25 Доказательства в мешке.
- Боже правый. - Уохоп отпрянул от трофея, зажимая нос: - Что-то понесло гнилым мясом. Уберите это.
Гамильтон отшвырнул мешок с глаз долой и вновь присел корточки, не отрывая взгляда от офицеров.
- Судя по всему, он был одним из вожаков. Возможно, этого нам и не хватало. Надо бы показать этому сброду, что мы настроены серьезно.
Он мотнул головой в сторону берега.
- Кто сказал вам, что он вожак? - тихо спросил Ховард. - Проводник?
- Он нисколько в этом не сомневался. К тому же дикарь сопротивлялся как дьявол. Я разрядил в него весь револьвер, а он все не падал.
- Не тот ли проводник, который завел вас в засаду? Что, если он попросту свел с вашей помощью какие-нибудь старые счеты?
Гамильтон в замешательстве взглянул на мешок, затем опять на Ховарда.
- Его может опознать и кто-нибудь другой. Ваш муттадар, к примеру.
- Вам очень сильно повезет, если в том мешке еще осталось что опознавать, - хаметил Уохоп.
- И все же я берусь утверждать, что мы убили вожака бунтовщиков, - в каком-то отчаянии проговорил Гамильтон.
- Вот и славно, - поджал губы Ховард. - Как слезем с этой проклятой отмели, попрошу вас написать подробный отчет, я включу его в свой рапорт полковнику Рэммеллу.
После недолгого молчания он оглядел саперов, затем пустую шлюпку.
- Минутку. Кое-кого не хватает. Где Бебби?
- Я как раз к этому подходил. У него началась холера.
- Он еще жив?
- Едва-едва. Знаете же, как быстро съедает человека холера. Когда мы добрались до святилища близ Рампы, он уже лежал пластом. А потом случилось нечто интересное. Бебби поднял одну из стрел койя и порезался. Мы думали, теперь ему точно конец. Однако на стреле был не яд, а какая-то мазь. Видимо, ею пользуются сами туземцы. Через полчаса Бебби уже снова стоял на ногах. А мы еще удивлялись, почему койя так устойчивы к лихорадке… Но к вечеру действие мази закончилось, Бебби стал бредить. Когда мы собрались в путь, он решил задержаться в Рампе и поговорить с деревескими старейшинами. Тогда я сделал все что мог, - оставил с ним четырех саперов и обещал вернуться.
- Будь он неладен, - пробурчал Ховард. - Если бы он начал переговоры полгода назад, ничего этого не приключилось бы. - Он взглянул на Гамильтона: - Нужно возвращаться. Я не допущу, чтобы наши саперы пропадали в джунглях. Велите хавильдару вскрыть новый ящик с боеприпасами и напоить ваших людей.
- Будет исполнено.
По кивку Гамильтона его хавильдар тут же удалился.
- Если выходить, то сейчас, - лениво заметил Уохоп, паказывая трубкой в сторону берега. - Та шайка вас и не заметит, их больше интересует пальмовое вино.
- Один из нас отправитсяс вами, - сказал Ховард.
Гамильтон встрепенулся.
- Я бы хотел, чтобы со мной пошли вы оба. Для Роберта это прекрасная возможность побывать в джунглях и осмотреться. А еще я хотел бы вам кое-что показать. Роберт, если не ошибаюсь, вы увлекаетесь всевозможными древностями? А вас, Ховард, интересуют древние языки?
Сразу оживившись, Уохоп принялся вытряхивать трубку.
- Вы нашли какие-то древности?
- В святилище. Дальше входа я не забирался, но вам обязательно нужно самим все увидеть.
С берега послышался треск, отдаленно похожий на стрельбу. Ховард вынул подзорную трубу и обратился во внимание. Койя плясали вокруг костров, то и дело подкидывая в огонь куски бамбука. Воздух внутри стеблей быстро расширялся, и те с шумом лопались. Над головами туземцев на манер фейерверка взмывали пылающие щепки. Перехватив взгляд сержанта О’Коннела, Ховард энергично замотал головой. Вдруг послышались пронзительные крики. Он снова прильнул к трубе. Танец койя превратился в исступление; неистовой пляске вторили барабаны, гудели буйволовы рога. Вдруг показался обнаженный мужчина. Тело его испещряли черные и белые пятна. Он вел к одной из ям буйволенка. Животное ревело и упиралось копытамив землю. Потом на заднем плане раздались ряды танцующих, и стало видно еще одного мужчину, одетого лишь в просторные темные шаровары. В правой руке он держал какой-то блестящий предмет.
- Чендрайя, - шепнул Ховард. - Таким муттадар его и описывал.
- У него тальвар, - пробормотал Уохоп.
Мужчина в шароварах поднял над головой кривую саблю, которой британские солдаты боялись как огня. С тальваром можно было разрубить человека пополам в один удар. Сверкнуло лезвие, и клинок дважды метнулся к жертвенному буйволу. На миг воцарилась тишина - и тут же ее разорвал невыносимый рев теленка, повалившегося на бок. Ноги его остались гротескными столбиками торчать в песке. В яму хлынула кровь. Танцоры накинулись на буйвола словно стая бешеных гиен, терзая его плоть ножами и голыми руками. Еще пульсирующее сердце животного вырвали из грудной клетки. Снова ожили барабаны - медленным, но неотвязным боем. Перепачканные кровью туземцы отпрянули отпрянули от разодранной туши и стали двигаться кругами, не выпуская из рук свои ужасные трофеи. Муттадар на палубе вдруг забормотал что-то на языке койя, повторяя одну и ту же фразу, не переставая брызгать слюной и молотить себя по голове. Смотреть в сторону берега он почему-то избегал.
- Да что с ним такое? - встревожился Уохоп.
- Мерия, - еле слышно проговорил Ховард.
- Мерия? Человеческое жертвоприношение?! О Господи…
К краю ямы подтолкнули троих мужчин. По более смуглой коже и лохмотьям шаровар лейтенант признал обитателей равнин. Руки у них были связаны за спиной. Все трое находились в каком-то оцепенении и не могли стоять прямо. Мужчина с изрисованным телом пинками заставил их встать на колени. Ховард с благоговейным ужасом смотрел на них. Те самые констебли. И ничего уже не поделаешь.
- Сэр! - пророкотал О’Коннел.
Вдруг Ховарду бросилась в глаза еще одна деталь.
- Погодите! - крикнул он. - Там женщины и дети! Не стрелять!
Снова сверкнул тальвар, и в тот же миг слетели с плеч две головы, в яму снова хлынула кровь. Третий констебль повалился ничком, отчаянно вереща. Жрец накинулся на него, спихнул в яму и не отпускал, пока тело не перестало дергаться. На мнговение все утихло. Затем жрец встал лицом к Чендрайе и приветственно расправил кровь и слизь.
- Это нам на руку, - прошептал Ховард Уохопу. - Истинный обряд мерии требует, чтобы жертва вначале прошла через подготовительный ритуал. Этих констеблей попросту казнили, а вот буйволов - принесли в жертву.
- Вы хотите сказать, такое проделывают и с людьмы? - выдавил Уохоп. От его прежнего хладнокровия не осталось и следа.
- Предпологается, что они привязывают жертв в шесту и раздирают на кусочки, оставляя лишь головы. Пока ни один европеец не видел этого своими глазами.
Вновь загрохотали барабаны. Мужчина в яме набросил на плечи тигровую шкуру, насквозь пропитавшуюся кровью. По палубе "Шэмрока" застучали первые капли дождя, и дым костров смешался с тяжелым запахом, идущим от изувеченной туши буйвола и жертвенной ямы. Чендрайя взглянул на пароход - казалось, прямо в глаза Ховарду, - потом развернулся и зашагал к песчаной отмели, где стало видно женщин в белом, столпившихся возле одного из шестов. Ховард сощурился, пытаясь разобрать хоть что-нибудь сквозь туман, клубящийся над рекой. Женщины размахивали цветущими ветками, а на верхушке шеста было укреплено чучело петушка. Лейтенант сглотнул. От мысли, что последует за этим, ему стало дурно. Три жертвы, по одной на шест: западный, средный, восточный. Восход, полдень, закат.
- На этот раз быстрых смертей не будет, - шепнул он Уохопу.
К женщинам подвели мужчину в чистых белых одеждах. Волосы жертвы были обрезаны, с плеч свисали цветочные гирлянды, шею сдавливал расщепленный стебель бамбука. То ли от нехватки воздуха, то ли от пальмовой бражки он уже напоминал живого мертвеца. Десятки рук жадно ловили слюну, стекавшую у несчастного из рта, и втирали в изукрашенные лица. Мужчину потащили к дальнему шесту, и вскоре толпа скрыла его. Внезапно бой барабанов взмыл до исступленного крещендо, и кучка женщин у центрального шеста раздалась. Через мнговение Ховарда едва не вырвало.
Это же ребенок!
К шесту был привязан маленький мальчик - чуть постарше сына лейтенанта. Головка его поникла, но в теле, исходившем мелкой дрожью, еще теплилась жизнь. Четыре женщины держали его за руки и ноги. Мужчина в тигровой шкуре встал рядом, поднял с земли небольшую палку и стукнул ли? Для Ховарда время вдруг замедлилось; он снова и снова видел, как крошечные ручки и ножки переламываются и обвисают, точно сухие ветки. Наконец женщины отпустили мальчика, и тот тряпичной куклой повис на цепи, стиснувшей его шею. Жрицы взялись за веревку, прикрепленную к вершине шеста, и чучело на верхушке принялось вращаться. В круговороте белых одеяний мелькали сверкающие лезвия, жаждущие человеческой крови. Мальчик поднял голову. Ховард мог бы поклясться, что слышит его плач - плач беззащитного ребенка, который мог бы быть его собственным.
Невыносимо. Ховард потянулся к сидевшему рядом солдату и взял у него винтовку. На раме виднелись следы ремонта - заплатка из более темной древесины, - но оружие было доброе. Он отвел курок на полувзвод, резким поворотом руки откинул затвор, вытянул выбрасыватель и извлек стреляную гильзу. Плюнул на палец, засунул его в патронник и вычистил нагар, потом вытер зловонную черную масу о борт. Засунул руку в кожаную сумку на поясе сапера, вынул оттуда последний патрон. Он делал все механически, целиком сосредоточившись на заученной последовательности действий. Ховард поместил патрон в казенную часть, захлопнул затвор и взял винтовку на плечо, выставив дуло на пару дюймов ниже цели. Большим пальцем правой руки он взвел курок в боевое положение, указательным обхватил спусковой крючок. Сощурил левый глаз и стал медленно поднимать ствол, пока мушка не встала на одном уровне с целоком. Плавно, едва ощутимым движением он нажал на спусковой крючок, во всем прочем оставаясь полностью неподвижным и не спуская глаз с человека на прицеле.