— Говорил же я, что оставлять эту женщину в своем доме — безумие, — повторил Лерон Сол.
— Так, значит, люди не лгут? — возмущенно воскликнул Майк Маллиган. — Ты действительно забрал у Зайдана его пленницу, французскую красотку, и оставил эту девку себе?
Омар бин-Брахим помрачнел, но острый язык Дика сразу привел всех в чувство.
— Один момент, джентльмены! Одну минутку! Ахмар, чтобы я больше не слышал никаких гадостей по поводу лаллы Эжени — ни от тебя, ни от кого-либо другого! И для вашего собственного благополучия запомните: леди, спасенную мною от издевательств Зайдана — он ведь тоже не отправил ее в Мекнес! — я знал еще задолго до того, как попал в Марокко, и любил ее больше жизни. Именно поэтому, во имя нашей давнишней дружбы, я сделал для нее то, что сделал, чего бы это мне ни стоило!
— Йа Аллах! — восторженно воскликнул Омар бин-Брахим. — Ты поступил правильно! Сердце верного друга так просто не выбросишь!
— Пусть будет так, — согласился Воленс Липарри. — Но все же я боюсь, что дружба с этой женщиной дорого обойдется тебе, йа Хасан. Султан совсем плох, а после его смерти Зайдан войдет в силу! И тогда горе тебе! Он не успокоится, пока не изничтожит тебя и все, связанное с тобой!
— Иншалла! На все шля Аллаха!
Дик склонил голову.
— Я не позволю страху ослабить мое сердце. Ахмар! В твоем послании ты, кажется, намекал и на другие, более близкие неприятности?
— Намекал!
Майк Маллиган заволновался. В этой области он чувствовал себя увереннее.
— Повсюду в провинции волнения и неудовольствия — люди говорят, что ты пренебрегаешь обязанностями кади.
— Аит Абузеба задолжали дань за две полные луны, — решился вмешаться бин-Брахим.
— И Аит бу-Амран, — добавил Воленс Липарри.
— И Хамед бу-Муса!
— И Аит Байрук!
Теперь все говорили сразу.
— Надо бы тебе показаться им! — предложил Ахмар.
— На это понадобятся месяцы, нет у нас столько времени.
Дик невесело усмехнулся, увидев на лицах друзей тень разочарования.
— Но есть другой, более быстрый способ разобраться с ними со всеми одновременно! С теми силами, которые находятся под нашим командованием, мы можем выйти с полдюжиной маневренных армий, и еще достаточно сил останется для защиты города на случай нападения. Воленс, ты возьмешь на себя Илидж и Аит бу-Амран. Оуэн Конвей управится с Тизнитом и Аит Абузеба. Здесь можно объединить силы. Була Никко может напасть на Акка и Татта и поставить на колени Аит Байрук.
Остаток дня он провел, составляя диспозиции и набрасывая планы стремительных вылазок. Суждения его были здравыми и безошибочными, что поднимало боевой дух у всех — кроме Майка Маллигана. К данному моменту рыжебородый убедился, что Дик превосходит его как командир, что это послано ему в наказание, и к концу дня окончательно впал в тоску, столь характерную для ирландцев.
В Таруданте Дик провел три дня и три ночи — не больше. Но каждый из этих дней показался ему вечностью — вечностью, полной опасности. Его переполняли дурные предчувствия, он словно улавливал в воздухе веяния приближающихся бедствий и отчаянно боялся, что удар по Агадиру будет ударом и по Эжени, и потому трудился как безумный, торопясь закончить свои диспозиции, назначить командиров и оставить подробные указания заместителям в Таруданте.
Большую часть времени Дик проводил за работой, но несколько часов все же принадлежали семье; и впервые за все эти годы он почувствовал к домашним некоторое охлаждение. Вспоминая спор с Эжени и теории, которые сам выдвигал, Дик старался подавить и сгладить отчуждение, но это ему не очень удавалось. Невозможно было отделаться от чувства, что, если бы не семья и не узы, связывающие его с нею, он мог бы умчаться с Эжени в любое доступное для него безопасное место. Однако семья неотступно была при нем, воздвигая невидимую, но непреодолимую стену между ним и Эжени.
Дети были еще слишком малы, чтобы почувствовать перемены в настроении отца, разве что он стал несколько ворчливее, но женщины не могли не заметить этого. Он по-прежнему считал своим долгом приходить к ним, и быть для каждой мужем и повелителем, но его не покидало чувство, ранее незнакомое, что он всего лишь жеребец-производитель, обслуживающий на пастбище стадо кобыл! Дик был прямо-таки одержим такой мыслью, и ни он, ни его женщины не получали никакого удовольствия от близости. Но лишь Азиза решилась заговорить об этом.
В последнюю ночь его пребывания в Таруданте Дик снова пришел к ней, поскольку Азизу он посещал первой и последней. Чувствуя себя чудовищно усталым, — в тот день он своротил гору неотложных дел — он тяжело опустился на роскошное широкое ложе и с облегчением вздохнул, предвкушая отдых. Жена прилегла рядом с ним почти робко, что вообще было не в ее привычках.
— Ты очень устал, господин мой Хасан! — прошептала она ласково.
— Аллах знает, — буркнул он.
— Ты обеспокоен в душе, муж мой?
Он не ответил.
— Это из-за женщины-франги в Агадире, которая приворожила тебя?
Он остро взглянул на нее, приподнявшись на локтях.
— Откуда ты знаешь о ней? — спросил он сердито.
— Это не секрет, — Азиза улыбнулась. — Все об этом знают.
— Тогда пусть все забудут! — воскликнул он раздраженно. — Она вовсе не привораживала меня!
— Но ты же любишь ее, — просто сказала Азиза.
Дик не отрицал этого и не стал бы, даже если бы и мог.
— А если и так? — спросил он с вызовом.
— Тогда почему бы тебе не жениться на ней, о мой господин, муж? Женись на ней, раз она так желанна для тебя, и привези ее сюда, пусть живет с нами.
Дик нетерпеливо передернул плечами, словно отметая ее слова.
— Она франги. Она не станет одной из нас. Я не могу жениться на ней.
— Тогда привези ее как рабыню.
Он бросил на нее свирепый взгляд.
— Когда же Аллах успокоит твой болтливый язык?
Азиза отшатнулась, отвернулась от него, и, упав на живот, спрятала лицо в груде подушек. Дик вдруг понял, что она тихонько плачет, и тут же почувствовал раскаяние.
— Азиза! — прошептал он. — Азиза, малышка! Прости меня! Я не хотел тебя обидеть — я говорил так грубо….
Жена тут же повернулась к нему, улыбаясь, обрадованная даже этой малой нежностью; ее руки обвили его шею, мокрое от слез радостное личико обратилось к нему.
Утром он отдал последние указания Омару бин-Брахиму, назначив его халифом до своего возвращения. Затем вызвал Ахмара с его воинами и сам вскочил в седло, на своего могучего белого жеребца Шайтана. Он чувствовал себя несколько отдохнувшим и даже проникся теплым чувством к Азизе, дававшей ему так много и так мало просившей взамен. Пусть даже его первая жена — примитивная маленькая дикарка, она была преданной, понимающей женщиной, и в этот миг он просто обожал ее. Двинувшиеся вслед за ним Ахмад и эскорт сначала вытянулись в линию, потом сомкнулись и, сформировав строй, поехали быстрым аллюром.
На пути в Тарудант Дик вел отряд легким галопом, но на обратной дороге времени не терял. Они мчались во весь опор, остановившись только перекусить и переночевать и изредка давая коням возможность отдышаться. Как и в прошлый раз, люди и животные были измучены до предела задолго до того, как выбрались из холмов по извилистой дороге и увидели башни и минареты Агадира, встающие над обрывом, за которым простиралось синее море.
Спускаясь к городу, Дик ощущал на своих плечах весь груз этого нелегкого предприятия; его люди, гордые доблестью своего командира, были уверены, что в Таруданте он не терял времени ни днем, ни ночью. Рядом с ним, чуть позади, сгорбясь от усталости и мрачных мыслей, ехал Майк Маллиган — Рыжая Борода. На всем пути из Таруданта Дик, словно окутанный темной тучей невеселых размышлений, редко нарушал молчание.
В действительности, однако, он молчал, потому что думал, взвешивал, старался сообразить, что же делать с Эжени дальше. Было совершенно ясно, что нельзя больше медлить, ожидая корабль, который может так и не приплыть. Зато в любой момент может появиться Зайдан — или во главе мощной вооруженной группировки, или как одинокий мститель, побуждаемый природным злонравием. Дик не боялся его, но даже не сомневался в том, что тот первым делом примется искать Эжени. Так что надо было торопиться и поскорее убирать Эжени из Агадира. Но куда? В какое место можно отослать или увезти ее, чтобы обеспечить безопасное пристанище хотя бы на время? Юг и восток исключались — в этих направлениях лежала обширная пустыня. На западе простирался океан, но без кораблей и моряков от него было мало пользы.
Оставался только север. Но там располагался Мекнес, самое сердце Марокко, которого следовало избегать прежде всего.
Сначала Дик отказался от мысли о северном направлении — зачем совать голову в пасть льва? Но идея продолжала блуждать в его голове, и вскоре он вернулся к ней, спрашивая себя: а почему бы и нет? В самом деле, почему бы и нет? Несомненно, центр страны будет последним местом, где Зайдан вознамерится искать Эжени. Предположим, Дик отправит ее в Мекнес, но где она сможет там укрыться? У Клюни, конечно! Клюни Гленгарри с радостью сделает это для него, если не ради такой женщины, как сама Эжени.
Оставалась только одна проблема — переправить ее туда. Когда они перевалили через холмы и перед ними впервые блеснуло море, Дик обернулся, чтобы обратить внимание Майка Маллигана на прекрасный пейзаж, и при виде его рыжей бороды ответ нашелся сам собой. Кроме верного друга Клюни, можно безоговорочно положиться только на рыжебородого ирландского гиганта. Он вдруг понял, что подспудно все время думал об этом и потому-то и настаивал на том, чтобы Майк оставался при нем.
На последней остановке, прежде чем войти в город, Дик подозвал Майка. Мрачное лицо ирландца тут же осветилось, и тяжесть печали слетела с его плеч, словно плащ, сорванный ветром. Он вскочил на ноги и поспешил к Дику.
— Значит, ты больше не сердишься на меня? — закричал он.
Дик удивленно посмотрел на него.