aquila. Между тем у реальных легионеров, той самой дюжины, никакого штандарта нет. А это уже очень странно. Древнеримский скульптор, спитавший все правила и условности тогдашней иконографии, никогда бы не допустил такой оплошности. Выходя на поле брани, легион всегда брал с собой орла. Для скульптора-воина такое упущение было практически немыслимым.
- Так ведь это легионеры, утратившие штандарты в битве при Каррах, - прошептал Костас.
- В точку. По той же причине про Карры можно забыть. Здесь изображено другое сражение. Более позднее. Все принципы иконографии строго соблюдены. Сверху мы видим призрачный легион солдат, павших в битве при Каррах. При них и штандарт с орлом. Снизу - выжившие. Думается, дело обстоит следующим образом. Перед нами пленные, сбежавшие из Мерва. Они ведут бой в далеком восточном краю, где многое напоминает о походах Александра - недаром ведь скульптор взял за образец битву при Иссе.
- Между тем они изображены в полном легионерском обмундировании, - заметил Костас. - Ну как, скажи на милость, им удалось его сохранить после стольких лет плена?
- После побега солдатам наверняка приходилось вооружаться на ходу, хватать все, что плохо лежит. Но в глубине души они все равно оставались римскими легионерами - и когда вступали в бой, представляли себя именно такими. Вот и вся разгадка.
- Ну ладно. Тогда перейдем к их противникам.
Джек посветил правее, и его взгляду предстало нечто, до нелепости несовместимое с образами римских легионеров. Перед мысленным взором всплыла картина прошлого: он и Ребекка смотрят на почти такие же скульптуры - вскоре после первой встречи в Нью-Йорке они побывали на передвижной выставке в Британском музее. Пятно света обошло все изображение, задержавшись на цетральной фигуре, противопоставленной высокому легионеру. Джек присмотрелся повнимательнее. Никаких сомнений.
- Я, конечно, могу ошибаться, - пробормотал Костас, - но это, случайно, не терракотовые воины?
Джеку пришлось перевести дух. От волнения его сердце стучало как бешеное.
- Взгляни на их броню. Она изготовлена из мелких сегментов, как рыбья чешуя. Далее, оружие. Длинные прямые клинки, искусной работы боевые топоры, четко прорисованные луки и стрелы. Лишь одна армия в древнем мире носила такие доспехи. Причем это не какая-нибудь абстрактная китайская броня. Все детали очень тонко подмечены и проработаны. Скульптор ведь и сам был солдатом, так что понимал, на что смотрит. Итак, здесь изображены римские легионеры первого века до нашей эры, вступившие в схватку с воинами, облаченными в доспехи времен династии Цинь - иначе говоря, Первого императора Китая, жившего на два сторелия раньше Красса.
- Но где римляне могли видеть терракотовых воинов?
- Не терракотовых. Настоящих. Не забывай, к римских скульпторов существовала портретная традиция. По возможности наш мастер прдавал фигурам индивидуальные черты, когда работал с реальными лицами. Мы с Ребеккой видели терракотовых воинов на выставке. Хотя там прослеживается определенное число физиогномических типов, они дают лишь иллюзию индивидуальности. Нечто наподобие армии, смоделированной на компьютере для фильма: вроде бы выглядит достоверно, но без особого внимания к деталям. Причем все лица центрально-китайского типа, округлые, без учета этнических различий. А теперь посмотри на этих ребят.
Джек провел лучом вдоль ряда фигур, соперничавших за место на переднем плане: ноги широко расставлены, оружие на изготовку, глаза буравят зрителя. Грубые хмурые лица: напористые взгляды, длинные усы, волосы заплетены в торчащие пучки.
- Очень похожи на отца Кати. Его лицо мне никогда не забыть, - проронил Костас. - Копия Чингисхана.
- Именно, - кивнул Джек. - Степной народ, кочевники с северныз окраин Китая. Личная гвардия Первого императора. Примерно так выглядели воины, с которыми он покорил Китай. Перед нами реальные люди. Но в отличие от римских легионеров в них не чувствуется благородства, человечности. Эти лица скульптор повидал в бою. Если кто-то пытался тебя убить, его черты наверняка останутся в памяти…
- А что там с центральной фигурой?
Джек посветил на воина, смотревшего через плечо на договязого легионера. Чуть ниже дикими глазами взирал на небеса его конь. Скульптор попытался показать животное в момент поворота - по подобию коелсницы Дария, устремлявшиейся прочь от македонцев на Александровой мозаике. Хотя на этот раз перспектива хромала, ощущение движения завораживало. Коня и стоявших рядом воинов покрывали бледно-красные пятнышки, словно кто-то разбрызгал по камню краску. Костас потер одно из них пальцем, принюхался:
- Краситель на основе железа, вроде охры.
Взгляд Джека вернулся к стене.
- При желании скульптор мог раздобить пигменты и других цветов, отыскав в джунглях определеные минералы. Так и поступают койя, когда им нужно раскрасить тело. Нашел же он применение ляпис-лазури. Но в данном случае мастер решил ограничиться красным оттенком. Эффект получается мощный, словно смотришь на черно-белую проекцию через красный светофильтр. В сцене оставлено лишь самое главное - то, что впечаталось в сознание автора. Черты лиц, детали доспехов и вооружения. И цвет крови.
- Воспоминание о битве.
- И этом конном воине, - добавил Джек. - Погляди на его головной убор. Дарий на Александровой мозаике изображен в персидском колпаке, закрывающем подбородок и высоко выдающемся над головой. Скорее всего их шили из войлока для защиты от солнца и степных холодов. Кажется, что, у китайца убор точно такой же… пока не присмотришься хорошенько.
Он передал фонарик другу. Костас поднял его над головой и посветил сверзу вниз, чтобы отчетливей проступили тени.
- Вижу глаза, - пробормотал он. - И клыки, причем большие. Это голова какого-то зверя. Льва.
Джек покачал головой:
- Нет. Тигра.
- Тигра.
- Южнокитайского, - сказал Джек. - Сейчас в диких условиях обитает не более двух десятков особей, но в эпоху Первого императора они наверняка встречались повсюду.
Костас направил луч левее и выше, под чамый потолок пещеры. Над призрачным легионом обнаружился еще один рельеф - медальон около метра в поперечнике. Внутри круга проступали два лица. Костас напряг глаза.
- Все, как ты рассказывал на пути в Арикамеду, - тихо произнес он. - Ну помнишь, о становлении христианства в регионе. Эти двое подозрительно смахивают на мать с ребенком.
- Я заметил их сразу, как вошел, - отозвался Джек. - Хотел сначала осмотреть главный рельеф, но теперь уже разобрался. Для христианства рановато. Как мне кажется, все рельефы были созданы в последние десятилетия до нашей эры. Медальон явно высекла та же рука, на позднейшее добавление он не похож. Эти двое тоже когда-то существовали в реальности. Посмотри сам, с каким старанием поработал здесь мастер. Согласись, женщину красавицей не назовешь. Слишком массивная челюсть, крючковатый нос… У мальчика топырятся уши, глаза сидят чересчур близко к переносице. Но все эти детали переданы с любовью и тщательностью Скульптор души не чаял в этих людях и сохранил их образы в памяти.
- Его жена и сын, - прошептал Костас.
- Медальоны были распространены в древнеримской скульптуре, в том числе и погребальной. Обрати внимание, мастер поместил его в той же плоскости, что и призрачный легион, - словно мать с ребенком вознеслись на небеса. Словно он смирился с неизбежным. Может, тоска по близким и привела его сюда, заставила проделать путь через весь континент на небеса. Словно он смирился с неизбежным. Может, тоска по близким и привела его сюда, заставила проделать путь через весь континент в поисках сородичей. Может, в Арикамеду он встретил наконец римлян и те рассказали ему, потрепанному старому бродяге с далекого севера, всю правду - что жизнь, которую он оставил на другом краю света, навеки сгинула, что теперь у него есть лишь один способ воссоединиться с родными.
- Так ты и вправду веришь, что это был один из легионеров Красса?
Джек кивнул.
- С тех пор как он попрощался с женой и сыном и вышел в поход на Карры, минуло много лет - тридцать, если не сорок. За это время Рим пережил опустошительную гражданскую войну. Об этом нашему легионеру обязательно поведали бы в Арикамеду. Когда он уходил в джунгли, ему оставалось лишь лелеять надежду, что наследник пошел по его стопам и стал скульптором - или жил и умер легионером.
Джек окинул медальон проистальным взором. Скульптор знал, что высек в камне лики давно усопших людей, живых исключительно в его памяти. Стоя здесь две тысячи лет назадд с резцом в руке, он понимал - домой возврата нет. Ему было легче представить их в Элизиуме. Для солдата, оставившего семью ради войны, подобная сцена имела бы катарсический эффект. Дек повернулся к Костасу.
Интересно, видел ли этот медальон Джон Ховард в тот памятный день, когда вместе с Уохопом проник в святилище Рамы? Вспомнил ли тогда лейтенант о собственном сыне, оставшемся в Бангалоре с матерью? А ведь малышу отныне уготовано было жить лишь в его памяти… Какие чувства обуревали Ховарда? Не разглядел ли он в медальоне предвестие смерти? Не этого ли он боялся больше всего, шагая к выходу, спасаясь от храмовой тьмы, - не боялся ли потерять сына?
Костас провел лучом вдоль руки всадника-китайца, простертой к высокому легионеру. Из-за воды, капавшей откуда-то с потолка, поверхность камня между двумя фигурами почернела и пошла трещинами. Инженер стал водить фонариком из стороны в сторону.
- С первого взгляда кажется, что он показывает римлянам кулак. На самом деле у него на руке какая-то перчатка. Сейчас я посвечу с другого угла, и тебе станет виден его меч.
Взгляд Джека проследовал за световым пятном и остановился на руке воина. Мысли бешено закрутились в голове.
- Это рукавица, - дрогнувшим голосом выговорил он. - Точнее, меч с латной рукавицей. Пата.
- Наподобие того, что достался тебе в наследство?
Джек забрал у Костаса фонарик и принялся подсвечивать рельеф с разных направлений. Внезапно изображение стало четким: звериные уши, пасть, оскаленные клыки. Его голос упал до едва различимого шепота: