– А ты не задумывался над тем, дружище, какая здесь нынче пора года? – обратился к другу Джонни Кейдж.
– Похоже, что поздняя осень, – вздохнул Лю Кенг.
– А мне кажется, что ранняя зима, – более точно определил киноартист. – При такой температуре воздуха недолго подхватить воспаление легких.
– Думай о чем-нибудь более приятном, – предложил послушник монастыря Шао- Линя. – Например, о том, что когда вернешься из этого путешествия, то немедленно ляжешь в больницу.
– Это в том случае, если я вообще отсюда живым выберусь, – сказал Кейдж. – Похоже, Шанг Цунг намерен устроить нам другое лечение. Лучше я буду думать о том, что к завтрашней ночи мы во что бы то ни стало должны будем оказаться у подножия этой распроклятой Башни.
– Правильно, – похвалил его намерение Лю Кенг. – Когда мысленно движешься к цели, то и физический путь кажется намного короче. А пока нам не мешало бы часок-другой поспать. Хороший боец может обходиться без пищи двое-трое суток. Но без сна ему не обойтись.
– Потому что в этом случае он уже не будет хорошим бойцом, – добавил от себя в знак согласия Джонни.
Продолжив путь на рассвете, друзья с радостным изумлением обнаружили, что горные кручи, за которыми возвышалась Черная Башня, значительно придвинулись. Впереди тянулись торфяники и короста растрескавшейся грязи. Воздух казался колким, напитанным горечью. От него першило в пересохшем горле.
Утолив жажду водой из ручья, они продолжили путь и вскоре настигли утесов, которые немо высились в серой мгле. Вершины утесов скрывали дымные тучи, а подножия были укреплены мощными устоями и загромождены скалами. У подножий гор зияли засыпанные золой ямины, бесконечными рядами возвышались груды каменного крошева и кучи обожженной земли. Это были следы страшной битвы, которая развернулась здесь много-много лет назад. Теперь дневной свет как бы озарял изнанку смерти, кладбище без мертвецов.
Друзья помедлили, словно находились на краю неминуемого бредового сновидения, которое надо перетерпеть. Им предстояло нырнуть во мрак Межгорья, чтобы пробудиться утром следующего дня.
– Давненько мне не было так погано на душе, как нынче, – пожаловался вслух Джонни Кейдж. – Настроение – хуже не представишь. Но нельзя стоять на месте. Мы уже и так далеко зашли. Остается только завершить путь.
Второй день пути тянулся невыносимо долго. Над серой ложбиной, по которой они шли, нависла незыблемая тень, не нарушаемая даже дуновением ветерка. Высокое бесцветное небо в дымных разводах виднелось сквозь тускловатую водную толщу.
Гористая местность постепенно сменялась холмистой равниной. По-прежнему слева грозно высились горы, но южная дорога, огибавшая эту неприступную гряду, уходила наискосок от сумрачных подножий. Темные вершины деревьев на склонах гор казались осевшими клочьями туч. Пред Джоном Кейджем и Лю Кенгом простиралась диковатая пустошь, заросшая вереском и ракитником.
Скоро начали попадаться то тут, то там высокие сосны. Свежий и душистый запах, который расточали вокруг себя эти деревья, сильно приободрил двух бойцов. Неожиданно они вышли на дорогу, вымощенную камнем еще в те времена, когда во Внешнем Мире царствовала законная династия. Прямая дорога врезалась в каменные откосы, взбегала на широкие прочные арки над ручьями.
Однако спустя миль десять-пятнадцать стали пропадать следы кладки. Иногда в кустах попадались сломанные столбы либо проглядывала среди густой травы обомшелая плита. Косогор за обочинами зарос деревьями и папоротниками. Некогда главная дорога Внешнего Мира превратилась в заброшенный проселок Империи. Но именно эта дорога вела друзей к цели наикратчайшим путем.
Достигнув холма, склоны которого были испещрены ручьями, Джонни Кейдж и Лю Кенг вскарабкались на его западный склон и огляделись. Терялись вдали изогнувшиеся к востоку горы. На западе плавно уходили вниз подернутые дымкой пологие склоны. Дышали смолой росшие на них хвойные рощи. Между рощами светились широкие прогалины.
– Мне кажется, что в этой части Внешнего Мира господствует весна, – высказал предположение Джонни Кейдж.
– Удивительная страна! – согласился с его догадкой Лю Кенг. Как счастливо могли бы жить здесь люди, если бы не Шанг Цунг!
– Ничего, недолго ему осталось торжествовать, – угрожающе пообещал киноартист. – Сколько веревочке ни виться, а конец всегда наступает. Сколько бы зло ни ликовало, а расплата приходит...
Действительно, весна в этих местах хозяйничала напропалую. Сквозь мох и плесень пробивались ростки. Зеленели лиственницы. Повсюду росли душистые травы и кустарник. Вокруг больших, давно посаженных, а ныне неухоженных деревьев разрастался молодняк. Маслины, лавры и душистый тамариск полонили землю, клубились можжевельник, мирт и чабрец. Их ветви заслоняли поросшие плиты. Синими цветками цвел шалфей, красными – душица, бледно-зелеными – свежая невзрачница.
Провалы в каменистых скатах, которые друзья осторожно обходили, заросли заячьей капустой и камнеломкой. Полураскрытыми бутонами кивали лилии. Пышно-зеленой травой поросли берега прудов, в которых задерживались прохладные горные ручьи по пути в болота.
Друзья спустились вниз от дороги в зеленую чащу и с головой окунулись в запах душистых трав и кустарников. Быстрая речушка, вдоль которой они шли, привела в неглубокую лощину. Там был обветшалый каменный водоем. Его мшистые края заросли шиповником, кругом рядами выстроились ирисы. На темной, зыбкой поверхности колыхались кувшинки. Чистая вода изливалась по желобу.
Друзья умылись и напились свежей воды. Но стоило им отойти от пруда, как они сразу же наткнулись на следы разыгравшейся здесь давно кровавой сечи. Лю Кенг чуть не провалился в изгарную яму, в кучу обожженных, изрубленных костей и черепов. Яма уже заросла шиповником и вереском. Зелень затянула следы побоища.
– Идем отсюда поскорее, – сказал Джонни Кейдж. – Меня с души воротит от всех этих прелестей...
Они продолжали путь вдоль течения ручья, что точился из водоема. К полудню этот ручеек стал уже бурным потоком. Его каменистое русло пролегало по дну узкого ущелья, заросшего самшитом и остролистом. Приречные низины на востоке были подернуты золотистой дымкой.
Спустившись в низину, друзья попали в густой лес. Джону Кейджу, выросшему в городе, не оставалось ничего другого, как целиком положиться на чутье Лю Кенга, который по одним лишь ему известным приметам определял звериную тропу, которая вела через эти заросли на другую сторону леса. Изредка они выходили на поляны.
Среди полян угрюмо и важно стояли, раскинув ветви, огромные дубы. Между ними высились дряхлые лишаистые ясени. Могучие дубы пустили буро-зеленую поросль, в траве на прогалинах пестрели белые цветочки ветреницы. Из заплесневелых россыпей листвы лесных гиацинтов пробивались глянцевитые молодые ростки. Друзья не встретили ни одного зверя и не у слышали пения птиц.
– Странный лес, – сказал Джонни. – Такое ощущение, что вся живность отсюда удрала.
– Это объясняется близостью к Черной Башне, – пояснил Лю Кенг. – До нее осталось идти всего "несколько часов. Шанг Цунг и его подручные в этих местах боятся даже зверя.
Он остановился под старым шишковатым дубом, змеистые корни которого торчали над сыпучим обрывом. Перед друзьями расстилалась тусклая глубокая долина, на дальней стороне которой в дымчатом полумраке густел и тянулся на юг серо-голубой лес.
– Мне кажется, что по прямой к Башне нам не пройти, – сказал Лю Кенг. – Та низина должна быть сильно заболочена. Придется обойти ее с юга.
– Сколько времени займет обход? – спросил Джонни Кейдж, вытирая вспотевший лоб.
– Часа полтора. Но лучше потратить полтора часа на обход, чем завязнуть в болоте на полтора суток.
Джонни не возражал.
По дну долины бежал поток. Его ледяной голос нарушал глухое безмолвие. Подле него беловатой лентой вилась тропа, теряясь в серой мгле.
– Ну, наконец-то! – обрадовался тропе киноартист. – По крайней мере, есть хоть какая-то дорога! Не придется больше блуждать по буреломам и косогорам...
– Как раз туда мы и не пойдем, – твердо сказал Лю Кенг.
– Это еще почему? – возмутился артист Голливуда.
– Я уверен, что эта дорога хорошо просматривается из окон Черной Башни, – ответил юноша. – Согласись, что не в наших интересах быть замеченными Шанг Цунг до того, как мы приблизимся к нему на расстояние удара кулаком?
– Твоя правда, – вздохнул Джонни. –- Так куда же мы поплетемся?
Лю Кенг повел друга вверх по склону. Он вел Джона сквозь кустарник и заросли куманики, огибая глубокие овраги. Иногда друзья спускались в темные кустистые ложбины, а когда выбирались оттуда, то им казалось, что южные скаты становятся все круче.
– Я в юности занимался спортивным ориентированием, – поделился Джонни Кейдж воспоминаниями с другом. – Любил я это дело. И в каких только местах не доводилось побывать! Но такой сложно пересеченной местности, как эта, мне даже в страшном сне не доводилось видеть. Любой чемпион высшего разряда, из тех, которых я знавал, в таком лесу уже давно сдался бы. А мы вот бредем вторые сутки и нам хоть бы что!
– Человек сам до конца не знает о том, каким колоссальным резервом выживания он обладает, – поддержал разговор Лю Кенг.
Началась большая круча, заросшая утесником и низким терном. То и дело открывались обугленные прогалины, следы недавнего огня. Наверху утесник рос сплошной стеной. Высокий, старый и тощий понизу, он густо ветвился и был осыпан желтыми цветами, которые издавали такой пряный запах, что у друзей едва не закружилась голова. Но они продолжали упорно шагать между шиповых кустов по колкой мшистой земле.
Они остановились на дальнем склоне горбатого холма у терновой заросли. Глубокую рытвину, мимо которой они шли, прикрывали оплетенные вереском иссохшие узловатые ветви-стропила.
– Давай приляжем здесь на минутку, – попросил Джонни Кейдж.
– Нельзя, дружище, – отрицательно мотнул головой Лю Кенг. – Если мы сейчас приляжем на землю, то уснем и проспим целые сутки. Мы оба так устали, что нам нельзя останавлив