили осколки.
— Они обнаглели, — усмехнулся Лихота. — Потеряли страх Божий.
Он всё еще стоял на своем высоком крыльце, когда за вторым хлопком последовал новый разрыв. Где-то невдалеке глухо взрыкивал движок.
— Бог все видит. Возмездие обрушится на головы преступников, отравляющих моих сограждан страшным ядом. Пусть гнев Всевышнего падет на подонков, расхищающих богатства родной земли! Сейчас моя армия даст обнаглевшим слугам сатаны достойный отпор! Русские не сдаются!
Человеческое тело способно подарить множество неизреченных удовольствий душе, особенно если эта душа черным-черна или, говоря иначе, ничем не запятнана. На черном полотне сколько не ищи, не найдешь ни рисунка, ни пятен.
Сильвестр удалился под сень стены, поправ подошвами ботинок ухоженный газон. Так он стоял долго, прислушиваясь к треску рации, заглушаемому порой грохотом разрывов. Он не мог слышать голоса Лихоты, но знал: хозяин Благоденствия возносит молитвы. Смешно и приятно! Он почитает свою веру тверже тех осколков, что сейчас свищут над головой Сильвестра. Он возносит свою призрачную правоту выше жизней тех простаков, что сейчас сражаются друг с другом в поросших бурьяном закоулках Благоденствия.
Кое-кто из бойцов полагает, будто сражается за Лихоту и его фальшивую веру. Иным же просто некуда податься. Но все они — и богатей Лихота, и самый нищий из его земляков — похожи, будто единоутробные братья. Одни прикрывают душевную наготу неискренней верой, пытаясь выменять добросовестность в исполнении непонятных им ритуалов на билет в царствие Распятого. Иные же и этого не имеют, а просто запродали и могилы, и память предков, и себя самое, и будущность детишек своих за дешевые, выцветшие фантики чуждых обычаев.
Губы Лихоты продолжали шевелиться. Сильвестр наслаждался. Нет, ни самые изысканные яства, ни объятия желаннейшей из недоступных женщин не могут принести столь полного удовлетворения. Вот хозяин Благоденствия поминает главнейшего из своих мнимых врагов, того, кто в Пустополье назвался именем Стаса Рея. Откуда он явился? Каких людей земляк? Чьей вере привержен? Кем послан? Почем куплен? Никто из простаков не удосужился поискать ответы на эти простые вопросы. Даже позабыли спросить, какие цели преследует сей небескорыстный боец, обольщая будущим, призрачным счастьем, толкая на кровавую борьбу с сородичами. Просто встали по его команде под ружье и дали присягу на самоистребление.
Губы Лихоты шевелились, повторяя одно и то же, видимо, крепко полюбившееся ему слово — «богоносец». О ком это он?.. Впрочем, даже и не любопытно, ведь на улицах Благоденствия, за высокой кирпичной стеной, отделившей его чистилище от здешней, тонущей в крови преисподней, кипела отчаянная перестрелка. Грохотал движок тяжелой машины, лязгало железо, утробно ухала пушка.
Рация в кармане Сильвестра зажила собственной жизнью, переругиваясь сама с собой надсаженными, хриплыми голосами. Любопытно посмотреть, что же случится, если они истребят друг друга до последнего человека? Как поступит этот последний? Неужели наложит на себя руки?
Нет, ненапрасно Лихота нанял Дмитрия Водореза. Киборг — хороший командир. Прошло не более двадцати минут с того момента, как серое воинство смыло с площадки и не более пятнадцати, как на задворках особняка Лихоты взревел дизель пусковой установки. И вот уже над головой Сильвестра глухо взвыла первая ракета. Сладостный звук! Песня справедливого возмездия. Огненная, сеющая хаос, стрела ушла в небо. В её полете и падении, в подсвеченных адским огнем облаках разрыва, порождаемого ею, есть своя, жестокая логика. Хаос можно уничтожить только хаосом.
Перепаханная разрывами, исторгшая из себя, давнишний, глубоко зарытый мусор, земля заставляла двигаться сложными траекториями. Шоссе в нескольких местах было искромсано разрывами. Асфальт дыбился, подобно океанским волнам, и Травню приходилось то и дело съезжать на обочину. Ярослав добросовестно считал воронки от ракетных разрывов.
— Всё! — сказал он, когда вдали завиднелась обсаженная тополями, кованая ограда Благоденствия. — Больше воронок не будет. Они стреляли одиночными. Я видел ровно семь пусков. Расчетом командовал Киборг. А на броне сидел наводчик.
— Кто?
— Наш человек у Землекопов. Он сидел на броне рядом с Пчелкой. Хотите узнать, кто он? Я могу сказать только вам. Я знаю!
Травень отвлекся. Голая, отутюженная гусеницами пашня лучше, чем колосящееся поле — есть шанс вовремя заметить неразорвавшуюся мину.
— Почему вы не хотите слушать? — не унимался Ярослав.
— Здесь могут быть неразорвавшиеся мины, — напомнил Травень. — Смотри в оба, парень, не то останемся без машины.
Последние пятьсот метров ехали, ориентируясь по запаху. Травень вел «туарег», осторожно объезжая неглубокие воронки — следы минных разрывов. Но трупов они не видели. Из всех возможных последствий недавнего боя обнаруживалась лишь неистребимая приторная вонь — запах горелого человеческого мяса.
— Эх, Петруху бы сюда, — приговаривал Травень. — Вот кто в хороших отношениях с минами! Его война щадит. Почему?..
Но Ярослав не ответил. Он яростно копался в своем рюкзаке. Травень узрел планшет, пару мобильных телефонов, черную коробку самой обычной рации — любопытно, какой же у парня позывной? — вместительную аптечку с большим красным крестом, пару носков, небольшой, обернутый фольгой пакетик. Чего же только нет у парня в запасе! Между делом Травень заметил и потрепанную, густо исписанную тетрадку.
Наконец Ярослав извлек пестрый квадратный платок-бандану и закрыл ею нижнюю часть лица. Видимо, это плохо помогло — он все равно то и дело кашлял, глаза его слезились. Травень просил потерпеть. Складывая вещи обратно в рюкзак, парень уронил на полик «туарега» обернутый фольгой предмет. Заметит или нет?.. Не заметил! Может быть, теперь у Травня появится шанс разгадать один из его секретов? Например, зачем такому вот пареньку таскаться по пустопольским наркопритонам? Неужели всё дело в социологии? Сейчас он спросит, вот только объедет этот ивняк и тогда…
Пришлось поднять все стекла и включить режим внутренней циркуляции. Вонь сделалась невыносимой. По лицу Ярослава ручьем катились слезы. Похоже, не только от запаха…
Наконец они обнаружили источник вони — почерневший БМП прятался в зарослях обгорелого ивняка. Обе гусеницы машины оказались перебиты, земля вокруг неё была тщательно отутюжена гусеницами бронетехники и покрышками тяжелых автомашин. Соваться внутрь БМП не стоило. Погибшие, несомненно, были там, но чем же можно им помочь, если даже камуфляжная краска на броне выгорела, обнажив черный металл?
— Нам надо избавиться от Аксена, — напомнил Травень окончательно затосковавшему Ярославу.
— Вы предлагаете и его поджечь?
— Вряд ли это поможет. Скорее всего, он участвовал в бою, но потом, прежде чем отправиться в клуб, побывал на вашей… нашей базе в доме твоего отца, где все видели его живым.
— Как же быть?
— Не волнуйся. Я сумею объясниться, но пока мне надо всё тут осмотреть.
Травень оставил парня возле «туарега», а сам отправился на осмотр БМП. Результаты полностью соответствовали его ожиданиям. Конечно, Пастухи не удосужились извлечь из БМП трупы погибших, хотя люк легко поддался Сашкиным усилиям. Кто-то спугнул их, или те попросту не пожелали ковыряться в обугленных, отвратительно смердящих останках?