— Мы думали было к рукам прибрать пару пристаней и складов, — спокойно рассказывал Шило, — но княжьи люди Звону намекнули, что не надо. Недолго в чужих руках добро пробудет, а после ни рук тех, ни хозяев их никто и искать не станет.
Всё выходило в точности, как в моё время. Пока жабы с гадюками сварились да грызлись по своим болотам, до них никому дела не было. А когда кто-то из них одерживал победу и разевал пасть на кусок пожирнее, тут же приходили скучные люди от дракона, тайного, но настоящего хозяина этого и прочих жирных кусков, и доступно разъясняли, что вот именно этого трогать не нужно. Понятливые жабы или гадюки продолжали булькать дальше. К непонятливым приходил чёрной тенью Полоз или его аспиды. И у дракона становилось на несколько жирных кусков больше.
Пока Домна с Одаркой ахали и размазывали слёзы, мы с князем думали. Крепко и очень напряжённо. Ясно, что переход всех активов жадного прежде, а ныне покойного Микулы под фактический контроль Глеба, а юридически — в ведение великого князя Киевского, вряд ли понравился, так скажем, «конечным бенефициарам». В числе которых уже бесспорно был Изяслав, что кормил сейчас вместе с ляхами раков и налимов под Вышгородом. И, судя по всему, Всеволод, который в Триумвирате Ярославичей играл «вторым номером». Святослав, исходя из фактов, в их троице был фигурой номинальной, протокольной, которая никому не мешала и в дела братьев не совалась. А ещё были, как выяснилось, некие загадочные «друзья», что обещали дяде на неделю дать пограбить наш город и окрестности. Зная натуру Переяславского князя, после его прогулки новым хозяевам досталось бы немного. Другое дело — планировали ли они сохранять город в принципе? Или после наступления Киев просто выгорел бы дотла, дав понять русским дикарям, что нет у них больше ни своей власти, ни столицы. А дальше дорожка прямая: Смоленск, Псков да Новгород. И на Днепре, Двине, Десне, Великой, Ловати и Волхове, как и на речках малых, сядут другие люди, чтобы держать в руках торговлю и ресурсы богатой и обильной земли. И всё из-за неуёмной жадности одной хитрой твари, что притащила на наш двор тайных убийц. Вот мразо́та!
«Верно говоришь, Врач», согласно кивнул Чародей, удивив Антипа, потому что движение это было совершенно невпопад его рассказу. А Рысь со Ставром наоборот насторожились, понимая, что князь снова вёл разговор сам с собой. Вернее, сам со мной.
— Вот что, други… и подруги, — добавил Всеслав с улыбкой. Но от того, как дёрнулись женщины, стало ясно, что улыбка не получилась вовсе. — Мы теперь змеюку эту подколодную в лицо знаем. Он, тварь такая, волчина битый, чует это. Смерть чует, от этого ещё опаснее станет. Но и ошибки может допускать начать от этого же.
Одноногий и безногий злодеи кивнули согласно, не сводя глаз с князя. Как и каждый в комнате, где в полной тишине звучал один лишь его голос. Иногда словно «задваиваясь» и глухо звякая железом. Острым и смертельно опасным.
— Его взять живьём. Но одного его мне мало. Надо всё кубло их змеиное разом накрыть, сколь ни есть их в городе. Всех живыми не нужно, но пару-тройку не помешало бы, чтоб вопросы сподручнее задавать было да ответы сличать. В подвале. Умельцы такие, лиходеи тайные, что за чужие деньги наших людей изводят, мне не нужны. У меня свои есть, лучше.
Всеслав кивнул на сидевших рядом Рысь и Шило, отчего те разом одинаково выпрямились, будто в строю.
— Учить вас я не стану, соколы ночные. Что делать — сказано, а уж как сладить задуманное, то вам самим решать. Дедко Ставра поспрошать не стесняйтесь, две головы — хорошо, но с таким врагом и третья не помешает. Об одном особо скажу. Людей беречь! Девок наших бесстрашных — в особенности, пуще глаза. Жилы мы гадам тем так и так вытянем, да шкуры спустим, но коли хоть во́лос с Ганны да Одарки упадёт — осержусь.
Заседатели кивнули разом, почтительно, но твёрдо, давая понять, что наказ усвоили накрепко. И что за заботу неожиданную благодарны.
После обеда довольный и немного «подогретый» народ во главе с князьями потянулся к берегу Почайны, к знакомым «лавкам горой» — трибунам. Оттуда уже доносились весёлые крики, звуки дудок, рожков, трещоток и бубнов. Отменять ледню Всеслав отказался, вызвав на лице Рыси физически ощутимую боль. Я и сам был согласен с воеводой — в этой ситуации было бы логичнее и оправданнее находиться в тереме, рядом с женой и детьми, внутри пяти колец охраны из Гнатовых и Лютовых. Но и в решении князя логика тоже была. Схоронись мы по углам — враги бы затаились, и не то, что изловить, а даже вычислить их стало бы невозможно. Поэтому Чародей и восседал в правительственной ложе, слушая не особо смешные шутки Святослава и мелкое хихиканье над ними Всеволода. Смеясь с ними хором, сохраняя такой вид, будто ни про заговор, ни про киллеров ничего не ведал. И будто не стягивались сейчас на юге перед броском на Русь великие силы папских крестоносцев. В этом времени, в этой истории собиравшихся не освобождать Гроб Господень и Святую землю от мавров и сарацин, а грубо, в лоб захватить торговые пути и ресурсы лесных дикарей, свободолюбивых соседей с северо-востока. Молившихся тому же Богу, но, видимо, делавших это без должного уважения к Его наместнику на земле.
«Черниговские орлы» ощутимо прибавили в классе. Складывалось ощущение, что Святослав так их отмотивировал в прошлый раз, что они всё это время со льда не уходили, тренируясь денно и нощно — жилистые мужики набирали невероятную скорость и устраивали на площадке такое, что Ставр иногда даже дудеть забывал. «Лесовиков» гости одолели, пусть и с трудом. Но когда во второй встрече сошлись «Переяславские Лоси» со «Скакунами Дешт-и-Кипчак», командой половцев, стало ясно, что сюрпризы только начинались.
Степняки разделали команду Всеволода всухую, как детей. Видимо, скорость и грация и впрямь были в крови этого народа. Их трибуна, визжавшая и улюлюкавшая, кажется, не переставая, от хмурых переяславцев отличалась тоже очень сильно, в меру сил поддерживая и помогая тому разгрому, что творился на льду.
Третий матч, «Волков» со «Стражами», доигрывали уже при свете факелов вдоль бортов. Их пляшущее пламя превращало игроков в призрачные тени, что метались надо льдом, как огромные летучие мыши. Но старый безногий судья прекрасно видел и в темноте. Наши выиграли, хоть и без разгромного счёта. Зато выглядели не в пример лучше загнанных до полусмерти ледняков боярской команды.
В город возвращались пешком, в толпе возбуждённых шумных горожан и гостей. И лишь редкие единицы, вроде Ставра или Рыси, что то пропадал, то проявлялся рядом, будто мерцающий призрак демона-горевестника, знали о том, что часть зрителей двигались в город, набравшись впечатлений настолько, что аж ноги не держали, вовсе не по своей воле. И хмельным от них пахло исключительно от одежды. А на ногах они не стояли потому, что так решили их неожиданные шумные и весёлые новые друзья, что тащили «уставших» под руки, с громким пьяным смехом, песнями и шутками. От тех «друзей» брагой или всеславовкой не пахло даже снаружи, но в том, что все они — подгулявшие пьяницы, не усомнился бы и самый внимательный. Каких в шумной толпе по счастью почти не было.
Пропустив против обыкновения в терем всех дорогих гостей, включая половцев, что аж светились от радости первой победы их команды на льду, Всеслав задержался перед высоким крыльцом. Святослав шумно и настойчиво интересовался, когда же уже за стол, будто это не он все три матча только и делал, что хлестал пиво, заедая жирной вепревиной. Не отставал от старшего брата и Всеволод. Только в его вопросах нет-нет, да и проскакивала тревога. Словно он тоже начинал чуять беду. Рядом, создавая иллюзию спокойствия, мерно беседовали вполголоса о чём-то божественном и высоком патриарх и великий волхв.
Рысь появился, как из-под земли, напугав переяславского князя. И лицо его сияло, впервые за несколько дней.
— Ох и лют твой воевода, Всеслав, — недовольно сказал Всеволод. Что по-бабьи айкнул и отскочил, когда Гнат в своей манере появился неожиданно на пустом месте.
— И не говори. Сам его боюсь. Пойдёмте-ка, дядюшки, за мной. Есть диковина одна, какую надо обязательно перед едой смотреть, потом ощущения будут не те, — повернулся Чародей ко входу в тот подвал, на который едва уловимо кивнул старый друг. И порадовался, глядя на его сверкающий радостью вид.
— А чего там? Яства заморские? Или, может, девки-плясуньи половецкие, каких Севка показывал давеча? — заинтересованно уточнил князь черниговский.
— Лучше, много лучше! Сейчас сам и увидишь, — Всеслав прикладывал ощутимые усилия, чтобы не ускорить шаг. Ступал важно, по-хозяйски, точно и впрямь вёл к какой-то тайной и редкой штуке, какую в обычной жизни не увидишь. И показывать такое можно только редким счастливцам. Создать и сохранить интригу удалось блестяще. Ни один из дядьёв и не подумал интересоваться, куда же запропали их собственные ближники. Не было даже Радомира, что половину вечера гудел в ухо Святославу, что с пивом пора заканчивать. Что плохого могло случиться с тремя русскими князьями на великокняжеском подворье?
Многое. Пусть и не со всеми.
Каморка, в которую завёл всю группу экскурсантов Чародей, была невелика и небогата. Не было там ни окон, ни резных стен-потолков, ни гладких вощёных полов, ни уборов на стенах. А из всей мебели было только две длинных лавки вдоль стен, да большой стол между ними. На котором лежало главное блюдо сегодняшнего вечера.
Ременные петли прижимали к углам столешницы руки и ноги голого мужика. В кулаки были вбинтованы речные камни-голыши. Поди-ка пошевели пальцами в таком раскладе или жилы ногтями разорви, ослабив путы. Во рту, оттягивая углы его аж к ушам, делая перекошенное лицо ещё сильнее похожим на жабье или змеиное, торчала палка. Верёвки с её концов уходили за голову, как конская упряжь. Связанный молчал. Пока молчал.
— Это что за убогий? — лениво поинтересовался Всеволод. И голос его не дрогнул. Почти.