Всего-то две минуты забытья императора, и такая долгая речь после. Это говорило о том, что Павел настроен на работу и сегодня хорошо выспался, без кошмаров, которые, по слухам, становились непременным условием императорского сна.
В кабинет Павла Петровича в Зимнем дворце, куда государь переехал буквально несколько дней назад, вошли три человека. И каждый сильно отличался от другого. Англичанин Уитворт — надменный, с неприятной для Павла лживой улыбчивостью хозяина положения. Людвиг фон Кобенцль, посол империи Габсбургов, напротив, стоял чуть понурив голову, словно силился безуспешно скрыть свой униженный статус просителя. Третьим был Александр Андреевич Безбородко. Сегодня канцлер выглядел вполне нормальным человеком, без блуждающего болезненного взгляда, словно отошли все хвори.
Павел Петрович стоял с пафосным, надменным видом, с высоко поднятым подбородком и в пол-оборота к послам, на которых бросил лишь пренебрежительный взгляд. От такого приема Уитворт проскрипел зубами, но внешне ничего не говорило о том, что кто-то недоволен. Лишь Безбородко несколько поморщился. Ему не нравился некоторый перебор с тщеславием у императора, впрочем, кто он такой, чтобы подвергать критике государя.
После предписанных этикетом и протоколом приветствий, слово взял Павел Петрович.
— Господа, я, благодаря вашей работе с канцлером Александром Андреевичем, знаком с вопросом, который привел вас ко мне. Вы ждете окончательного решения? Уверен, что, это так. Я жду решительного ответа, в чем моя и моего Отечества выгода от того, что Россия будет воевать, — сказал император, не меняя свой надменный вид.
Во время, пока император говорил, английский посол Уитвот более смотрел не на императора, а на наследника российского престола. Александр Павлович стоял в стороне, его вид, в отличие от отцовского был скорее извиняющийся. Мол, «господа, не берите близко к сердцу такое унижение, будьте снисходительны».
— Ваше величество, очевидно, что зараза республики ворвется в Центральную Европу. Что, если она распространится и на вашу страну? — сказал Уитворт.
— Пустое, — отмахнулся Павел. — Русский народ любит своего императора, а я люблю свой народ. И подобную скрепу не разрушить.
Посол Австрии Людвиг фон Кобенцль так же решил привести довод, который считал весьма убедительным:
— Ваше величество, весьма вероятно, что мой император лишиться ряда германских княжеств, где французы распространят свою якобинскую заразу. Насколько сильна станет Франция, когда разграбит правящие элиты и мобилизует все силы? Очевидным является то, что нынче не только Священная Римская империя, но Англия и Россия под угрозой.
— Большей угрозы, чем стоит перед вашей страной, России во век не видать. Бонопарти мог идти на Вену. Как вы допустили подобное? А еще Италия потеряна. Я знаю все ваши желания, вам довели желания мои и России. Я подумаю, — ответил послу Павел Петрович.
Уитворт попытался что-то сказать, но русский император жестом руки запретил ему это делать.
— Я все сказал, ждите у дверей решения Императора Российской Империи! — решительно сказал Павел и демонстративно отвернулся к окну.
Послы переглянулись между собой, недоуменно пожали плечами и стали пятиться спиной к двери, развернувшись к русскому монарху задом лишь после пяти шагов спиной вперед.
— Ваше величество! — пытаясь сдержаться, обратился Александр. — Но все будут считать, что русский монарх…
Все-таки наследник не позволил себе сказать то, что так и стремилось вырваться из него. «Самодур», «сумасшедший», или что-то в этом роде хотел выкрикнуть Александр. Просвещенный монарх не станет вести себя столь надменно с послами других великих держав. Это не просто не приличествует, это плохой тон.
— А не все ли равно, как будут думать англичане или австрийцы, учитывая то, что русский солдат пойдет спасать Европу? — ответил своему сыну Павел Петрович.
— Вы пошлете русскую армию воевать? — несколько растеряно спросил Александр.
Наследник был уверен, что отец откажет просвещенной Европе в помощи, упрется в своем нежелании воевать.
— А у меня есть выбор? — с огорчением ответил император. — Впрочем, сын, я не задерживаю вас более. Идите, и сделайте уже, наконец себе и России наследника!
Александру понадобилось еще с десяток секунд, чтобы понять, что его выпроваживают, после он поклонился и направился прочь. Не к жене, с которой вновь не ладятся отношения. Он побудет в одиночестве и почитает книгу, чтобы отвлечься.
— Послам у выхода ничего не говорить! — в спину удаляющемуся сыну бросил государь.
Свидетелем разговора между венценосными отцом и сыном оказался канцлер Безбородко, который уже как два месяца плотно работал с послами иностранных государств. Главная задача, которая стояла перед Александром Андреевичем Безбородко, заключалась в том, чтобы выгоднее продать участие Российской империи в европейских делах. При этом вся деятельность канцлера была направлена на поиск компромиссов с Англией. Уж очень любил он эту страну, ну и не только в любви дело.
По мнению Безбородко нужно спасать «Северный альянс», который трещит по швам. Швеция считается чуть ли не врагом, Англия так же и не друг и не враг, а так… Та система, что выстраивалась еще со времен начала правления Екатерины Алексеевны, рушится. А противопоставить ей нечего. Потому, если не склеить все союзные отношения России, то политика станет слишком непредсказуемой. И так французы вносят слишком много нестабильности.
— Ну, Александр Андреевич, удалось договориться с англичанином и австрийцем? — спросил император, когда он остался один на один с канцлером.
— Почти во всем, ваше величество, — отвечал Безбородко.
— Подробности, канцлер! — потребовал Павел.
Александр Андреевич рассказал. Главной проблемой во всех договоренностях было то, что по излюбленной теме государя четкого решения принято не было. Англичане лишь закрепляли право русского императора быть Великим Магистром Мальтийского Ордена, но, по факту, это все. Имели ли британцы право разрешать или не дозволять Павлу быть тем, кем он себя уже считает? В ином же, в вопросе о принадлежности острова Мальта, как и закрепление за Россией владение Ионическими островами, Уитворт ушел от прямого ответа. Да, Великобритания соглашается с тем, что русские имеют право пользоваться Мальтой, как базой для своего флота. Но… как необходимая мера. А это значит, что мера эта временная.
Но не достиг бы Безбородко вершин у власти, если бы не умел предоставить информацию таким образом, чтобы черное было не таким черным, а белое не имело ни единого темного пятнышка.
— А хватит нам два миллиона фунтов на войну? — спросил Павел задумчиво.
Александру Андреевичу не было что ответить. Тут нужны отдельные подсчеты, которые должны проводиться военными. В целом же сумма, которую англичане выплачивали русским за участие в военных действиях, казалась немалой. Тем более, что австрийцы дают гарантии, что смогут обеспечивать и провиантом, и фуражом, даже порохом русский экспедиционный корпус.
— Управление на ком, общее командование? Я не хочу, чтобы… — Павел задумался.
Канцлер понял ход мыслей своего императора, потому, чтобы подтвердить свою нужность, он начал говорить те слова, которые ожидал монарх.
— Идет преобразование в войсках. Это ваше детище и ряд генералов устроили саботаж, не желая подчиняться. И вот вас, ваше величество, просят вступить в войну. Так от чего же не опереться на тех генералов, которые были против реформы? — сказал Безбородко и хитро улыбнулся.
— Если эти смутьяны потерпят поражение в Европе, то распишутся в своем ошибочном мнении, им ничего не останется, чтобы поддержать любые мои преобразования в армии. Если они победят, то эта победа будет русского оружия и вновь я выигрываю, прославляя себя, как монарха-победителя, — сказал император, улыбнувшись с такой же, как и у Безбородко, хитрецой.
— Все более чем удачно срастается, ваше величество. Вероятные союзники хотят главнокомандующим Суворова Александра Васильевича. Вот и главный смутьян. Старик отправится в Италию, может там и помрет, нет, так вернется героем, или же проиграет и тогда большинство даже из тех генералов, что подали вместе с ним в отставку, вернуться в армию, оставив старика, — сказал Безбородко, внутренне ликуя, что нашел правильные аргументы и убедил императора.
Павел Петрович уже согласился с тем, чтобы русскую армию возглавил Суворов. Александр Васильевич — это фигура, которая ассоциируется с русскими победами последних десятилетий. Вся просвещенная Россия гордилась тем, как Суворов взял Измаил, переживала за него, когда русская армия громила мятежных поляков. Ну а покорение Ирана? Так что опала генерал-фельдмаршала многих отвернула от власти. А Безбородко хотел стабильности, без внутренних потрясений в России.
Вопрос только, как это согласовывалось с тем, что Александр Андреевич был ярым англофилом? Тут можно было бы вспомнить другого деятеля — канцлера Бестужева, бывшего явным, даже открытым пособником англичан, при этом долгое время его не могли упрекнуть в том, что действует против России, напротив, иностранцы жаловались на Бестужева. Вот и Безбородко оказался из того же теста, только может с чуточку иным количеством соли и дрожжей.
— Суворов, этот строптивец, он захочет сам участвовать в разработке плана войны, а Вена видит войну по-своему, — продолжал размышлять император. — Впрочем, это в меньшей степени меня волнует. Пусть Франц потерпит фельдмаршала [Франц II — император Священной Римской империи].
— Государь, явите свою волю, ибо Кобенцль собирается убыть в Кампоформино для следующего раута переговоров с французами, с Бонапартом. Ему и получилось прибыть без огласки в Петербург только потому, что Директория вызвала Наполеона Бонапарта в Париж для отчета и решения… Мальтийского вопроса, — Безбородко филигранно играл на чувствах императора.
Хотя… Наполеона, действительно вызвали в Париж, но вопрос Мальты по актуальности не был в числе первых. Сейчас Директория крайне озадачена дальнейшим развитием событий в Европе. Уход мятежной английской эскадры с одними из мощнейших британских кораблей, как и рост неповиновения английскому господству в Ирландии, сильно озадачили республиканцев. Уже почти что был готов поход Наполеона в Египет, но нужно ли отвлекать силы на подобное, когда можно замахнуться на совсем иное — нанести сокрушающий удар по ненавистной Англии.