— А почему не хотите отработать материалы для закона?
— Всё, Егор, вопрос закрыт, — становится он жёстким и отстранённым. — Не будем.
— Понял. Ладно. У меня есть ещё один вопрос.
— Слушаю.
— Сто кэгэ наркотиков. Трафик из Афганистана в Европу. Через Питер. Весьма скоро. Хотите накрыть или мне самому и с этими барыгами разбираться?
— Ну-ка, ну-ка, давай поподробней. Злобин в курсе?
— В общих чертах.
— Кто такие, кто покупатель, кто продавец?
— Грузинская мафия. Они уже на международный уровень выходят…
— Рассказывай.
За ужином я рассказываю Наташке, что удалось выяснить в течение дня. Удалось, честно говоря, не так уж много. Рекункова-то, генерального то есть прокурора, я в свою криминально-коррупционную орбиту не втянул. Во-первых, его вот буквально недавно назначили, а, во-вторых… ну, не знаю, с прокуратурой я не пересекался вообще никак. Не выпала нужная карта, короче.
Поэтому, кроме как просьба генсека, не знаю даже, что может на него подействовать, если он уже выполняет заказ секретаря ЦК КПСС. И даже дискредитировав Черненко, не удастся всё быстро прикрыть. Дело же идёт официально, бляха. Поэтому… А что поэтому? Да, вот, хрен его знает, что поэтому…
— Поэтому, Наташ, — пытаюсь я говорить рассудительно и уверенно, — нужно запастись терпением и…
— То есть, — мотает она головой, — придётся бодаться с секретарём ЦК? И чем это может закончиться?
Чем-чем… победой, конечно. Мы придём к победе социалистического труда. Рано или поздно.
— Закончится это тем, что в самом плохом, слышишь?.. В самом плохом случае мы пойдём к дедушке Лёне и накапаем на этого мудака.
— А нельзя прямо сейчас отправиться к дедушке Лёне?
— Лучше бы нам самим справиться, без него. Он, вообще-то, не Божий одуванчик, может и взгреть хорошенько. Почти что царь, как-никак.
Она вздыхает.
— Знаешь, Наташ, — говорю я чуть помолчав. — Я же тебе рассказывал про свои «новые» воспоминания, которые у меня в последнее время стали появляться.
— Угу, — кивает она.
— Так вот… Они, конечно, нечёткие и обрывочные, будто я хорошенько подзабыл те события…
— И что там? Что в них такого, в этих воспоминаниях?
— Да знаешь… Сначала Черненко не было, а теперь он опять становится генсеком, причём, на значительно более долгое время…
— И… и что это значит?
— Он вообще-то Чурбанова в тюрьму засадит, прикинь. Причём, из политических соображений. Вроде мы столько всего сделали. Я столько всего Андропову рассказал, а результат… Остаётся ещё только Горби с Ельциным «вспомнить» на своих местах…
— То есть… ты хочешь сказать…
— Да, именно это я и хочу сказать, — мрачно киваю я. — А что если то, что предначертано, произойдёт в любом случае?
— Нет, не может такого быть, — трясёт она копной каштановых волос.
— Боюсь, мы находимся в таком положении, что не можем достоверно знать, что может быть, а чего быть не может.
— Нет, я верю, что ты можешь принести изменения, причём к лучшему.
— Хорошо бы, — киваю я. — Хорошо бы. Когда Мурашкины уезжают?
— Сегодня уехали, — грустно говорит Наташка и снова вздыхает. — Лена звонила попрощаться…
— А Наталья?
Наташка молча мотает головой. В груди разливается тепло и томление. Нужно что-то сделать, да вот только что? Что, твою дивизию сделать? Что за долбанная ситуация! Фак, как говорит наш идеологический соперник…
Я быстро встаю и подхожу к телефону. Звоню в казино. Трубку снимает Лида.
— Лид, привет, это Егор. Есть там грузин этот, Джон?
— Да, здесь трётся.
— А Цвет?
— Тоже здесь.
— Позови и того, и другого. Поговорить хочу. По одному только.
— Кого первого?
— Джона.
Она уходит и через минуту я слышу в трубке немного встревоженный голос:
— Да…
— Здорово, Джон Бон Джови.
— А?
— Привет, говорю. Здравствуй.
— Здорово, Бро.
— Давай, собирайся. Поедем смотреть твоих людей.
— Каких? — не врубается он.
— Как каких? Ты же мне сказал, что здесь трое ваших ошиваются. Сказал?
— А-а-а, ну, да, есть такие.
— Ну, я хочу на них посмотреть. Где они тусуются? Знаешь?
— Ну… не особо, конечно…
— Не понял, — мой голос становится холодным и неприветливым.
— Да, знаю я, знаю. Примерно. В ресторане они тут в одном.
— И что, их действительно трое?
— Да…
— Хорошо, Цвета позови к телефону. Он с нами поедет.
Поговорив, я вешаю трубку.
— Ты надолго? — спрашивает Наташка. — Мне тебя ждать или ложиться?
— Ложись и жди, — усмехаюсь я. — Нет не долго. Часок, я думаю, максимум полтора. Хочу к грузчикам прицениться.
— К каким? — не понимает она.
— Да, так. Потом объясню.
Джон стоит у гостиницы, а Цвета приходится ещё ждать минут пять. Я злюсь. Нет, не на Цвета. Просто бешусь, от того какая складывается ситуация. Хочу разрубить узел. Раз и готово! Одним ударом… А вместо этого мне приходится ждать и строить комбинации. Задолбало! Задолбало всё к хренам!
Когда всё закончится, нужно будет съездить отдохнуть. За кордон шеф меня не отпустит, но хотя бы здесь где-нибудь, пока бархатный сезон не кончился.
— Блин, я же недавно отдыхал, — говорю я вслух. — Надо же, забыл уже, будто и не было этого.
— Чего? — удивляется Джон.
— Ничего, мой друг, ничего.
Появляется Цвет.
— Здорово, Бро.
— Здорово. Погнали. Давай, прыгай к нам.
— Не, у вас тесно больно, я на своей тачке поеду.
Мы выезжаем на трёх машинах. Банда, блин. Едем смотреть трёх грузчиков. Я так думаю. Думаю, что они будут участвовать в засаде и убьют Наташку. Суки. Едем молча. Я не произношу ни слова, сжимаю кулаки, сжимаю зубы, в груди клокочет ярость. Ничего, ничего…
Едем долго, я даже не смотрю куда, глаза в пол, кулаки сжаты. Пар сбросить не удастся, но это ничего. Ничего. Ничего, бл*дь! Я на них просто гляну и запомню рожи. Вот и всё. Запомню и сразу узнаю, когда увижу в следующий раз. И Цвет пусть запомнит.
— Давайте здесь встанем, — предлагает Джон. — чтобы в глаза не бросаться, а то три «Волги» подозрительно выглядят.
— Останови, — говорю я Алику. — Чё это за херня? Это и есть твой ресторан?
Перед нами дешёвая забегаловка в первом этаже жилого дома. Огромного панельного дома. Ночь, спальный район, человейник. Судя по публике, кружащей рядом, категория не самая высшая.
— Да, это и есть, — подтверждает Джон. — Там поваром наш грузин работает из Тбилиси тоже.
— Понятно, — недовольно говорю я. — Ну, и где они?
Открываю дверь и выхожу в прохладу ночи. Из соседней машины выбирается Цвет. Джон высовывает голову в окно, оставаясь в тачке.
— Нахера они тебе сдались? — спрашивает Цвет.
— Рожи хочу запомнить, чтобы не лохануться в случае чего, понял? Ты тоже запомни, чтобы не подставиться.
Из дверей ресторана выходят трое кучерявых кавказцев. Внимания на нас не обращают, перебрасываются словами, ржут. С ними выходят ещё двое парней, но они сразу идут дальше, а эти остаются.
— Они? — спрашиваю я у Джона.
— Да, — кивает он. — Не надо, чтоб они нас видели.
— Мне похеру.
Я смотрю на них, молодых здоровых жеребцов, стоящих и гогочущих под фонарным столбом, и пламя, бушующее в груди, начинает вырываться наружу. Они мне ничего ещё не сделали… Но сделают. И Джон сделает. Да и в Цвете я не на сто процентов уверен. В этот момент я уверен только в китайском «ТТ» за поясом у Витька и в своих кулаках, зубах и ногтях.
Мимо них проходит девушка. Идёт торопливо, явно чувствуя себя неуютно рядом с этими гостями столицы.
— Эй, красавица! — окликает её один из троицы. — Слышь, да стой ты, стой тебе сказал!
Девушка шарахается в сторону, но он хватает её за руку. Она что-то говорит, пытается вырваться, но Дато её не выпускает. Её слов я не могу разобрать.
— Дато беленьких любит! — ржёт второй жеребец.
Сука.
Лица отсюда видны не слишком хорошо, но мне они кажутся совершенно отвратительными и мерзкими.
— Э, чё ты дёргаешься! — вступает третий. — Стой смирно! Не бойся, не сдохнешь, ещё повторить просить будешь. Чё⁈ Чё сказала?
У него чудовищный акцент. Звучит колоритно и пугающе. Девчонка, судя по всему, как раз, испугана. Попала ты, милая…
Третий несильно хлопает девушку по щеке. Она не сдаётся, огрызается и тут же получает затрещину, значительно сильнее. Звонкую и основательную.
— Ты рот закрой, сучка. Ещё пикнешь, я тебя…
Проезжающая машина заглушает его угрозу.
— Дато, где наша тачка? Давай приглашай свою новую подружку, — ржёт второй. — Поедем покатаемся. Тебя зовут как? Зовут как, я спросил.
Я поворачиваюсь к Джону и он, встретившись со мной взглядом, отшатывается, скрываясь в салоне машины.
— Хорош, хорош, Егор, — хватает меня за плечо Цвет. — Ты чё, это ж…
Я не слушаю, сбрасываю руку. Твою дивизию.
— Егор, бля! — рычит Цвет.
Да идите вы все! Я срываюсь с места и бегу в сторону этих троих уродов.
— Вы чё тут, трудовые мигранты, делаете? — тихонько спрашиваю я, чуть прищурившись. — Приплыли вы, твари, я вам точно говорю.
— Э-э! — мгновенно реагирует тот, который третий с жутким акцентом. — Ты ох**л, сучонок?
Не давая ему опомниться, я буквально взмываю в воздух и мой кулак вбивает его кадык прямо куда-то вовнутрь.
В этот же самый момент воздух разрезает острый короткий звук сирены, и темнота окрашивается синими сполохами.
18. Макар, кастет и три клинка
— Приплыл ты, борзый, — хмуро заявляет второй жеребец.
— Иди, милая, — поворачиваюсь я к девушке. — Ступай и ничего не бойся.
— Ты кто такой? — пытается ухватить её за руку тот же чувак.
— Смерть твоя, — серьёзно отвечаю я.
— Так, девушка! — раздаётся голос мента, спешащего к нам от сияющего синими проблесками «бобика». — Не уходим никуда! Стойте-стойте, я вам говорю!
— Да я просто мимо шла… — испуганно отзывается барышня.