Итак, теперь карфагенянам противостояли одновременно две римские армии, которые даже стояли порознь, разбив лагеря примерно в двух километрах друг от друга. Не воспользоваться такой ситуацией Ганнибал, конечно, не мог. От разведчиков, да и по опыту предыдущих месяцев он знал, насколько разного стиля командования придерживаются его противники, не были для него тайной и весьма натянутые отношения между самими диктаторами. Помня о том, как трудно заставить сражаться Фабия, он решил уделить основное внимание его коллеге и сопернику.
Между лагерями пунийцев и армией Минуция был холм, обладание которым предоставляло контроль над позицией противника. Недавний опыт давал Ганнибалу уверенность, что его противник не станет терпеть, если на холме закрепятся карфагеняне, и сразу же постарается выбить их оттуда. В отличие от нового диктатора, Ганнибал видел, что местность вокруг этого холма, хотя и безлесная, идеально подходила для засады, изобилуя различными достаточно глубокими канавами и ямами. Упускать такой шанс он уже просто не имел права. Ночью по этим канавам распределились отрядами по двести-триста человек пять тысяч легкой и тяжелой пехоты и пятьсот кавалеристов, а сам холм был занят небольшой группой легковооруженных пехотинцев.
На следующий день Минуций, помня о своих предыдущих успехах, тотчас же самым серьезным образом приступил к захвату злополучного холма. Казалось, что ничто не сломит римского упорства: когда первые атаки велитов были отражены, за ними в дело вступила конница, а потом в наступление сомкнутым строем пошла и тяжелая пехота во главе с самим диктатором. Однако прогнать легкий отряд карфагенян оказалось совсем не так просто. Ганнибал постоянно посылал подкрепления, и небольшая поначалу схватка постепенно разрослась до полномасштабного сражения с участием кавалерии с обеих сторон. Лаконичный рассказ Полибия не дает возможности восстановить ход боя во всех подробностях, но в общем картина вырисовывается следующая: тяжелая пехота римлян скорее всего еще не вступила в дело, когда в нее врезались отступающие под натиском карфагенской конницы велиты. Ряды римлян смешались, и Ганнибал дал сигнал к атаке воинам, остававшимся до того времени в своей засаде абсолютно незамеченными. Армия Минуция подверглась нападению сразу с нескольких сторон и, возможно, была даже окружена. От очередного полного разгрома римлян спас Фабий. Видя, в каком положении находится его недоброжелатель, он, оставив в стороне личную неприязнь, пошел на выручку. Воины Минуция уже не держали строй, когда поняли, что спасение близко. Воспрянув духом при виде приближающихся товарищей, они сплотились вокруг знамен и пробились навстречу легионам Фабия. Ганнибал не рискнул вступать в спонтанное сражение со свежими силами противника и отвел свои войска. Фабий тоже удовлетворился такими итогами дня и не стал его преследовать (Полибий, III, 105; Ливий, XXII, 28, 3–14, 29).
Бой, который чуть было не пополнил скорбный список поражений римской армии, был воспринят как победа Фабия. Если с военной точки зрения это было явным преувеличением, то в негласном соперничестве с Марком Минуцием им был одержан решительный успех. Впервые Фабий не только продемонстрировал свое превосходство над ним в качестве полководца, не давшего заманить себя в ловушку, но и спас жизнь как Минуцию, так и его воинам. Унижение новоявленного диктатора было очевидным, что не преминули отметить и Полибий, и Ливий, причем последний особенно не скупится на краски, описывая, как Минуций признал свою неправоту и выразил готовность подчиняться в дальнейшем. Его легионеры строем вошли в лагерь Фабия и, остановившись перед палаткой диктатора, приветствовали его солдат в качестве своих патронов. Сам Минуций, обратившись к Фабию Максиму как к отцу, сложил с себя полномочия диктатора и попросил оставить ему прежнюю должность начальника конницы (Ливий, XXII, 30, 1–5).
Так ли было на самом деле, сказать трудно, уж очень явно Ливий смакует торжество Медлителя, но факт признания Минуцием своего подчиненного положения не вызывает сомнений. Теперь, наученные горьким опытом, обе римские армии опять объединились и расположились общим лагерем (Полибий, III, 105, 10). В свою очередь, карфагеняне тоже провели ряд мер, которые подтверждали их победу в последнем бою: холм, ставший яблоком раздора, был окружен частоколом и отделен от основного пунийского лагеря рвом, а на его вершине заняли позицию дозорные. Так, оградив себя от внезапных атак противника, Ганнибал стал готовить армию к зимовке (Полибий, III, 105, 11).
На исходе 217 г. до н. э. шестимесячный срок полномочий диктатора подошел к концу. Римлянам предстояло вернуться к обычной системе управления посредством двух консулов, и Фабий Максим без каких-либо конфликтов сдал свою должность.
Время его диктатуры составило важный период Второй Пунической войны, по праву привлекавший большое внимание историков еще со времен Античности. Забегая вперед и принимая во внимание дальнейший ход событий, эти шесть месяцев 217 г. до н. э. можно было бы назвать несостоявшимся переломом в войне. В исторической и научно-популярной литературе вслед за античными авторами установилась своеобразная традиция возвеличивания роли Фабия в спасении римского государства и восприятие его самого как крупного и грамотного военачальника. Между тем менее предвзятый анализ его действий позволяет несколько откорректировать такой упрощенный образ. Если принимать во внимание первоочередную задачу, которую ставил перед собой Фабий Максим – не допустить нового разгрома армии, то следует признать, что он с ней в целом справился. За время его диктатуры римляне получили столь необходимую передышку, которая позволила им восполнить потери, понесенные на Тразименском озере. Новый, 216 г. до н. э. они встретили уже с другой армией, не уступающей по численности пунийской, уверенной в своих силах и снова рвущейся в бой. По большому счету, за вторую половину 217 г. до н. э. Ганнибал растерял преимущества, достигнутые предыдущими победами, и не добился никаких новых, не считая разве что огромного количества награбленной добычи. Все это стало результатом применения Фабием Максимом новой тактики, впоследствии связываемой античными авторами с его именем и заключающейся в избегании сколько-нибудь крупных столкновений с вражеской армией, изматывании ее в небольших стычках, контроле над ее передвижениями и препятствовании в сборе продовольствия и прочих необходимых припасов.
Вместе с тем нельзя не отметить и то, что успех от действий Фабия был далеко не полным. Ущерб, понесенный Ганнибалом от армии собственно диктатора, был, очевидно, весьма незначителен и сводился к группам мародеров, уничтоженных, когда пунийская армия стояла лагерем, и тем немногим, кто погиб во время прорыва из Кампании. Можно отметить лишь два случая, когда Фабий имел реальную возможность помериться силами со своим противником: у перевала, где в результате трюка с быками Ганнибал оставил его попросту в дураках, и в бою под Гереонием, когда римский полководец сам не счел нужным подвергаться излишнему риску и навязывать решительное сражение. Сверхосторожность Фабия имела своим результатом фактическую безнаказанность действий пунийской армии, которая совершенно свободно (исключение составил только пресловутый прорыв из Кампании) разгуливала по богатейшим областям Италии, творя на своем пути все, что заблагорассудится. Нужно воздать должное Ганнибалу, который, будучи не в состоянии разбить диктатора в открытом бою, так подорвал его авторитет, что это едва не привело последнего к досрочной отставке, а затем был близок к тому, чтобы уничтожить как минимум половину римской армии.
Тактика Фабия Максима таила опасность не только для того, против кого ее применяли, но и для того, кто ее применял, и в том виде, как ее трактовал сам Фабий, могла себя оправдывать достаточно ограниченное время. К концу 217 г. до н. э. это время явно истекло.
Консулы 216 года
Когда срок полномочий Фабия Максима закончился, власть ненадолго, до очередных выборов, вернулась к консулам Гнею Сервилию Гемину и Марку Атилию Регулу, назначенному вместо погибшего Гая Фламиния. Не решаясь сражаться с Ганнибалом в открытую и наученные предыдущим опытом, они продолжали следовать тактике Фабия Максима: сражений избегали, ограничиваясь перехватом отрядов мародеров, тщательно согласовывая свои действия. Успех в этой борьбе явно склонялся на сторону римлян, легионеры не только без большого риска наносили ущерб противнику, но и получали столь необходимый большинству из них боевой опыт. Чтобы дополнительно ослабить армию Ганнибала и вызвать уход из нее кельтов, в Цизальпинскую Галлию были направлены воины во главе с претором Луцием Постумием Альбином (по Полибию, у претора был один легион; по Ливию – два, что, по-видимому, ближе к истине; Полибий, III, 106, 6; Ливий, XXIII, 24, 8). Все эти меры действительно в значительной степени осложнили положение карфагенской армии, которая начала испытывать голод, и Ганнибал был даже близок к тому, чтобы перебазироваться в Галлию. Останавливало его лишь то, что союзниками и все еще колеблющимися италиками этот маневр будет воспринят как бегство, и он окончательно потеряет надежду на их поддержку (Ливий, XXII, 32, 1–3; Дион Кассий, фрагменты, 57, 21). Единственное, что ему оставалось, – ждать окончания зимы и возобновления активных боевых действий.
Тем временем наступил срок очередных консульских выборов. С самого начала проведение их оказалось связано с серьезными проблемами. В соответствии с законом для их организации требовалось присутствие хотя бы одного из консулов, а поскольку оба на данный момент находились со своими армиями в Апулии, было предложено кому-либо прибыть в Рим. Консулы, однако, отказались, боясь оставлять войска без командования. Тогда для проведения выборов был определен диктатор (Луций Ветурий Филон), но это назначение оказалось сделанным с какими-то нарушениями процедуры, и через две недели он был снят. В конце концов выборы были осуществлены под руководством интеррекса («междуцаря») – специально предусмотренного для подобных случаев должностного лица.