Удачно заехавшие в город скоморохи не подвели. Не подвёл и патриарх, складно и вовремя ввернувший на проповеди несколько раз про спорт, рекорды и лидеров, с внятными пояснениями, что первое слово означало «занятия и уроки, вроде воинских, которые делают крепче и мощнее тело и дух», второе — «победы, достижения, которые запомнятся навсегда», а третье — «победителей, подающих пример, ведущих за собой».
Песня про героев спорта, летевшая над Днепром, вскидывала народ над лавками, задавала торжественное настроение и правильный ритм. Только строчку про телеэкраны поменяли на «гладит ветерок ели». Мотив и слова, на девятьсот лет опередившие время, сработали на ура. И пусть чернявый, цыганистого вида, певец слабо походил на гордого красавца Магомаева, а его банда с бубнами, рожками, гуслями и жалейками — на Большой детский хор Всесоюзного радио и Центрального телевидения, но тут и зритель был не искушённый, не разбалованный эстрадой. Поэтому торжество и восторг при словах о героях, победах, чести и Родине перехватывали в людях дыхание и вышибали слёзы радости. В конце только, при словах о Богах и чертях, некоторые опасливо поглядели на патриарха и митрополита. Но почтенные старцы не подвели: Неофит хлопал в ладоши, широко улыбаясь, и отец Иван так и вовсе свистнул в два пальца так, что у ближних уши едва не заложило. Прорывался иногда богатейший жизненный опыт у святейшего. Но очень к месту.
А потом пошла жара.
Жеребьёвку проводили Радомир и Шарукан, которые почти перестали смотреть друг на друга волка́ми. Почётная обязанность для дорогих гостей и предвкушение новых эмоций подогревало интерес и помогало не забыть, конечно, но отодвинуть пока подальше старые счёты. В которых, разумеется, были наука и опыт. Но жизнь на месте не стояла, как и отряды ледовых дружин, что кружили по площадке, приковывая восхищённые взгляды.
Со Ставром был разговор с утра, и он хмуро пообещал не гудеть в свою дуду-сирену каждый раз, не мешать командам разыграться, а зрителям — разогреться и войти во вкус. И не подвёл. Как и игроки, как и трибуны. Это был настоящий фурор, какого мы с Всеславом и ожидать не могли.
Сперва бились «Стражи Киева» с «Лесниками». Причем в прямом смысле бились, во втором периоде на лёд пришлось загонять «тяжёлых» Ждановых, чтоб растащить ту оравшую и дёргавшуюся кучу, в которую превратились два красивых и нарядных отряда. И, если б в командах было побольше народу, половина бы заехала на штрафные скамейки. И так-то пришлось выгнать с площадки одного киевлянина, что едва не порезал соперника. Тяжёлые времена, конечно, без засапожника в хоккей играть никак нельзя. В ледню́, то есть.
Ставр, делая во фразах долгие паузы, где интуитивно угадывались слова, не предназначенные для женщин и детей, вынес строгие предупреждения участникам свалки, и продолжил игру после того, как отец Иван, не сходя с трибуны, но профессионально громко, призвал всех к порядку.
В результате, «Лесники» вынесли «Стражей» со счётом 7−5. Табло, здоровенные рамки с холстом, на котором были намалёваны цифры, да так крупно, что и с противоположного берега, наверное, читались без проблем, тоже восхитило зрителей. Удобно же — отошёл за сбитнем или винцом, вернулся, и ни у кого из вопящих соседей переспрашивать не надо, какой счёт. Стой да вопи себе рядом.
Во втором матче подуставших «Лесников» размотали «Полоцкие Волки». Оказалось, что даже два дня форы в тренировках имели значение. 6−4, но игра была ещё напряжённее первой. И если после стартовой схватки к площадке посыпались вперемешку черниговцы и киевляне, чтоб поглазеть на форму и спортивный инвентарь вблизи, а то и кого из игроков-ледняков коснуться, то после второй не выдержали и невозмутимые половцы. Они и так всю игру скакали, визжали, прыгали и улюлюкали. А с финальной сиреной ринулись смотреть, чем же коньки и клюшки «Волко́в» лучше остальных, что их и шайба слушалась охотнее, и надо льдом они аж пари́ли. Иностранным гостям дали удостовериться, что весь инвентарь совершенно одинаковый, и уставший, но гордый собой Свен убедительно гудел о том, что на лезвия всех коньков железо шло одинаковое и заточка у всех одна и та же. Здоровилу-кузнеца по приказу Всеслава привезли Гнатовы, сам северянин хотел было отоспаться. Но, принимая один за другим заказы на ножны́е сабли — коньки — понял, что князь снова был прав. И то и дело кивал Чародею с благодарностью, когда получалось пересечься взглядами.
Последней игрой была встреча «Волко́в» и «Стражей». Князь, посоветовавшись для вида с патриархом и Ставром, разрешил горожанам выпустить на лёд запасного игрока взамен наказанного за пронос оружия на площадку. «Стражи» бились яростно, самозабвенно, и даже правил почти не нарушали. Но со счётом 7−3 победили снова полочане.
Что творилось на трибунах — не опишешь в словах. Охрипшие от ора мужики обнимались и целовались троекратно, как на большой праздник. Всеслав изумился, когда за несколько секунд до сирены один из Яновых стрелков, игравший в нападении, через половину площадки вколотил шайбу в тулуп ворот противника. Иван с Буривоем подхватились на ноги, заорали и с какого-то перепугу поочерёдно расцеловали немецкую принцессу. Та ко второй игре тоже разошлась, а к третьей превратилась в оголтелую валькирию-фанатку «Полоцких Волко́в». Смотреть на хрипло ругавшуюся по-немецки бабу с лицом панды, с фонарями под каждым глазом, было забавно. Чародей с улыбкой предположил, что спортивная злость сможет победить обычную, и что чудодейственный эффект ледни́ повлияет на абверовскую ведьму положительно.
Игроков-ледняков, всех поголовно, в город несли на руках. Всеславова память не могла припомнить такой встречи даже после важных ратных сражений. Ну ещё бы — тут же на глазах всё происходило, каждый был свидетелем, а это дорогого стоило.
Намёрзшийся и наоравшийся всласть народ по домам расходился неохотно, застревая на перекрёстках и площадях. Ну и по корчмам оседая, само собой. Нас же с князем и ещё более расширенным составом гостей дома ждали Дарёна, тепло, накрытый стол и долгожданные новости.
Глава 16Первый кубок
В тереме было оживлённо. Лютовы и Гнатовы парни, что остались на постах по охране семьи и имущества князя, когда весь город, кажется, поголовно высыпал на берег, наладили первую в истории практически прямую трансляцию через сложную и длинную — больше десяти бойцов — цепочку прямо от трибун. За «Волко́в» болели самозабвенно, очень радуясь, что в этих потешных битвах русских с русскими не выходило покойников, и что получать вести о их ходе удавалось прямо с пылу, с жару. Поэтому когда «глухонемой телеграф» тайным языком жестов донёс, что княжья ледовая дружина победила, радоваться кинулись все.
Столы ломились. Девки-«лебёдушки» сбивались с ног и выглядели так, будто две игры по три периода откатали они, а не ледняки́ любимого отряда. Ну ладно, погорячился, конечно. Эти и смотрелись и пахли значительно лучше игроков-хоккеистов. А вот лица у них сияли совершенно одинаково.
— Что с ногой, Дарён? — спросил Всеслав на ухо у жены, что подала ему, прибывшему домой с победой, испить с дороги по древнему непреложному обычаю.
— Вот же глазастый, — с досадой прошептала она в ответ. — В тереме на всходе подвернула чуть, думала, не заметишь.
— Упала? — вскинулся Чародей, ощупывая её глазами. И явно раздумав садиться за праздничный стол.
— Нет, убереглась, слава Богу. Только потянула, не вывихнула даже. Хорошо всё, Всеславушка, не думай плохого. Давай лучше гостей приглашай в дом, долго уж стоим, неловко, — смутилась она.
За столами, гомоня и перебивая друг друга, обсуждали, конечно же, первый день чемпионата. Казалось, эмоции так и переполняли каждого зрителя, а уж на одержавших две победы ледняков-волков и смотреть было невозможно — так сияли. И «лебёдушки» Домнины, что умели, по словам зав.столовой, лечить только одну болезнь, вокруг каждого из них вились по две — по три. Да, хорошо всё-таки, что завтра у отряда «отсыпной» — за третье место должны были сразиться «Стражи» с «Лесниками».
После патриарха, гостей из Чернигова и бояр киевских, в один голос восхищавшихся новой придумкой, поднялся с почётного места и Шарукан.
— Я благодарю за гостеприимство и тёплую встречу моего доброго соседа и друга Всеслава, — начал он. Впервые назвав князя другом, да при всём честном народе. — Я привёз не только ласковые слова от моего отца и всего народа Великой степи, князь. Не откажи, прими и дары от меня!
Шестеро воинов-нукеров в явно парадной форме, но со смуглыми мордами матёрых невозмутимых зверей, притащили три здоровенных ларя-сундука и склонились рядом с ними, ожидая команды. Стоявшие рядом в расслабленных позах Гнатовы нетопыри лицами изображали вежливый интерес. Но глаза выдавали, конечно. Пойди что не так — степные делегаты закончатся в два удара сердца. Это те, что во дворе. Те, что в зале — быстрее, и один раз ударить не успеет, сердце-то. А Рысьины успеют. И не раз.
— Здесь, Всеслав, ароматные и жгущие огнём пряности из дальних земель. Люди говорят, твои камы-шаманы, те, что носят длинную чёрную одежду, научились смешивать из них напиток, который греет и веселит, как само́ Солнце?
От ларя тянуло и перцем, и корицей, и ванилью, и ещё Бог знает чем. Маленький Рогволд на руках Дарёны потянул забавно носом и тут же потешно чихнул два раза подряд. И, будто подумав немного, добавил третий чих. Да, нюх у него явно фамильный, волчий, а привычки не дышать глубоко возле остро пахнувших предметов пока не появилось. Ничего, научится ещё, какие его годы.
— Угощу тебя непременно, Шарукан, и с собой передам в отдарок. Ясинь-хану, думаю, тоже будет приятно и полезно глотнуть жидкого Солнца, настоянного на травах и кореньях твоей и моей земли. Видишь, хан: ещё один пример того, что доброе, дружное, мирное житьё само находит новые выгоды и преимущества с каждым днём.
Последняя фраза, насквозь политическая, произнесена была точно не для Степного волка, и тот прикрыл узкие голубые глаза, показывая, что понял это и согласен со сказанным. Народ же за столами притих окончательно, задумываясь. И запоминая.