Потери, понесенные сторонами в этом бою, точному определению не поддаются, а утверждение Полибия о том, что римляне (спасавшиеся бегством и чуть не потерявшие своего консула) нанесли противнику больший урон, чем потерпели сами (Полибий, III, 11), явно не соответствует реальности. Это, возможно, и верно для сражавшихся в центре боевого построения, но не может быть отнесено к общим итогам боя.
Итак, первая очная встреча Ганнибала с римскими войсками, ведомыми к тому же консулом, окончилась полной победой карфагенян. Бой при Тицине выявил несомненное преимущество карфагенской конницы над римской, особенно при столкновении на открытой местности (это отметил еще Ливий, очевидно, учитывая исход последующих сражений; очень сомнительно, чтобы сами римляне пришли к таким неутешительным для себя выводам после первого же боя). Здесь впервые Ганнибал смог опробовать свое искусство полководца, и прежде всего тактика, против основного противника. Противник оказался вполне по зубам, и это давало надежду на то, что столь авантюристичный план, на который рассчитывал Пуниец, будет все же исполнен.
218 г. до н. э.: война на море
Одновременно с походом армии Ганнибала в Италию пунийское правительство развернуло боевые действия на море, по масштабам, впрочем, далеко уступавшие тем, что велись во время Первой войны. Целью основной атаки была выбрана Сицилия, в направлении которой отправили флотилию из тридцати пяти квинкверем. Перед ней была поставлена задача захватить Лилибей и побудить к восстанию жителей западной части острова, среди которых карфагенское влияние было традиционно сильно. Одновременно с этим для разорения италийского побережья была направлена эскадра из двадцати квинкверем с тысячью воинов на борту, однако неподалеку от Сицилии она была застигнута бурей, в результате чего девять кораблей отнесло к Липарским островам, восемь – к острову Вулкана, а три оказались в Мессанском проливе. Эти три корабля были обнаружены и без сопротивления захвачены флотом Гиерона. От пленных ему стало известно о первой карфагенской эскадре, идущей на Лилибей, о чем Гиерон сразу же оповестил претора Марка Эмилия, получившего ранее Сицилию в качестве провинции.
Претор отнесся к посланию сиракузского царя со всей серьезностью и, следуя его же рекомендации, сосредоточил в Лилибее сильный отряд, привел в боевую готовность гарнизоны приморских городов, а зачисленных во флот союзников обязал собрать десятидневный запас продовольствия и быть в любой момент готовыми к выходу в море.
Принятые меры всецело себя оправдали. Хорошо налаженная дозорная служба вовремя подала сигнал, обнаружив пунийскую эскадру, пытавшуюся незадолго перед рассветом незаметно подойти к Лилибею. Тотчас же матросы приготовили корабли к бою, а воины заняли места на городских стенах. Поняв, что внезапной атаки не получилось, карфагеняне остановились, а на рассвете отошли немного мористее, чтобы римляне без помех вывели свои корабли из гавани.
Последовавшее за этим сражение проходило по тому же сценарию, что и большинство морских битв предыдущей войны. Карфагеняне придерживались тактики маневренного боя, стараясь таранить вражеские корабли, в то время как римляне шли на абордаж. Постепенно успех стал склоняться на сторону римлян. Они захватили семь пунийских кораблей вместе с экипажем в тысячу семьсот человек, в то время как только один их корабль получил пробоину, но потоплен все же не был.
Не успела новость о победе распространиться, как в Мессану со своей армией прибыл консул Тиберий Семпроний Лонг, которому, в соответствии с планом сената, было поручено организовать поход в Северную Африку. В проливе его торжественно встретил Гиерон, устроивший по такому случаю настоящий морской парад. Сиракузский царь подтвердил свою лояльность римлянам и обещал снабжать их продовольствием и одеждой, а также посоветовал особое внимание уделить охране Лилибея, многие из жителей которого были склонны перейти на сторону Карфагена. Консул прислушался к этим словам и совместно с флотом Гиерона направился к Лилибею, однако предосторожность оказалась излишней: на подходе к городу стало известно о победе Марка Эмилия, и сиракузские корабли были отпущены назад.
После этого Семпроний атаковал остров Мелиту (Мальту). Расположенный там почти двухтысячный пунийский гарнизон под командой Гамилькара, сына Гисгона, без боя сложил оружие и впоследствии был продан в рабство, равно как и остальные пленники.
Следующим направлением действий консула стал остров Вулкана, около которого, по слухам, находились вражеские корабли. Перехватить их, однако, не удалось, поскольку еще раньше они предприняли набег на окрестности расположенного на западном побережье Бруттия города Вибон. Как-либо противодействовать им Семпроний уже не мог, потому что как раз в этот момент получил приказ сената идти вместе со своей армией в Северную Италию на соединение с легионами Сципиона для противодействия вторжению Ганнибала. Поэтому, выделив для охраны Вибона и остального италийского побережья двадцать пять кораблей под командованием легата Секста Помпония, а также усилив эскадру Марка Эмилия до пятидесяти кораблей, он отправил свое войско в Аримин, откуда двинулся на подмогу своему коллеге и сопернику (Ливий, XXI, 49–51).
Требия
Понесенное поражение удручающе подействовало на Сципиона. Он снялся с лагеря и начал отступать за Тицин. Ганнибал некоторое время ожидал, что римляне решатся на новое сражение, но вскоре узнал истинное состояние дел и бросился в погоню. Он подошел к Тицину, когда почти вся римская армия уже перешла реку и находилась вне досягаемости, а мост был приведен в негодность. Все же карфагеняне пленили до шестисот римлян, которые были оставлены на правом берегу охранять переправу через Тицин. Сципион между тем перевел армию на правый берег Пада и встал лагерем недалеко от Плаценции.
Ганнибал счел неудобным форсировать Пад тут же, поскольку река в этом месте была широкой, а на другом берегу находилась вражеская армия. Два дня карфагеняне шли вверх по течению, пока не нашли более подходящие условия для наведения понтонного моста.
Пока пунийская армия переправлялась на другой берег, произошло событие хотя и предсказуемое, но имевшее чрезвычайно важное значение. К Ганнибалу прибыли посольства окрестных кельтских племен с заверениями в дружбе, предложением снабжения необходимыми припасами и, наконец, совместного участия в войне против Рима.
Таким образом, план Пунийца, вернее, его главная часть – достижение союза с подвластными римлянам народами Италии, начал осуществляться. Теперь у него в перспективе появлялся огромный ресурс для пополнения собственной армии, пользуясь которым Ганнибал мог практически не зависеть от подвоза подкреплений из Ливии. Впрочем, он хорошо понимал, что первой одержанной им победы еще недостаточно для того, чтобы на его сторону перешло действительно большое количество кельтов. Достигнутый успех нуждался в скорейшем подтверждении, тем более что армия Сципиона была хоть и несколько деморализована, но еще далеко не разбита, а ее командир горел желанием взять реванш, как только он сам и прочие раненые немного поправятся. Исходя из этого задача Ганнибала оставалась прежней: как можно быстрее добить легионы Сципиона.
Терять время пунийцы не могли. Пока продолжалась переправа основных сил, конница под командованием Магона ускоренным маршем подошла к Плаценции, где стояли римляне. На третий день после форсирования Пада туда же подошла остальная часть армии, с ходу перестроившись в боевой порядок, в надежде, что консул примет вызов. Римляне, однако, не покидали лагеря, и пунийцы разбили свои палатки в непосредственной близости от них (у Полибия – в 1 и 1/4 мили, у Ливия – в 6 милях) (Полибий, III, 66, 11; Ливий, XXI, 47, 8).
В ту же самую ночь кельты, находившиеся в римской армии, всего около двух тысяч пехоты и до двухсот кавалеристов, решили последовать своим соплеменникам и перейти к карфагенянам. Уже под утро, когда все римские солдаты, кроме часовых, спали, они устроили резню, поубивав легионеров, находившихся в соседних палатках и у ворот, отрезали убитым головы и прибыли в лагерь Ганнибала. Последний радушно принял перебежчиков и сразу же отпустил их по домам, чтобы те побуждали к восстанию против Рима своих родственников. Хотя жертвами этого ночного происшествия стало сравнительно небольшое число римлян (оба наших автора не называют здесь точных цифр, но оценка Ливия римских потерь как незначительных кажется вполне соответствующей действительности; Ливий, XXI, 48, 1–2; Полибий, III, 67, 1–4), для Сципиона оно прозвучало очень тревожным сигналом. Теперь он воочию видел, насколько решительно кельты настроены против римлян, и понял, что со дня на день можно ожидать их общего восстания по всей округе. Пока же этого не произошло и он не оказался в ловушке, Сципион решил вывести армию из опасной области. Следующей же ночью, перед рассветом, римляне по возможности тихо снялись с лагеря и выступили в направлении реки Требии – правого притока Пада, к западу от Плаценции. Там, где отроги Апеннин образуют многочисленные горы и холмы, затрудняющие действия конницы, Сципиону казалось гораздо более удобным померяться силами с врагом.
Решимость консула сменить позицию только усилилась бы, узнай он, что одновременно с бунтом кельтов в его армии к Ганнибалу явились бойи, приведя с собой захваченных знатных римлян, прибывших в свое время для раздела их земель. С ними был заключен союз, а пленники сохранены для обмена (Полибий, III, 67, 6–7).
Похожее на бегство отступление не прошло незамеченным со стороны карфагенян. Ганнибал тут же выслал в погоню нумидийцев, вслед за ними остальную конницу, а сам повел главные силы. Римлян, которым в этом случае угрожала, по меньшей мере, потеря обоза и гибель арьергарда, спасла недостаточная дисциплинированность преследователей. Видя пустой вражеский лагерь, нумидийцы не устояли перед соблазном и свернули в него в поисках добычи. Не найдя ничего ценного и только потеряв время, они подожгли палатки и возобновили погоню, но было уже поздно. Все, чего им удалось достичь, – это захватить в плен или убить нескольких римлян, не успевших переправиться на другой берег Требии.