арочито суровых условиях.
Присоединившиеся к пунийской армии цизальпинские кельты, на чью поддержку Ганнибал так рассчитывал, тем не менее не внушали ему доверия. Узнав, насколько переменчивы могут быть их симпатии в зависимости от сиюминутной обстановки, он даже всерьез опасался покушений на свою жизнь. Чтобы обезопасить себя, а также иметь возможность лично изучать настроение в войсках, Ганнибал часто изменял свою внешность с помощью различных париков и соответствующей им одежды. Так он узнал, что кельты недовольны затягиванием боевых действий на собственной территории и стремятся как можно скорее вторгнуться в Центральную Италию. Было ясно, что чем скорее Ганнибал продолжит поход, тем меньше вероятность распада и беспорядков в его собственной армии (Полибий, III, 77, 3–7; 78, 1–5).
Испания, 217 г. до н. э.; действия на море
Тем временем боевые действия в Испании шли своим чередом. В начале лета 217 г. до н. э. командующий карфагенскими войсками Гасдрубал предпринял новое масштабное наступление на римлян, которое должно было вестись как по суше, так и по морю. Для этого за зиму им было снаряжено десять боевых кораблей, которые вместе с тридцатью уже имевшимися составили новую эскадру. Об имени командовавшего ею флотоводца в источниках имеются расхождения: Полибий называет Гамилькара, Ливий – Гимилькона (Полибий, III, 95, 2; Ливий, XXII, 19, 3).
Сухопутная пунийская армия и корабли вышли из Нового Карфагена и направились параллельно побережью на север, к устью Ибера. Гней Корнелий Сципион, узнав о приближении врага, сперва намеревался дать ему отпор одновременно на суше и на море. Однако, после того как до него дошли сведения о численности карфагенской армии, он решил не рисковать и сосредоточить усилия на разгроме вражеского флота. Римскую эскадру составили тридцать пять кораблей, команды которых были усилены отборными легионерами. Выйдя из Тарракона, они на следующий день были уже милях в десяти от Ибера, в устье которого к тому времени стоял карфагенский флот (Полибий говорит, что расстояние между их флотами составило всего около восьмидесяти стадий, то есть двух миль, что явно плохо согласуется с дальнейшим). Отправленные на разведку два массилийских корабля принесли точные данные о местонахождении противника, и Гней Сципион решил атаковать, пока карфагенские корабли находятся на стоянке.
Дальше в рассказах наших главных источников снова есть определенные различия. Так, Полибий утверждает, что карфагеняне заблаговременно знали о приближении вражеских кораблей (Полибий, III, 96, 1), в то время как у Ливия красочно рисуется ситуация, когда гонцы сообщают о подходе римлян и, хотя тех еще не видно, среди карфагенских моряков возникает паника, которая очень мешает им приготовиться к бою и в конечном итоге оказывается причиной их поражения (Ливий, XXII, 9–12). По Полибию же, этой причиной стала излишняя надежда пунийских матросов на помощь со стороны сухопутных сил (Полибий, III, 96, 3). Так или иначе, но карфагеняне изготовились к встрече противника одновременно как на море, так и на берегу, и последовавшее сражение между эскадрами очень быстро принесло успех римлянам. Теснимые врагом, пунийские корабли выбрасывались на берег либо застревали на мелях, а их экипажи бежали под защиту сухопутного войска. Довершая разгром, римляне увели все брошенные корабли карфагенян, которые удалось стащить на большую воду. Данные о потерях карфагенян также разнятся. Полибий говорит о двух потопленных кораблях и еще четырех, потерявших весла и команду (что же с ними после этого стало? Полибий, III, 96, 4), по Ливию, два пунийских корабля были захвачены в начале боя, а четыре потоплено (Ливий, XXII, 19, 12), и оба автора согласны в определении общего количества пунийских кораблей, попавших в итоге в руки римлян: двадцать пять из сорока.
Эта победа резко изменила баланс сил в Испании в пользу римлян, чем они не замедлили воспользоваться. Их флот совершил рейд вдоль побережья, в результате чего была захвачена и разорена Онусса. Также разграблению подверглись окрестности Нового Карфагена, для серьезного штурма которого у римлян пока не было сил. Набрав большую добычу, они частью уничтожили, частью увезли с собой огромные запасы спарта (эспардо, растение, волокна которого применялись для изготовления канатов). В ходе рейда был осажден и город на большем из Питиусских островов, Эбусе, однако неудачно, что, впрочем, не помешало завладеть значительной добычей после разорения нескольких поселков. Развивая успех флота, Гней Корнелий Сципион дошел с армией до Кастулонских гор, а Гасдрубал, не считая себя в силах достойно противостоять ему, отошел в Лузитанию (Ливий, XXII, 20, 4–12).
Успехи римлян вызвали широкий резонанс среди населения Испании. Еще до того как их эскадра ушла с Питиусских островов, с предложениями мира прибыли послы балеарцев, а немного позднее союзниками римлян стало больше ста двадцати местных племен.
Впрочем, не все иберийцы безоговорочно поддерживали римлян, и большинство из них, несомненно, исходило из сиюминутной политической конъюнктуры. Так, сразу после ухода войск Гнея Корнелия из-под Кастулона произошло восстание илергетов, во главе которого встали Мандоний и Индибил. На подавление его был брошен отряд велитов, который без особых трудов и жертв справился с поставленной задачей. Теперь уже на проблемы своих союзников отреагировал Гасдрубал, который привел армию в долину Ибера. Сразиться с римлянами ему не удалось, что никак не облегчило участь карфагенян: враждебные им кельтиберы, побуждаемые письмами Гнея Сципиона, перешли в наступление и захватили три города, а в двух битвах с армией Гасдрубала причинили достаточно серьезные потери: около пятнадцати тысяч убитыми и четырех тысяч пленными (Ливий, XXII, 21).
Вдохновленное достигнутыми успехами, правительство Рима решило еще усилить свою активность в Испании и направило туда Публия Корнелия Сципиона с флотилией из тридцати боевых кораблей (Ливий, XXII, 22, 1) – Полибий говорит о двадцати кораблях (Полибий, III, 97, 2), – большим количеством транспортов и восемью тысячами воинов. Произведя высадку в Тарраконе, Публий Корнелий совместно с братом первым среди римских полководцев отважился на проведение боевой операции к югу от Ибера. Переправившись через реку, они, сопровождаемые вдоль берега флотом, подошли к Сагунту, в котором пунийцами были собраны все взятые ранее от испанских племен заложники. Учитывая, что только страх потерять своих детей удерживал большую часть иберов от перехода на сторону римлян, важность овладения этим городом было трудно переоценить. Гасдрубал со своими войсками в это время боролся с восставшими кельтиберами и не мог оказать помощь сагунтийскому гарнизону под командованием Бостара, человека, как выяснилось, мало подходившего для этой должности.
Дальнейшему успеху римлян способствовала случайность, вполне, впрочем, закономерная. Один проживавший в Сагунте знатный ибер, Абелукс, видя, как плохо складываются дела карфагенян, решил принять сторону победителей. Чтобы обеспечить свое положение у новых хозяев, Абелукс считал необходимым как-либо выслужиться перед ними, а для этого лучше всего подходила передача им иберийских заложников. Пользуясь тем, что Бостар полностью ему доверял, Абелукс принялся его «обрабатывать». По его словам, карфагеняне были не в силах самостоятельно остановить римлян в Испании, и единственными, кто мог бы им в этом помочь, оставались иберийские племена, чьих заложников они держали у себя. Для того же, чтобы побудить их к активным действиям на своей стороне, необходимо вернуть им заложников, которые таким образом не попадут в руки римлян. Такие рассуждения, подкрепленные обещаниями щедрой награды от благодарных иберийских старейшин, показались Бостару убедительными, и он согласился тайно вывести заложников из города. Назначив время для этой операции, накануне ночью Абелукс пришел в римский лагерь, благо тот стоял всего в миле от городских стен, и, завязав контакт с воинами-иберами, дошел до командующего армией. Представ перед Публием Сципионом, он изложил ему практически те же самые аргументы, что и Бостару, но, естественно, с необходимыми изменениями: все иберы перейдут на сторону римлян, если в их руках окажутся находившиеся в Сагунте заложники. Достичь же этого очень просто, нужно только не упустить момент, когда их выведут из города. Неудивительно, что Сципион ухватился за эту идею и тотчас обо всем с Абелуксом договорился. Дальнейшее прошло четко по плану. Абелукс вернулся в Сагунт, с разрешения Бостара вывел иберийских юношей вместе с охраной из города и привел их в условленную ранее римскую засаду. После этого заложники были возвращены на родину, но теперь, конечно, данный акт подавался как доказательство великодушия римлян в сравнении с жестокостью карфагенян. Закономерен был и результат: сторону римлян приняло значительное количество новых иберийских племен. Однако сразу воспользоваться плодами этого успеха Сципионы не смогли, так как уже наступала зима и боевые действия были прекращены обеими сторонами (Полибий, III, 98–99; Ливий, XXII, 22, 6–21).
О том, как проходила кампания 217 г. до н. э. на море, сведения Полибия и Ливия вновь не совпадают, но при этом достаточно гармонично дополняют друг друга. По версии Полибия, чтобы как-то компенсировать свои неудачи в Испании, карфагенское правительство решило возобновить активные действия на море, а заодно и поддержать воюющего в Италии Ганнибала. Была снаряжена эскадра численностью в семьдесят кораблей, которая, сделав остановку на Сардинии, подошла к побережью Италии у города Пизы. Однако высадить здесь войска, как задумывалось раньше, не удалось: узнав о приближении неприятеля, командовавший в тот момент флотом консул Гней Сервилий поспешил наперехват со ста двадцатью квинкверемами. Когда об этом стало известно пунийцам, они спешно снялись с якоря и ушли вначале к Сардинии, а потом и в Карфаген. Сервилий пытался их преследовать, но безуспешно. Тогда он, прекратив погоню за пунийцами, сделал остановку в Лилибее, откуда повел свои корабли на юг, к Ливии. Там, к востоку от Малого Сирта (ныне залив Габес к югу от Туниса), римляне подошли к острову Керкина, жители которого откупились от разорения данью. После этого Сервилий повернул назад и захватил находившийся напротив Селинунта на Сицилии островок Коссир, где им был оставлен гарнизон. Вернувшись в Лилибей, римский флот, очевидно, встал на зимовку и не совершал более активных действий, а сам Сервилий вскоре вернулся в Италию к сухопутным войскам (Полибий, III, 96, 7–14).