Резко отняв руки от холодного камня стены, он повернулся и легкой поступью сбежал по винтовой лестнице.
Герман отлично знал, какую услугу оказывают омни остаткам человеческой расы, и был готов отдать причитающуюся им плату.
Так было и так будет. Вечно. Вне зависимости от его желаний, ибо этим существам принадлежало все: весь космос, все планеты, все жизни. Они были богами, живущими среди смертных, и этим, по сути, сказано все…
Го-Лоит (так для человеческого слуха звучало имя существа, появившегося из люка космического корабля) сошел по ступенькам, ступил на мягкую ковровую дорожку, которая тянулась от трапа к воротам замка.
Герман ждал, почтительно склонив голову.
– Приветствую тебя, Великий Омни! – вытолкнул он сквозь зубы формулировку приветствия.
Го-Лоит остановился, обе головы пристально взглянули на хозяина замка.
– Сегодня будет большая охота, – спокойно произнес он. – Наши друзья с иных миров помнят твою расу, человек, и они пожелали увидеть, как мы поддерживаем ваш род. К тому же они прекрасно осведомлены, насколько вы агрессивны…
Герман посмотрел на омни, и в его глазах отразилось недоумение.
– Я не знаю, что такое «охота», – сознался он.
Го-Лоит сначала нахмурился, затем снисходительно пояснил:
– Одно существо убегает, а другое догоняет его, чтобы убить. Все просто, – с мерзкой ухмылкой добавил он.
Герман сдержанно кивнул, проявляя терпение.
– Наши друзья с Рогрика будут наблюдать за происходящим, – ухмылка Го-Лоита стала шире.
– Да, – склонив голову, произнес Герман, зная: что бы ни затеял омни – значит, тому быть. Сопротивляться, выказывая неповиновение, бесполезно. В конце концов пришельцы слишком добры к людям, чтобы он по каким-то личным предубеждениям позволил себе сломать сложившиеся взаимоотношения между расой омни и их приемышами, осиротевшими, лишенными возможности продолжить свой род существами, которых в Галактике принято называть людьми.
– Да, – уже более твердо повторил он, желая поставить точку, скорее для себя, чем для Го-Лоита. – Кто будет исполнять роли?
Шеи омни сплелись в знаке пренебрежительного отрицания.
– Не роли, человек, – прошипел он. – Наши друзья с Рогрика – квазианцы, а они не признают игр. Бой смертельных врагов – что может быть приятнее для них, а?
Герман понял, что вопрос, прозвучавший в интонациях омни, адресован ему, и ответил:
– Ничего.
Конечно, он знал квазианцев, против которых ему приходилось сражаться с оружием в руках! Омни были хитры. Они победили этих агрессивных тварей руками десятка различных галактических рас, в том числе и людей, особо отличившихся в недавно закончившейся войне. Можно сказать больше – именно человеческие формирования разгромили квазианцев. И те, вполне справедливо, ненавидели людей.
Но что задумал Го-Лоит? – с тревогой подумал Герман.
Ответ не заставил себя долго ждать.
– Ты ведь знаешь, кто уничтожил Землю? – спросил омни, неторопливо шагая по мягкой дорожке к воротам замка.
Знал ли Герман? Да, несомненно, хотя это знание, как он подозревал, было передано первым человеческим клонам самими омни. Землю и несколько близлежащих к Солнечной системе колоний, которые успело основать человечество за время своей недолгой экспансии, погубили форкарсиане.
– Двойная звезда Форкар-Сиан была взорвана, и наши враги сгорели в пламени солнц! – твердо ответил Герман. – Мои предки уничтожили их всех, до единого!
– Правильно, – подтвердил Го-Лоит. – Но ведь форкарсиане успели нанести удар, превративший Землю в радиоактивную пустыню, не так ли?
– Так, – сквозь зубы вытолкнул Герман. Он никогда не бывал на родине человечества, но все же тоска и ненависть кипели в нем с самого раннего детства, внушенные рассказами отца и немногими материальными свидетельствами былых событий, – они хранились в замке как святыни…
– А ты живешь, воин, – назидательно напомнил ему омни, прервав тяжелые мысли молодого человека.
– По милости Великих… – склонил голову Герман.
– Мне нравится твоя покладистость, человек… – Омни усмехнулся, чуть приподняв губу, обнажив ряд мощных плоских зубов, явно предназначенных для пережевывания растительной пищи. – Хоть ты и принадлежишь к дикому, воинственному и безрассудному народу, но, видимо, наш генетический отбор пошел тебе на пользу… Так знай: мы возродили прах одного из форкарсиан, их воина, ашанга. Ты ведь ненавидишь их? Будешь сражаться яростно и умело? Или позволишь врагу выжить?
Омни умел нанести удар и сейчас наслаждался произведенным эффектом.
Кровь отлила от лица Германа, он смертельно побледнел, затем вскинул голову и спросил:
– Плата будет обычной?
– Даже больше, – омни пребывал в прекрасном расположении духа. – Мы привезли четверых младенцев твоей расы.
– Четверых?! – Герман не смог скрыть удивления. – Но только трое из нас расстались с жизнью в этом году… Я имею в виду тех, кто погиб, исполняя Долг Чести, – тут же поправил себя он и вопросительно посмотрел на омни.
– Ты станешь четвертым, Герман, – не скрывая удовольствия от этой сцены, сообщил ему Го-Лоит. – Вероятнее всего, ты умрешь, – пояснил он, – но твоя смерть будет вознаграждена. Я позаботился об этом заранее. Ты доволен?
– Да, – склонил голову молодой джорг.
На этот раз жест повиновения был искренним.
Он наизусть знал каждый пункт давнего договора, где значилось, что только определенное количество людей может существовать во Вселенной, а младенцы доставляются на Джорг лишь по факту смерти одного из членов общины. На этом фоне жест Го-Лоита выглядел как щедрость со стороны омни.
Герман получил достаточный стимул, и пусть возрожденный ашанг не рассчитывает на победу, каким бы искусным бойцом он ни оказался.
Анвар воспринимал происходящее как тяжелый сон, хотя раньше ему никогда не приходилось видеть столь ярких, неотличимых от реальности сновидений.
«Метаболический имплант погасил мое сознание, чтобы завершить процесс заживления ран», – мысли, похожие на шепот, немного успокоили его, но странные видения не исчезли, они нахлынули с новой силой. Таинственные микромашины продолжали выполнять одно из своих предназначений, передавая ганианцу частицу памяти Германа, записанную в них.
…
– Здравствуй, отец!
Герман затворил за собой дверь, повернулся, по привычке обежал взглядом помещение. Его облик разительно изменился. Взгляд потеплел, черты лица разгладились, утратили напряжение.
Генетическим донором Германа являлся Джордан. Он с детства помнил его таким – старым, будто росшее под стенами замка, наполовину засохшее дерево. У отца не хватало руки и глаза, но его ум всегда оставался ясным. Герман знал: Джордан тяжело переживает полученные увечья, но ничем не мог ему помочь. Законы омни запрещали людям применять кибернетические протезы, развивать медицинские технологии, так что рубцы, шрамы и увечья для любого воина являлись знаками пожизненными.
Джордан был очень стар. Он являлся генетическим донором для двух десятков воинов. Герман был самым молодым из них.
– Привет, Герман… – негромко произнес старик. – Я видел, как садился корабль омни. Что за пакость они затеяли?
– Не пакость, отец, – ответил Герман, по привычке присаживаясь на край широкой кровати. – На этот раз – не пакость… – он коротко изложил суть своего разговора с Го-Лоитом.
Старик сухо откашлялся. В последнее время его здорово мучила боль в груди.
– Что ж… – согласился он. – Еще один человек – это много. – Взгляд Джордана внезапно утратил блеск, потемнел, став мутным. Некоторое время он о чем-то тяжело размышлял, а затем добавил: – Последнее, что я успел сделать, – это заслужить право на твое рождение. Ты дорог мне, и должен понять: омни расчетливы, но не щедры, – его взгляд вновь стал колючим и жестким. – Го-Лоит запомнил тебя во время битв с квазианцами. Ты, по его мнению, слишком умен и смел, чтобы жить. Поэтому он привез младенцев и клонировал ашанга. Омни полагает, что ненависть к форкарсианину помутит твой разум, приведет к гибели. Когда начало схватки?
– Завтра утром.
Джордан посмотрел в окно, больше похожее на узкую, застекленную бойницу, и вдруг тихо, по-отечески произнес:
– Постарайся не оправдать его надежд, Герман.
Утро нового дня пришло под аккомпанемент тонкого, печального посвиста древесных червей.
Герман не знал, насколько должен быть чужд человеческому сознанию этот звук. Он никогда не слышал щебета птиц.
В комнате, где он жил, спартанская обстановка, традиционная для всех помещений небольшого города-крепости, нарушалась присутствием нескольких артефактов, свято хранимых из поколения в поколение.
Ими были обугленные страницы книги, несколько уже ни на что не годных кибернетических устройств, и еще – опаленный по краям стереоснимок хрупкого, светловолосого существа.
Герман не знал, кем был этот человек.
Его имя оставалось загадкой, а черты лица, тонкие, изящные, казались совершенно нереальными в обрамлении длинных светлых волос.
Реликвии Герману передал Джордан во время войны с квазианцами, когда человеческая община редела с каждым днем. Однажды молодой воин попробовал расспросить его о снимке, но старик лишь посмотрел на него с неизбывной тоской во взгляде и ответил:
– Есть знания, несовместимые с нашим укладом жизни. Эта ноша станет лишь тяжелее, если разделить ее поровну, на всех.
Снимок обладал необъяснимой силой воздействия.
Проснувшись, Герман встал и, прежде чем подойти к приготовленному накануне снаряжению, на секунду задержался у своеобразного алтаря, взглянув на тонкие черты лица, словно мысленно просил:
«Будь сегодня со мной… Пусть этот взгляд не станет нашей последней встречей…»
Посмотрел и отвернулся, словно захлопнул дверь.
Приближался час, назначенный омни. Мысль о ненавистном насекомоподобном существе наполняла разум мутной тревогой.