В данном случае нам поручили создать точечный локальный хаос. Нгуми устроили себе штаб-квартиру в уединенной долине в Коста-Рике. Все необходимое оборудование и боеприпасы туда доставляли по ночам, буквально на руках. Никакого транспорта, чье тепловое излучение можно было бы уловить сквозь древесные кроны. Они пока не знали, что мы усеяли джунгли микроскопическими обонятельными жучками, чьей единственной задачей было подавать сигнал, когда мимо проходил потный человек. Так ч то нам было прекрасно известно, где засели враги и какими путями они туда пробираются.
Мы держались в стороне от этих путей. Если двигаться медленно и осторожно, тяжелый солдатик может проходить совершенно беззвучно даже через густые заросли. Я вел нашу десятку вдоль главной тропы по обе стороны от нее, со средней скоростью одна миля в час. Дважды их патрули прокрадывались прямо через нашу группу, не замечая нас: мы включили ночной камуфляж.
Арли добралась до их периметра первой. Она тихо стояла в нескольких ярдах от дремлющего часового, пока остальные окружали лагерь. Я был готов начать атаку в любой момент, если нас заметят, но все прошло без сучка без задоринки.
Формально главным был я, но все десять были подсоединены параллельно. И по моему мысленному сигналу все ринулись в атаку одновременно.
Поначалу мы не применяли оружие, только свет и звук: десять прожекторов, светивших ярче солнца, десять мощных динамиков, издававших душераздирающий вой. А потом клубы газа с десяти сторон одновременно.
Они выскочили из палаток и принялись палить куда попало, но быстро наглотались усыпляющего газа и попадали без сознания. Двое успели натянуть противогазы. Мэл скрутил одного, я — второго. Выбил у него автомат и ткнул его в грудь, он упал. Я стащил с пего противогаз, забросил подальше и вместе с остальными направился к нашей основной цели: четырехгранному мини-форту из какого-то пуленепробиваемого пластика. Очевидно, его притащили сюда в разобранном виде и склеили уже на месте.
Наши войска сталкивались с такими штуками в африканских пустынях (они невидимы для радаров и почти не по зубам летунам), но в Коста-Рике нам такое попалось впервые. В нас стреляли 155-миллиметровыми разрывными бронебойными снарядами, которые, в принципе, могут вывести солдатика из строя, но пушка торчала наружу. Она, конечно, вращалась очень быстро, но ее передвижения можно было предугадать и вовремя пригнуться. По счастью, снаряды оказались обычными болванками.
Мы, конечно, могли бы пригибаться и уворачиваться, пока у него не кончатся снаряды, но он палил во все стороны, рискуя перестрелять своих же людей или гражданских мулов. Поэтому мы с Каролин принялись поджаривать строение с двух углов с помощью лазеров, меняя цель несколько раз в секунду, поскольку приходилось уклоняться от выстрелов. В конце концов форт раскалился изнутри и наполнился дымом от горящего пластика. Дверь распахнулась, и наружу, отчаянно кашляя, вывалились двое людей. Мы усыпили и их тоже, потом собрали в кучку все бесчувственные тела. После этого мы лазерами расчистили в джунглях посадочную площадку и вызвали вертолет.
С того момента, как мы врубили прожектора, до загрузки пленных в вертолет прошло минут двенадцать. Никто не погиб.
Мэл не сумел скрыть своего разочарования по этому поводу. «Ну, спасибо! Получается, мы остались девственниками». Он потом извинился, но это все же повисло в воздухе.
Я бы сказал, что операция прошла четко, как по книжке, но пока мы ждали, когда нас заберут, с нами связались офицеры-наблюдатели, которые следили за нашим первым заданием. Трое из семи считали, что мини-форт и тех двоих, что прятались в нем, следовало уничтожить немедленно, чтобы не подвергать риску солдатиков и окружающих.
«Ага, конечно, — подумал я, — не вам же их убивать!» Пока солдатики летели обратно на вертолете, а мы получили возможность отключиться и устроить передышку без посторонних глаз, мы обсудили это между собой. Как и следовало ожидать, семеро членов группы были согласны со мной — все, кроме Мэла и Сары. Однако спор вышел не слишком ожесточенный: они просто сказали, что они бы сделали все по-другому, но, в конце концов, главный тут я. Сами они не любили сложных, многоэтапных планов.
Разумеется, на самом деле мы были не ближе к реальным боевым действиям, чем офицеры.
Во второй половине дня в воскресенье нам дали выходной, и мне удалось получить авансом часть жалованья (точнее, взять его взаймы у государства — с меня за это вычли десять процентов), чтобы поехать в город и подключиться.
Это место называлось «Отель де Фантази». На этот раз мы очутились на необитаемом острове, и я заплатил вперед за полчаса, так что мы сперва любили друг друга в косых лучах утреннего солнца, потом немного поплавали в теплой воде, а потом сидели обнявшись, омываемые легким прибоем. Очень неприятное было ощущение, когда внезапно оказалось, что наше время истекло, мы очутились на обычной кровати и обнаружили, что лежим отдельно, почти не касаясь друг друга.
На номер в отеле денег уже не хватало. Мы пообедали хотдогами, взяли по пиву и вернулись на базу, к своим отдельным койкам.
Блейз улыбнулась, но покачала головой.
- И вот так будет четыре года, по десять дней за раз?
- Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.
Мы сидели в кофейне одни, время близилось к полудню.
Ко времени демобилизации на тебе будет миллион долларов долга. Под десять процентов.
Я мог только пожать плечами. Кажется, я еще виновато улыбнулся.
Ты знаешь, это очень похоже на зависимость. Если бы армия подсадила тебя на наркотики, мы бы наняли толпу адвокатов, заставили их уволить тебя со службы и отправить на лечение. Но тебя подсадили на любовь!
— Да ладно тебе...
— Послушай, постарайся быть объективным! Я понимаю, Каролин славная девушка и так далее...
— Поаккуратней с этим, Блейз!
— Выслушай меня, всего одну минуту, хорошо?
Она достала ноутбук, нажала пару кнопок.
— Ты представляешь, что творится у тебя в мозгу, когда ты находишься в этом... «Мотель де Фантази»?
— «Отель». Думаю, что-то невероятное.
— Ничего невероятного тут нет. Обычный выброс гормонов: бурлящая каша из окситоцина, серотонина и эндогенных опиатов. Вазопрессиновые рецепторы работают на полную катушку. Ты был бы в полном восторге, даже если Каролин была бы хомячком!
Я невольно улыбнулся.
— Ты неплохо потрудилась, чтобы показать мне это со стороны. Но ты не была там, ты себе просто представить не можешь. Это настоящая любовь!
— Ладно. Тогда окажи мне услугу. Попробуй сделать это с любой другой женщиной. Вот увидишь, ты точно так же влюбишься в нее!
— Ни за что!
Сама мысль об этом была отвратительной.
— Блейз, это ужасно! Это выглядит так, как будто я — влюбленный подросток, а папочка сует мне пачку денег, чтобы я сходил в публичный дом и спустил пар!
— Ничего подобного! Я просто хочу, чтобы ты задействовал логику, чтобы ты взглянул на происходящее объективно!
— Ну да. Это всегда помогает, когда речь идет о любви.
Больше мы в тот месяц об этом не говорили. Мы вообще почти не разговаривали. И в аэропорт я ехал один.
С Каролин мы только обнялись и тут же расселись по клеткам.
То была рутинная демонстрация силы. Генерал-губернатор Панамы, наша любимая марионетка, выступал с речью в Панама-Сити, а мы были должны стоять по стойке «смирно» и выглядеть угрожающе. Надо признаться, что это нам вполне удалось. Девять солдатиков включили «камуфляж». На ярком солнце это не делало их невидимыми: они выглядели как сверкающие, изменчивые статуи, которые невозможно рассмотреть как следует.
Жутковато. Мой солдатик, командир группы, был черным и блестящим.
Нашего присутствия тут на самом деле не требовалось, разве что для прессы. Зрители были тщательно отобраны, они послушно аплодировали и разражались приветственными криками в нужных местах — им наверняка не терпелось побыстрее покончить с этим и вернуться в прохладные помещения с кондиционером. Жара была под сто градусов, и духота вдобавок.
«Тебе не жарко?» — без слов спросила Каролин. Я мысленно ответил, что это, видимо, психосоматическое, нечто вроде сочувствия тем бедолагам, что парятся на площади, и она согласилась.
Наконец речь завершилась, и мы выстроились в ряд, чтобы торжественно покинуть сцену. Это была рутинная процедура перемещения солдатиков, но для толпы это была хорошая демонстрация нашей нечеловеческой силы: мы встали плечом к плечу, подняв левую руку, к нам на скорости больше сотни миль в час подлетел грузовой вертолет с прикрепленной снизу перекладиной и унес нас прочь. Человеку оторвало бы руку, мы же почти ничего и не почувствовали.
Сигнал от Каролин внезапно исчез. Видимо, разъем отключился из-за механического сотрясения.
— Каролин! — окликнул я по аварийной голосовой связи.
Она не откликнулась. Я попросил разрешения отключиться. Нам сейчас все равно было ни к чему оставаться в солдатиках, разве что затем, чтобы довести их до ангара, когда мы приземлимся. Командование на просьбу не откликнулось. «Небось воюют где-нибудь в другом месте», — подумал я.
Мы приземлились возле бокса техобслуживания и повели свои машины внутрь. Каролин своим солдатиком явно не управляла: обычно ее машина двигалась со свойственной ей природной грацией. А сейчас она шагала, как игрушечный робот, по-видимому, кто-то из техников управлял ею с пульта.
Я распахнул наши клетки, и мы внезапно вернулись в реальный мир, голые и потные, потягиваясь и хрустя суставами.
Клетка Каролин была открыта, но самой Каролин там не было.
Кроме нас, в комнате был и одетый человек, офицер медицинской службы. Она подошла к нам.
— У рядового Коллинз перед самым отлетом произошло обширное нарушение мозгового кровообращения. Она сейчас в операционной.
У меня похолодели лицо и руки.
— С ней все будет в порядке?
— Нет, сержант. Врачи делают все, что могут, но, боюсь, она... в общем, это клиническая смерть.