ерб и ремонт допустимыми потерями по сравнению с перспективой приобрести много дикого камня в нужном месте практически бесплатно. Овчинка оказалась достойна выделки и сейчас все свободные люди в хабитатах выходили в смены, длящиеся по двое суток, растаскивая и дробя упавшие скалы. Крепость, полностью закрывающая главный (и теперь единственный) вход в Камикочи, будет укреплена метрами дикого камня, которые планировалось использовать насыпью перед стенами.
Это была лишь малая часть того, чего смог добиться покалеченный японец. Он объездил с личным визитом все хабитаты, проведя там краткие, но, судя по всему, очень внушительные лекции о происходящем в стране. Его усилий хватило не только, чтобы в корне подорвать зарождающееся сочувствие к жителям Хагоне, но также и на то, чтобы вернуться в город с четырьмя сотнями рекрутов, часть из которых сейчас «помогала» уезжающим занять их места в вагонах. Предупрежденный кицуне, Ятагами за последнюю неделю предотвратил шесть попыток организованного бунта в бывшем монастыре сохеев. Его люди, одетые в мои доспехи, вламывались в дома, изымали втихомолку собранное оружие, арестовывали собравшихся… Проще говоря, единственными жителями Хагоне на сейчас остались лишь работающие в каменоломнях бунтовщики, которых потом выкинут из Камикочи, да около полутысячи гражданских, которые так или иначе самовольно встроились в хозяйство Ятагами.
— Тревога! Тревога! — донеслись до меня слегка истеричные вопли одного из солдат. Молодой парень, щеголяющий рукой на перевязке и перемотанной бинтами головой, вовсю орал, тыча пальцем в небо. Там, в синеве, был отчетливо виден большой пузатый корпус стремительно приближающегося дирижабля со странной компоновкой из четырех оболочек весьма внушительного размера. Выглядело это… угрожающе.
— Отставить!! — тут же рявкнул полковник, багровея лицом. Его можно было понять — толпа, на три четверти запиханная в состав, заволновалась, начав крутить головами. Повинуясь кратким и злым командам Рюоко, стоявший поблизости резерв из пары десятков японцев тут же сорвался с места, присоединяясь к остальным. Паникеру сильно потом сильно достанется за такую выходку…
— Это ваши, Эмберхарт-кугэ? — раздосадовано спросил военный, — Очень, очень невовремя!!
— «Большая Хильда», — вслух прочитал я через подзорную трубу большие полированные буквы на борту судна, — Да, это мои, Ятагами-сан. Боюсь только, у меня не было никакой возможности скоординировать с ними время прилета. Люди были в воздухе несколько недель.
И у меня не было кодов связи с их бортовым телеграфом. А еще это судно, модифицированное настолько, что я не мог угадать послужившего основой прародителя, никак не было похоже на обещанный мессиром Инганнаморте «скоростной дирижабль». Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Пусть он ест чем хочет, главное, чтобы работал. Хотя количество оружейных портов этого чуда инженерной мысли мне определенно нравится.
Мудро вылетевший за город воздушный корабль неспешно утвердился временными якорями на более-менее ровной площадке, дав мне, Рейко и Регине время, чтобы подойти встречать тех, кто сейчас опускался на малой платформе.
На людей они походили… не очень.
— Фридрих Мария Зедд, капитан отряда «Ржавые псы», — с отчетливым жестяным звуком проговорил восседающий на чем-то, очень похожем на бронированное кресло-каталку, человек, — С кем имею честь?
Нижней половины у него не было, как и возможности слету определить расовую принадлежность, к которой принадлежал этот очень тяжело аугментированный человек. Из доступных к обозрению частей тела биологического характера у Зетта была лишь верхняя половина бритой наголо головы довольно бледного цвета и усохшая левая рука, безвольно лежащая на специальной подставке. Его сопровождающие тоже были изрядно обременены искусственными дополнениями — у одного из воинов ноги от колен были заменены протезами, поршни от которых соединялись с механизмом на спине, второй был вроде бы цел, но носил глухой металлический шлем, крепящийся к громоздкой броне, которую можно было спутать с чрезвычайно облегченным железнодорожным костюмом.
Ветераны халифатских конфликтов во всей своей обеспеченной красе. Я представился, заодно представив жену и инквизитора. После оглашения фамилии рыжей, на какой-то момент взгляд всех трех наемников скрестился на ней, а затем… они ощутимо расслабились. По крайней мере, такое впечатление у меня создалось при взгляде на лицо бойца без ног. Оно оказалось верным.
— Мне описывали будущего нанимателя как худого, смуглого, высокого юношу, — медленно проговорил капитан наемников, — Мессир Инганнаморте чрезвычайно высоко отзывался о его качествах, но не забыл упомянуть о тяжелом жизненном пути этого человека. Пути, оставившем на теле, а точнее, лице лорда Эмберхарта трех шрамов, которые невозможно ничем убрать. Это мне подчеркнули особо. Шрамов нет. Ваши комментарии?
— Чудеса народной медицины, — спокойно отреагировал я, держа на всякий случай руки на виду.
«Ржавые псы» были особым наемным отрядом, хоть и считавшимся вольным, но работающим обычно лишь по заданиям инквизиции. Причина к этому была проста и приземленна донельзя — протезисты Ватикана считались лучшими в мире, а каждый из бойцов Псов был искалечен в ходе своей бурной карьеры. Регулярное обслуживание и замена частей их протезов стоили дорого, а область применения у столь ограниченных, хоть и очень опытных бойцов была узковатой. Грубо говоря, «Псы» были охранниками. Лучшими в мире, тяжело вооруженными, понимающими в оборонительной войне, но… с чрезвычайно низкой мобильностью. Протезы, как и железнодорожные доспехи, прикованы к стационарным ЭДАС-ам, от которых и заряжаются. В общем, они были тем, что мне было нужно позарез — опытные европейцы, на чью верность можно было рассчитывать хотя бы потому, что лишившись льготных поставок и помощи Ватикана, они долго не протянут.
— Допустим, — не стал привередничать наемник, — У вас даже есть «перстень причастных» или что-то на него очень похожее. Но со всем уважением, смею заметить, что вы выглядите категорически подозрительно! Я могу рассчитывать, что нам позволят связаться с мессиром Инганнаморте с местного телеграфа? Предупреждаю сразу, в моем кресле взрывчатки недостаточно лишь для того, чтобы всерьез повредить днище «Хильды», пока она на такой высоте. Это страховка.
— Не вижу с этим никаких затруднений, — пожал я плечами, — Прошу следовать за мной.
Регину, порывавшуюся что-то сказать, я заставил замолчать взглядом. Исцелившись от шрамов, я стал выглядеть почти на свой возраст, плюс еще внезапные изменения в стиле были далеки от солидности. Если раньше я своим лицом и поведением здорово нивелировал впечатление, что производят на окружающих кукольные фигурки Праудмур и Рейко, то теперь приходилось считаться с новыми обстоятельствами. Особенно перед человеком в инвалидном кресле, набитом взрывчаткой. Уважаю таких людей.
— Не позволите ли полюбопытствовать, — внезапно заговорил мужчина с ножными протезами, тут же представившись, — Дикон О’Лири, лейтенант. Чем вызвано ваше столь… внушительное вооружение, господин Эмберхарт? Мы, конечно, идем уточнять, вы ли это, но боюсь сгореть от нетерпения. Меч в заплечных ножнах я видел лишь… в детстве. И там была простая веревка. А четыре револьвера не видел вообще никогда!
— Шесть.
— Простите?
— Я говорю, у меня шесть револьверов. Два «пугера» для боя в закрытых помещениях, два набедренных «атланта-5Z» для основного использования, и пара «гренделей» для… сложных целей. Насчет нелепости ношения меча за спиной целиком с вами согласен, но в набедренных ножнах он здорово мешает управляться с пистолетами, а перевязь достаточно тонка, чтобы я не тянул клинок из ножен, а просто разорвал её, если понадобится.
— Здесь настолько опасно? — сухим тоном осведомился катящийся рядом капитан Зедд.
— Нет, — тут же отреагировал я, — Просто привыкаю к новому вооружению.
Готовясь к бою, я бы не постеснялся и кастрюлей задницу прикрыть, будь оно к месту и удобно, но сейчас, во всем этом бардаке, с расписанным по минуты днем, я просто не знал, где найти время для утряски и притирки к новой сбруе. Приходилось мотаться везде, увешанным оружием, как рождественская елка. И с мечом за плечами. А куда деваться? Даже я при всем своем статусе и лишнем чемодане денег не могу из воздуха родить ни новый нож-бабочку, ни трость, бывшую весьма сложным механизмом. Гладий на деревьях не растет. Что остается? Меч.
Тем временем мы уже прошли вокзал, кинув пару взглядов на отъезжающий поезд, плотно набитый переселенцами.
— У меня тоже вопрос, если позволите, — прозвучал совершенно невыразительный голос из-под глухого шлема третьего наемника, — Но более широкого характера. Не буду возражать, если вы его сочтете вопросом от всего наличного состава «Ржавых псов». Вы, лорд Эмберхарт, можете нам вкратце объяснить, почему вообще кому-то понадобилась Япония?
— Коротко и грубо? Я могу предположить, с высокой долей вероятности, следующие три глобальных геополитических мотива, — прикуривая на ходу «эксельсиор», ответил я, — Первый — культурная граница. Малайзия, Индонезия, Папуа-Новая Гвинея, Япония. Все эти страны, совокупно с Австралией, развиваются пусть и неспешно, но целиком и полностью укладываясь в русло доминантной линии мира, диктуемой Европой. Япония в этом поясе, идущем вдоль Китая, не только замыкающий цепь фрагмент, но и причина, по которой он вообще существует.
— То есть Япония и есть причина, почему мимо Индокитая идут межконтинентальники, — утвердительно кивнул безликий.
— Именно так. Война и мир — все нуждается в деньгах, — пыхнул дымом я, с досадой чувствуя, как новая ременная система кобур давит на плечи, — Гонять межконтинентальники в Индонезию и Малайзию за сахарным тростником и пальмовым вином никто не будет.
— Любопытно, но спорно. Есть что-то еще? — судя по голосу Фридриха Марии Зедда, никакие мышцы организма при перемещении в своем аппарате он не напрягал. Тяжелая бронированная повозка с куском человека внутри катилась практически бесшумно, а по ободам над прорезиненными колесами я понял, что эти самые колеса путем быстрой модернизации могут быть заменены на гусеницы. Все свои свободные силы наемник мог отдавать скепсису, что и демонстрировал.