не близко, но знакомы. Сейчас путешествовали преимущественно опытные и вооруженные дядьки, группами, с общей и до боли прозрачной целью: отнять побольше и унести подальше. Средневековье, что возьмёшь?
Подарки родне Яна ушли в срок. Год в тех краях выдался сырым и холодным, с хлебом было туго. Зерно, что отправил дружественному племени Чародей, должно было помочь дожить до весны многим. Крепкие ткани и солонина тоже лишними не были бы. Обратно лодьи вернулись с мехами, янтарём и копчёной рыбой, дух от которой стоял головокружительный. Но главное — с заверением в том, что латгалы слово держат, волю князя выполнят, людей его своими и соседскими землями проведут так, что ни одна живая душа не заприметит. «Читая» узелковое письмо от родных, Янко то и дело поднимал глаза на князя. И в них были заметны уважение и гордость. С его слов, ни с кем в последние лет двести вожди его племён так не разговаривали. И это было очень хорошо. И очень вовремя.
Группа ушла вверх по Днепру в конце ноября, который здесь называли листопадом. Листьев почти не осталось, снегу навалило от всей щедрой Божьей души. Днями напролёт гомонила на Подоле шумная ребятня, то крепостицы потешные ледовые ладили да захватывали, то в снежки сходились улица на улицу, то с визгом и криками катались на шкурах да плетёных ковриках с крутых горок. Смотреть на звонких, румяных, живых ребятишек было здорово.
На Рысь со Ставром же глядеть удовольствия не было ни малейшего. Стоило уйти отрядам, как вместе с ними будто бы ушли и покой с хорошим настроением от нетопыриного начальства. Гнат изводил себя и своих тренировками, рубясь поочерёдно, а то и одновременно, с целыми десятками. Инвалид доставал всех остальных. Кажется, при одном взгляде на него у любой коровы молоко мгновенно скисало в кефир, а то и сразу в творог. Ненадолго помогло подключение его к тренировочному процессу — теория, как и практика в метании ножей, работе с удавками и пращами, были и вправду интересными, пару раз даже Всеслав задерживался послушать и посмотреть.
Ясно, что ожидание изматывало. Как говорил один механик из замечательного фильма моего времени: «самое тяжелое в нашей работе — ждать». Но соваться со спецами за кордон было нелогичным и неразумным что князю, что Гнату, что Ставру. Это было понятно. Но легче с того не становилось, конечно.
Спасала, как и всегда, работа. И, поскольку нас было теперь двое, её тоже стало кратно больше. Учась друг у друга, мы успевали до изумления многое. Всеслав освоил несложные операции, вроде иссечения фурункулов, именуемых здесь чирьями, и неплохо накладывал швы. В травах, кореньях, грибах и ягодах я теперь разбирался значительно лучше, и с удивлением заметил, что нужные их сочетания давали вполне заметный эффект и результат, сравнимый с некоторыми препаратами из моего времени. А кроме этого поднаторел в международной торговле и логистике. Планируя с Глебом цепочки поставок от Скандинавии до Византии, или, как здесь говорили, «из варяг в греки», мы спорили и обсуждали многое. Но результаты первых же сделок по возвращении торговых экспедиций-караванов давали ясно понять: это значительно выгоднее, чем грабёж и убийство себе подобных. Отмечали это и добрые соседи половцы, передавая с каждым торговцем памятные, но непременно дорогие подарки. Особенно порадовала резная деревянная лошадка, что была адресована малышу Рогволду. Украшенная массивными медными и золотыми элементами, игрушка смотрелась произведением искусства. Такие знаки внимания о многом говорят и достаются не каждому из соседей. Очень хотелось надеяться, что в этой части внешней политики удастся обойтись без ненужных сюрпризов. Пусть лучше все будут такими приятными, как эта лошадка. Или редкого изящества монисто для Дарёны, которое она теперь носила, не снимая.
Свен и Фома, казалось, бывали на княжьем подворье чаще, чем у себя дома. Однажды поутру по этому поводу пришли обе их жены, родные сёстры, и, уперев кулаки в богатые бока, принялись костерить мастеров так, что даже Ждановы громилы прервали тренировку, заслушавшись. Спасла кузнецов Домна. Выйдя на крыльцо, она оформила такой этюд «срыв базарной истерички», что заткнула обеих болтушек разом с первых слов. Разевая рты и бледнея, те слушали звонкую отповедь о том, как алчные куры, что привыкли в дерьме копаться, режут крылья соколам-мастерам, которые, вон, с самим князем-Чародеем удостоились чести за одним столом сиживать! Да таких заказов, что им батюшка-князь даёт, днём с огнём не сыщешь! Да они на одних тех лекарских придумках столько денег заработают, что и не снилось никому! А вы, дуры жадные, бестолковые!… Шумная перепалка «в одну калитку» завершилась уверенной победой зав.столовой. А притихшие бабы на следующий день принесли на подворье домашней еды, и с радостным румянцем принимали похвалу от удивлённо-довольных мужей. Молча. А у Домны через неделю появилось чудесное, тонкой работы, ожерелье и чеканные серебряные браслеты-наручи.
Перегонный куб, что сладили-таки мастера, выдавал вполне пригодную продукцию, а не мутную вонючую жижу. Помимо спирта, наладили практически промышленное производство скипидара. Мази с ним, которые составлял удивившийся эффекту Антоний, разлетались на торгу «на ура» — мышечные и суставные боли здесь, в этом простом и суровом времени, не мучали, пожалуй, только детей да покойников.
Эффект от самогонки поразил и сотников, и стариков, которым выпало дегустировать первую партию. Ими же наутро было принято решение, что выпускать и тем более торговать лекарским снадобьем с таким серьёзным действием, должны только проверенные единицы. И стоить лекарство должно изрядно. Память Всеслава ничего не говорила о подобных ограничениях в прошлом на ставленые меды или брагу. Государственная монополия на спиртное пришла на Русь значительно раньше, делом оказалась вполне прибыльным, а, значит, могла сыграть немаловажную роль в укреплении страны. Это вам не виноградники рубить, тут головой думать надо. А поставленные в глиняных корчагах пять настоек на смородине, меду, перце, хрене и калгане, давали необъятный простор для фантазии и крайне широкий ассортимент для экспорта. Приглашённые к экспертизе Иван с Антонием признали горючее вино делом сугубо богоугодным и до крайности пользительным. Настоятель Печорского монастыря тут же навскидку предложил едва ли не три десятка рецептов, которые высшая комиссия из великого князя, патриарха, воеводы и волхва немедленно решительно одобрила, повелев инициатору, в соответствии с известным правилом, не откладывая приступить к изготовлению чудо-эликсиров.
Раздобыв через третьи руки в разных местах серы и селитры, добрались и до пороха. Само собой, не в тот же вечер, когда дегустировали «всеславовку», как на днях обозвал-нарёк напиток патриарх. Увиденное настолько ошарашило Рысь, что он враз забыл бубнить и жаловаться, что, мол, «какая нужда была в таком секрете эти камни да вонючие тряпки искать?». Поняв и правильно оценив этот самый секрет. И пообещав отобрать двух-трёх верных людей, чтоб продолжить необходимые опыты. Мои рассказы про фугасы и огнестрельное оружие его заинтересовали так, что аж дышать перестал. Я рассказал всё, что смог вспомнить: и про деревянные пушки, обтянутые мокрой кожей, и про бронзовые и медные. И отдельно — про последствия разрывов некачественно выделанных стволов орудий, от которых живых и даже просто целых людей не оставалось на несколько шагов вокруг. Медную трубку, которую от греха подальше запаливали с длинным фитилём за стеной из обхватных брёвен, разворотило в «ромашку». Грохот и вонь сбежавшимся ратникам и дворовым Рысь, не моргнув, объяснил тем, что из Пекла вылез бес, но князь-батюшка немедленно спровадил нечистого обратно, предварительно настучав тому по сусалам. Ибо у нас тут Русь святая, церковь православная и Боги Старые, а чертовщину да паскудство всякое мы на своей земле не потерпим. Эта неожиданная, но искренняя импровизация задрала наши с ним авторитеты и вовсе до небесных высот.
В делах, хлопотах и беседах минул листопад-ноябрь и половина груденя-декабря. Из важного можно было упомянуть, пожалуй, открытие санэпидемстанции при том же монастыре. В обязанности специально обученных монахов входила проверка общепита, торговых рядов и хранилищ припасов. За нарушения ввели строгие штрафы, отрядив следить за этим монахов под руководством самого патриарха. Результаты не заставили себя ждать. Число отравлений снизилось кратно, очень заметно. Особенно важно это было по отношению к отравлениям спорыньёй, грибком, поражавшим злаки. Пара заражённых колосков, обнаружить грибок на которых было под силу только тем, кто знал, что и где искать, могли отравить целую семью. Здесь это называли «Антонов огонь» — мучительные боли, лихорадка, галлюцинации. В тяжёлой форме отравление приводило к гангрене конечностей и гибели. Лекции из истории медицины говорили о целых деревнях, что вымирали от спорыньи и наводили ужас на проезжавших путников. Европейцы считали «Антониев огонь» Господним наказанием за грехи. Горожане же, увидев и почувствовав на себе результаты работы церковной СЭС, не уставали благодарить Бога, патриарха и великого князя. А одного носатого торгаша, что принялся скандалить, когда дюжие монахи выгребли у него из ларей ядовитое зерно, и отказался платить штраф, избили до равномерной синевы и пинками выкатили из городских ворот. Проникся, словом, народ. А мы со Всеславом искренне радовались, что смогли помочь людям. После акушерок, это было второй важной победой на ниве средневекового здравоохранения. Которого в моей истории не было, как такового. По крайней мере, сведений о нём в памяти точно не сохранилось.
— Загнал ты себя совсем, Всеславушка, — посетовала жена.
Волька крепко спал, свесив ножку из люльки. Интересно, надо новую покупать, или пора уже ему на лавке спать, как большому? Он рос, как говорится, не по дням, а по часам, неуклюже бегал, не хотел сидеть на ручках.
— Потом отдохну, Дарён. Пока, сама видишь, некогда. То одно, то другое, — развёл руками князь.