Воин-Тигр — страница 45 из 80

sappheiros, ляпис-лазурь. Легионеру попал в руки предмет такой огромной ценности, что он счел нужным упомянуть о нем на собственном саркофаге. Но кое-что навсегда осталось у Фабия, его боевого товарища, увековеченного на рельефе. Предмет из двух частей. Джек забарабанил пальцами по подлокотнику. Теперь они не просто шли по следу захватывающих событий, случившихся две тысячи лет назад. Они охотились за сокровищем.

- Пап, - подтолкнула его локтем Ребекка, - потрясающая книга.

Он взглянул на титульную страницу. Лейтенант Бенгальского военного флота Джон Вуд. "Записки о походе к истоку реки Окс". Джек поднял спинку кресла.

- Одна из моих любимых. Вуд написал ее в 1830-х годах, еще до того, как британцы начали вмешиваться в дела Афганистана, - начал он, хлебнув воды из бутылки. - Как и многих британских путешественников раннего периода, его отличало искреннее сочувствие к аборигенам. Сам он родился в Шотландии и любил повторять, что стал таки благодаря жизни в горах. А еще это увлекательный рассказ о приключениях. По следам Александра Великого… Твой прапрапрадед очень ценил эту книгу и много над ней размышлял. Когда я беру ее в руки, то чувствую себя ближе к нему.

- И я, - сказала Ребекка. Оставив в книге закладку, она взялась за машинописный текст, полученный от отца, - биографию лейтенанта Ховарда: - А это еще поразительней. Я едва не расплакалась, когда читала о его маленьком сине. Бедняжка заболел и в тот же день умер, а его отец в это время был в сотнях миль от него, в джунглях… Сердце разрывается. Страшно представить, что чувствовала мать малыша. Только утром она держала его на руках, а теперь уже предает земле… - Ребекка говорила тихо, стараясь не разбудить остальных, но от волнения ее голос срывался. - Когда речь заходит о приключениях и войнах, то о женщинах вспоминают редко, правда? Это удел вашего пола. Но на долю женщин выпадало столько потерь, столько боли… Кто-то может подумать, что в те времена из-за высокой детской смертности пережить утрату ребенка было легче, но мне в это не верится. Может, все их рассуждения о викторианской твердости духа не более чем попытка приспособиться.

Джек кивнул.

- В Индии британцев ждали большие приключения, но жизнь здесь показывала свою хрупкость. Болезни вроде холеры, дифтерии, малярийной гемоглобинурии могли ударить без всяких видимых причин и за день свести человека в могилу. Все наши представления о светской жизни викторианцев в Индии сильно преувеличены: все эти чаепития, безмятежные партии в крокет, воркующие семейства на террасах - лишь видимость. Засыпая, человек никогда не знал, где проснется - в кровати или в гробу. Индия была страной для авантюристов, для людей, которым нравилось ходить по краю.

- Не отсюда ли и твоя любовь к истории, папа? Признайся, тебе ведь в глубине души хотелось бы служить в королевских инженерных войсках? Тут тебе и война, и приключения, и возможность покомандовать, и даже археология, если ты топограф. Плюс все эти отпуска и увольнения, когда можно шастать по горам и разыскивать древние клады. Просто загляденье.

Джек рассмеялся.

- К счастью, все это и наши дни можно устроить. А вернуться в прошлое совсем не трудно. Чтобы встать на путь открытий, для начала надо поставить себя на место людей, судьбу которых пытаешься выяснить, понять ход их мыслей.

- Костас твердит, что главный твой дар - умение переключаться. Мол, стоит тебе к чему-нибудь проявить интерес, как всплывает следующая находка. Говорит, тебе нужно найти женщину, чтобы тебя кто-то держал в узде. Вот тогда на тебя можно будет положиться.

Джек кивнул на бесформенную массу, храпящую в сосоеднем кресле.

- Кто бы говорил.

- А как у него, это самое… с личной жизнью? - поинтересовалась Ребекка.

- Ну, у него полно друзей - я, ребята из университета…

- Нет, я имела в виду подружку.

Фыркнув, Джек показал пальцем на Костаса:

- У этого типа? Да ты, наверное, шутишь. Дольше десяти секунд они с ним не задерживаются. И кто бы стал их винить?

Ребекка покачала головой.

- Мужчины такие дураки, когда доходит до них самих. Вы даже не знаете, чем может мужчина привлечь женщину.

- Да ладно тебе, он ведь технарь. Ему до таких вещей и дела нет.

Девушка еще раз покачала головой и вздохнула. В кабине зажглось освещение, и голос пилота сообщил из динамика:

- Джек, ты просил разбудить вас, как пересечем афганскую границу. До места назначения меньше двух часов.

Костас с Прадешем заворочались и проснулис. Самолет опять пряхнуло. Индиец через плечо Костаса посмотрел в иллюминатор. По местному времени было четыре часа утра, еще не рассвело, и далеко внизу мерцали огоньки.

- Трасет точно по графику, - заметил Прадеш. - По-моему, в этом месте всегда турбулентность. Мы только что пролетели над Кветтой,31 теперь внизу должен Боланский перевал. А это уже Афганистан.

- По коням, - выдал Костас, зевнув и от души потянувшись. Подняв спинку кресла, он достал из бортового холодильника банку апельсинового сока. - Голова болит. Ох уж эти джунгли. Организм обезвожен.

Он осушил банку одним глотком и потянулся за следующей.

- Скажи спасибо пальмовой бражке, - сказал Джек. - Я тебя предупреждал.

- Да я ведь только парочку глотков! - запротестовал Костас. - Но ладно, обязуюсь впредь не отступать от своего правила - во время операций не пить. - Он допил сок и выбросил банку в корзину. - Зато теперь первая текила на пляже покажется в два раза вкуснее. Ну, когда приедем на Гавайи. То есть завтра.

Он смерил друга туманным, чуточку обвиняющим взглядом.

- А мы, в общем, туда и летим, - отозвался Джек. - Только кружным путем.

- Из Индии в Кыргызстан, в Центральную Азию, - проворчал Костас. - Ну да, как же.

Кыргызстан… Скоро они приземлятся в Бишкеке, а еще через пару часов он будет с Катей. По возвращении из джунглей Джека ждала на "Сиквесте II" весточка о ее потрясающем открытии. Он тотчас же перезвонил ей и рассказал о дяде. Как Джек и предвидел, удивления в ее голосе не слышалось, лишь некая холодность. Он поспешил перевести беседу в русло археологии. Катя в общих чертах описала ему свою находку и попросила помочь живым советом. Этой причины ему хватило бы и в обычных обстоятельствах, сейчас же вдвойне имело смысл поторопиться. Он немедленно сделал другой звонок и распорядился, чтобы через два часа "Эмбраер" ММУ заправленным поджидал их на Мадрасском аэродроме.

- Ладно, Джек, не томи, - напомнил о себе Костас. - Что произошло с твоим предком потом? Итак, Ховард и тот американец, Уохоп, живыми выбрались из джунглей. И сдается мне, их дальнейшая судьба как-то связана с тем, ради чего мы летим сейчас в Кыргызстан. И с той надписью на саркофаге. Не только ведь из-за Кати ты сорвал нас с места.

Собравшись с духом, Джек кивнул:

- Хорошо. Вот вам завершение истории. Вместе с саперами Ховард и Уохоп вернулись на "Шэмрок". Бебби похоронили прямо в джунглях, хотя плиту установили, как мы уже знаем, возле деревни. Однако ни тот ни другой офицер не оставили никаких отчетов о тех событиях. У нас на руках лишь рапорт лейтенанта Гамильтона о перестрелке с повстанцами да коллективная память койя - тут нам все известно от Прадеша. А вот Ховард остался нем как стена, хотя и был командиром. Дневник поего предка обрывается на утре того саомго дня, что никак не вфжется с его профессионализмом. Меня это с самого начала насторожило.

- Может, это попытка замолчать смерть того чиновника, Бебби? - предположил Костас. - Если его и вправду застрелили саперы.

- Думаю, не все так просто, - расстановкой проговорил Джек. - Мне кажется, отчасти тут дело в шоке, испытанном или во время жертвоприношения. Далее, святилище. Скорее всего они увидели там то же, что и мы. Оба со школьной скамьи неплохо знали латынь. По свидетельствам современников, Уохоп во время походов читал греческих и римских классиков. И вот они прочли эту надпись - и связали друг друга обещанием никому не рассказывать о ней. Когда они уходили, обвал заблокировал вход в святилище, так что секрет так и остался между ними.

- Что случилось с ними после восстания?

- Уохоп перешел из саперного полка в Картографическую службу Индии. Об этом назначении мечтал любой офицер инженерных войск. Следующие двадцать лет он по большей части провел на северо-западных рубежах страны, постепенно продвигаясь из Белуджистана на восток. По поручению Пограничной комиссии Уохоп проводил съемку местности в районе, ныне известном как "линия Дюрана", намечая границу с Афганистаном. Его пограничные знаки дожили до нашех дней, точно как алтари Александра Великого. Уохоп славился как искусный и выносливый скалолаз, альпинизм был у него в крови. Но в конце концов его сразила малярия, подхваченная еще в Рампе, и в 1900 году ему пришлось досрочно уйти в отставку. Пролечившись пять лет на горных курортах Швейцарии, он вернулся в любимую Индию и стал исследовать уединенные приграничные долины, где жил среди диких племен и даже носил трацидионную одежду. Последний раз его видели в начале лета 1909 года, в Кветте. Тогда ему было пятьдесят пять.

- А Ховард?

- Из офицеров саперного полка он покинул Рампу последним, на месяцы позже остальных. Кроме него, малярия не пощадила никого - вероятно, тут сказалось детство, проведенное в Индии. Смерть полуторагодовалого сына Эдварда стала для лейтенанта страшным ударом. Ему прочили славную воинскую карьеру, однако Ховард предпочел путь инженера и поступил на службу в Индийское управление общественных работ, а чуть позже уехал в Англию, в Чатем. Там мой предок начал преподавать геодезию в Школе военной инженерии и с головой погрузился в академическую жизнь корпуса. Он активно участвовал в движении, из которого в конце концов вырос язык эсперанто - возможно, в памяти о событиях в Рампе, где бринатцам оказалось не по силам общаться с койя без переводчика. Возможно, так Ховард чаял искупить какой-то свой грех… В Индию он вернулся, лишь когда его дети подросли и разошлись по частным школам. Мне всегда думалось, что его выбор карьерного пути был во многом продиктован судьбой маленького Эдварда, желанием растить детей в нормальных условиях, в Англии. Но кажется, не все так просто. По-моему, след опять-таки тянется к 1879 году. И дело тут вовсе не в храме. Что бы ни увидел, что бы ни натворил лейтенант в тот роковой день, на душе у него осталась незаживающая рана. Может, причина в жертвоприношении. В невозможности предотвратить трагедию.