Третьих было ещё больше. Они окружили отряд и принялись закидывать их стрелами. В поднимавшейся метели это было не идеальным решением, конечно, но подходить, наверное, было страшно. Посмотрев по пути на то, что сотворили с телами первых двух отрядов Гнатовы безобразники, ляхи точно не рвались ложиться рядом на снег. Ставший красным на слишком уж большой площади Варяжского моря. Нетопыри лениво отстреливались, только когда кто-то уж вовсе нахально подставлялся. Наверняка работали, берегли стрелы. Как чувствовали.
Когда в усиление третьего отряда прибыла едва ли не полусотня «тяжёлых», стало ясно, что купаться в весенней Двине, когда вокруг родного Полоцка зазеленеют холмы, сочные, яркие, наполненные тёплым пряным ветром от лесов, что смешивается с речной прохладой, доведётся не всем. А то и никому.
Один здоровяк, закованный в железо от ног до макушки — и не околел же на морозе — был особенно хорош. Он крутил булавой, что весила, наверное, пуда два, с такой лёгкостью, будто камышинкой помахивал. На стрелы внимания вовсе не обращал. Прыгнувшего на него волчьим скоком Кузьку сшиб в полёте, развернувшись быстрее, чем мог бы, кажется, живой человек. Илья с Павлухой, завыв, накинулись на него, возвышавшегося башней над лежавшим у его ног Кузьмой, когда человек-железная гора уже собирался окончательно расплющить их другу голову. Воя и рыча, они четвертовали великана прямо так, стоячего. При том, что рука у Илюхи работала уже только одна, вторую посекли двое набежавших вот только что, прежде чем улеглись на красный снег, мелко сучА ногами. Возле шеи, у плеч и бёдер нашлись в броне неприметные щёлки-складочки, куда пробились-таки булатные полосы ножей и мечей. Трое остальных, с Лявоном во главе, прикрывали их.
Надо было, наверное, завыть раньше. На последнюю волчью песенку, что завели, став кругом над телом Кузьки, нетопыри, готовясь забрать в гости к пращурам побольше ляхов, из снежной карусели, разошедшейся в полную силу, начали выскакивать латгалы, кто верхом, кто на лыжах. Следом принялись падать поляки, собиравшиеся было накинуться всей сворой на проклятых неубиваемых «болгар» с таким богатым грузом. Они не смотрели по сторонам и за спины, а зря. Родичи Яна-стрелка перещёлкали их прямо сквозь метель. А потом перепрягли в сани свежих лошадок, помогли усесться рядом с Кузькой пятёрке вымотанных донельзя бойцов — и рванули к Полоцку.
Это было невероятно, но это было. Два десятка нетопырей буквально разули и раздели Святой Престол до исподнего. Читая описи, что передал Третьяк, Всеслав холодел, хоть и не подавал виду. На месте папы Александра, он наизнанку бы вывернулся, но столько добра ни за что бы никому не отдал. Принимая во внимание то, что брат Сильвестр или уже рассказал, или вот-вот должен был поведать хозяевам о диком жутком колдуне-русе, ждать гостей следовало в самое ближайшее время. И готовиться.
— Третьяк пишет: янтаря взяли. Много? — пытаясь отвлечься, спросил Чародей.
— Да мы, считай, его только и привезли. Лежал удобно, лёгкий, увязан ладно. Он у нас в санях, — переведя дух и отхлебнув морсу, ответил Лявон совершенно искренне. Ставр икнул.
— В каких? — печально уточнил Всеслав. Боясь, что ответ ему не понравится.
— Так во всех, — удивлённо сказал старший одного из двух малых отрядов, не понимая, отчего так вытягиваются лица у всех за столом. Рысь подхватил кувшин с морсом и выхлебал половину двумя глотками, облившись по пояс. Недопитое у него едва ли не вырвал патриарх, и облился почти так же.
Малый отряд, один из двух, шедший через Одер и Варяжское море, привёз свою часть груза. Оставив основную массу тяжёлого в Полоцке. До Киева доехали только сани с компактным, лёгким и очень дорогим янтарём. В количестве восьми штук.
Глава 21Проводы и встречи
Кузя выжил. Как — не имел ни малейшего представления даже я сам. Он узнавал сослуживцев, через неделю начал садиться на лавке, а через две — очень плохо, но ходить. Подволакивая правую ногу, и заправляя за пояс правую же руку, которая, кажется, начинала атрофироваться. Сохнуть, как тут говорили. Но он был жив и обстоятельством этим явно гордился. И всё то немногое доступное, что я рекомендовал ему из лечебной физкультуры, выполнял неукоснительно, как воинские тренировки. Говорил только по-прежнему плохо, заикаясь едва ли не до рвоты и судорог. Придумали со Свеном, что переживал за Кузьму, как за сына или крестника, что-то вроде школьной доски, небольшой, на которой можно было писа́ть углём, а обратная сторона её была привычно здесь навощённой. Стило, палочку для письма, пришлось делать толще обычного — левая рука после такой травмы и слушалась плохо, и дрожала сильно. Но он тренировался. Он по-прежнему хотел жить, даже потеряв каллиграфический талант и бо́льшую часть здоровья. Заполучив несколько очень тревожного вида шрамов на голове, которые пока и не думали скрывать еле отросшие волосы. В которых было больше половины седины.
С ним вместе часто выходила на прогулку вся группа долечивавшихся. Стёпку, мальчонку без руки, отправил к своим Буривой. Там им, в большом хозяйстве, и одна рука лишней не будет, ясное дело, а мальцу раздолье.
Бабе Любе натащили кудели едва ли не целый воз, и она полными днями пряла, негромко, но очень душевно напевая. И то, и другое выходило у одноногой старухи великолепно. Домнины «лебёдушки», усаживаясь в палате на лавки у окошка вокруг бабки в инвалидном кресле, помогали и прясть, и петь. Получалось у них так, что хоть билеты продавай. Ратники, даже Гнатовы, которых не брали мечи и стрелы, мороз и огонь, останавливались и забывали, кажется, куда шли до этого. Протяжные напевы брали за душу, не отпуская.
Через неделю с небольшим после прибытия отряда с севера уехали в санях к себе на юг половцы. Шарукан всё зазывал в гости, обещал такой праздник, что вся степь запомнит на всю жизнь. Когда сняли повязки с Аксулу, он, будь его воля, кажется, вообще не отходил бы от любимицы. А на Всеслава хан смотрел с каким-то чуть ли не священным трепетом. Бывший враг, спасший отца, первенца-сына и любимую дочку, совершенно точно стал другом и братом. И имелись все основания предполагать, что на этом дело не остановится. То, какими глазами смотрели друг на друга Ромка и Аксулу, позволяло рассчитывать на то, что Русь и Степь не только подружатся, но вскоре и породнятся, на самом высоком уровне. Когда у степной царевны чуть сильнее чёлка отрастёт. Я обрил перед операцией только лоб и виски́, сохранив основную массу её богатой соломенной гривы. Они с Дарёной и Домной придумали какую-то хитрую причёску, да так, что короткий ёжик вокруг быстро заживавшего шва был практически незаметен, если не присматриваться сильно.
Рома с Глебом в сопровождении полусотни Гнатовых поехали верхом, усилив охрану дорогого гостя и будущей невесты. И повезли с собой семь саней янтаря. Три — в подарок, четыре — на продажу и обмен. Солнечный камень пользовался бешеной популярностью у китайцев уже тогда, да и европейцы покупали его с большой охотой и очень задорого. А откуда он взялся у степняков в таком количестве, из людей хана не рассказал бы никто. Правду не рассказал, имеется в виду. Версия о богатом варяжском торговом караване, который, вот незадача, шёл-шёл к морю, да так и не добрался, придумалась сама собой и всем вполне понравилась. Такое в эту пору случалось сплошь и рядом.
От ятвягов пришли вести о том, что сводный отряд язычников встретил и сопровождает к Киеву группу нетопырей по Припяти. Эти двигались без захода в Полоцк, и, судя по донесению, тоже шли отнюдь не порожняком. Перед князем имела все шансы вот-вот встать серьёзнейшая проблема: «нема куда гро́ши девать». Но я почему-то был уверен, что Чародей что-нибудь придумает.
В части придумок он уже выбился с огромным отрывом в безусловного лидера среди изобретателей.
Всеславовка, которую по-прежнему считали чудодейственным лекарством, продавалась дорого. Настойки, число и состав которых постоянно увеличивал и улучшал Антоний, отец-настоятель Печорского монастыря, стоили и вовсе бешеных денег. Особенно та, что включала в перечень ингредиентов гриб-весёлку и ещё несколько трав и кореньев со сходными эффектами. Афродизиак, мягко говоря, получался сумасшедшей силы. Прознав об этом, возрастные и богатые, очень богатые товарищи из бояр и от крупного бизнеса начали обивать пороги обители с предложениями и просьбами, крайне настойчивыми и непривычно щедрыми, выкупить рецепт. Когда стало ясно, что за просьбами того и гляди последуют требования и прочие неприятные вещи вроде дыбы и иголок под ногти, Глеб выправил для Антония богатого и торжественного вида грамотку о том, что состав этой и других настоек выдумал самолично великий князь, и что делать и продавать их дозволял только и исключительно монахам обители, как лицам духовным и в искусстве творения снадобий подкованным. Всем желающим оспорить или позадавать вопросы в дополнение к тексту грамоты устно рекомендовалось без стеснения явиться по адресу: «Княжье подворье, самый высокий терем». И там позвать Гната Рысь — он, дескать, в курсе и всё разъяснит подробнее монахов. Интерес, как и следовало ожидать, а с ним и весь нездоровый промышленный шпионаж вокруг обители, сошли на нет очень быстро. Вроде как даже и без жертв. Но, зная Гнатку, поручиться не могу, конечно.
Не прошло и пяти месяцев с того времени, как мы с князем начали проживать по соседству, в одном теле, а дел было наворочено очень прилично. И если, опять же, чтоб не сглазить, отложить в сторону внешнюю политику и подрывную диверсионную деятельность, включавшую в себя пляски вприсядку на всех планах римского папы, вселенского патриарха и императора святой германской римской империи, получалось уже более чем достаточно.
Работала служба СЭС, санэпидемстанции, причём у народа уже никаких злости или непонимания не вызывала. Еженедельные сводки о новорожденных, доживших до месячного возраста, давали понять, что монастырские акушерки, как бы по-идиотски это не звучало, работали на «отлично». Это подтвердил даже Буривой.