Опасения Гасдрубала полностью оправдались. Личное обаяние Сципиона вновь хорошо ему послужило, и он заключил союз с Сифаксом. Условия этого договора неизвестны, что, впрочем, не так и важно, поскольку жизнь ему была уготована недолгая. Как бы то ни было, это был серьезный успех, и удачливый дипломат вернулся в Испанию, едва не погибнув в штормовом море на обратном пути.
Наведение порядка
Теперь, когда с карфагенским влиянием на Пиренейском полуострове было покончено, Сципион спешил заменить его римским. Прежде всего, следовало примерно покарать изменников, первыми среди которых были жители городов Кастулон и Илитургис. После гибели Сципионов они нарушили союз, заключенный ранее с римлянами, а в Илитургисе еще и истребили римский гарнизон. В их отношении Публий Корнелий Сципион был не склонен проявлять щепетильность. Отправив Луция Марция с третьей армией осаждать Кастулон, он с остальными силами подступил к Илитургису. Горожане знали, что на пощаду рассчитывать не приходится, и все, вплоть до женщин и детей, вышли на стены, готовые стоять насмерть. Несколько штурмов были ими отбиты, и перед римлянами встала реальная перспектива потерпеть поражение, которое могло поставить под угрозу то, что было завоевано раньше. Сципион понимал, что, если измена не будет отомщена, это может вновь поколебать лояльность иберов, и значит, войти в город нужно было любой ценой. Вдохновляя солдат личным примером, он сам повел их на очередной приступ, поддержанный с другого направления атакой под предводительством Гая Лелия, и на этот раз сопротивление было сломлено. Город был сожжен и разрушен, а его жители поголовно истреблены, вне зависимости от пола и возраста (Ливий, XXVIII, 19; 20, 1–7).
Жуткая расправа над Илитургисом оказала свое действие и на жителей Кастулона. Населявшие его иберы, находясь в страхе перед подобной же участью, поспешили наладить контакт со Сципионом и сдали город вместе с занимавшим его пунийским гарнизоном. Вряд ли эта капитуляция полностью сняла с них ответственность за прошлое непостоянство, и наверняка многие из кастулонцев были отправлены на невольничьи рынки, но массовых убийств им, по-видимому, удалось избежать.
После взятия Кастулона Сципион вернулся в Новый Карфаген, организовывать обещанные ранее в память отца и дяди гладиаторские бои, а завершить покорение иберийских племен, до сих пор не признавших власть Рима, было поручено Луцию Марцию. Вначале все складывалось для него успешно, и два города южнее Бетиса сдались без боя, но под Остиппо, связи которого с карфагенянами были традиционно сильны, римляне встретили сопротивление. Положение горожан было отчаянное, милости от римлян они не ждали и в то же время знали, что выдержать осаду будет нереально. Не видя другого выхода, они решили подороже отдать свои жизни и не дать возможности врагам хоть как-то выиграть от своей победы. На форуме был сложен огромный костер, на него посадили женщин с детьми и положили все ценности. После этого ворота распахнулись, и в своей последней атаке горожане отбросили вначале римскую конницу, потом велитов, и, только подойдя к самому лагерю, они были остановлены тяжелой пехотой, окружены и перебиты. Тем временем костер на форуме был подожжен, и все мирные жители тоже погибли, в огне или от рук тех, кто не пошел на вылазку. Ворвавшимся в город римлянам не досталось ничего – ни сокровищ, ни рабов. К счастью для Луция Марция и Сципиона, случаи такого упорства были все же единичны, и остальные города Южной Испании капитулировали без сопротивления (Ливий, XXVIII, 22; 23, 1–5).
Но римлянам было рано расслабляться, так как все, чего они достигли за последние годы войны в Испании, могло пойти прахом. Иберам очень быстро стало ясно, что с долгожданным изгнанием карфагенян они не стали свободнее и теперь им снова надо давать людей для службы в чужой армии и участия в заграничных походах, а в их городах будут стоять иностранные гарнизоны. Для того чтобы поставить под угрозу римские завоевания, оказалось достаточно малого – всего лишь распространения слухов, что Сципион опасно заболел и уже чуть ли не при смерти. Сразу же по всей стране, особенно на ее окраинах, начались волнения. Многие иберийские племена, чьи отряды в качестве союзников вошли в состав римской армии, решили воспользоваться благоприятным, как им казалось, моментом, чтобы порвать с новыми хозяевами. Особенно остро сложилась ситуация на севере, где вожди Индибил и Мандоний, разочаровавшись в надеждах занять лидирующее положение среди иберов после изгнания карфагенян, подняли на восстание племя лацетанов и напали на сохранявших лояльность римлянам свессетанов и седетанов.
Положение усугубилось открытым мятежом, который едва не вспыхнул уже в римских войсках, в лагере под Сукроном, между Ибером и Новым Карфагеном, где размещалось восемь тысяч человек. В тех местах давно уже не велось боевых действий и сложилась типичная ситуация, когда безделье влияет на армию более разрушительно, чем самая сильная опасность. Привыкшие к войне и добыче воины постепенно начинали роптать на своих командиров, им было непонятно, почему их держат среди замиренных племен, а не отправляют туда, где бои еще продолжаются, или назад в Италию. Дисциплина падала, а уверенность в безнаказанности подогревалась слухами о смерти Сципиона. Вскоре начались грабежи местного населения, а когда военные трибуны попытались восстановить порядок, их просто выгнали из лагеря. В качестве предводителей были выбраны простые солдаты Гай Альбий и Гай Атрий. Они надеялись, что со смертью Сципиона война в Испании разразится с новой силой и тогда никто не сможет помешать им продолжать вымогать деньги у союзников и грабить города (Ливий, XXVIII, 24, 5–16).
Однако разрушить эти планы оказалось не труднее, чем разработать. Когда выяснилось, что Сципион жив и здоров, мятежные настроения среди солдат сами собой пошли на убыль. Когда же разнеслась весть о том, что и Индибил с Мандонием прекратили свое восстание, как только узнали, что Сципион жив, стало ясно, что их выступление заранее обречено на провал. Вскоре от самого Сципиона в лагерь прибыли семь военных трибунов, которым удалось разрядить ситуацию, расспросив легионеров о причинах их недовольства. Они были стандартны: задержка с выплатой жалованья и отсутствие наград за прошлые победы. Сципион, которому до этого не приходилось подавлять мятежи в собственной армии, посчитал, что самым простым выходом будет удовлетворение претензий воинов, тем более что они были обоснованными, и вместе с тем покарать главных зачинщиков беспорядков, ограничившись для остальных лишь словесным порицанием. Такая мягкость объяснялась не в последнюю очередь тем, что год подходил к концу, а значит, приближалось время консульских выборов, на участие в которых Сципион уже нацелился. Необходимые деньги были вскоре собраны, и для их получения солдат пригласили прийти в Новый Карфаген. Поскольку до серьезных бесчинств дело так и не дошло, все участники бунта надеялись на снисходительное к себе отношение и в полном составе явились за жалованьем (Полибий, XI, 25; 26; Ливий, XXVIII, 25).
Их ждали. Перед тем как мятежная армия вошла в город, ее главарей по отдельности пригласили на пир, где они и были схвачены. Когда же на следующий день солдаты собрались на форуме, надеясь получить свои деньги, их окружили верные Сципиону войска, а сам полководец обратился к ним с обвинительной речью (у Ливия ее изложение заняло больше места, чем рассказ о самом бунте). После этого на форум были выведены зачинщики мятежа и подвергнуты показательной казни. Остальных воинов заставили повторно присягнуть на верность римскому народу, после чего им было выплачено обещанное жалованье (Полибий, XI, 27; 28; 29; 30; Ливий, XXVIII, 26, 7–15; 27; 28; 29, 9–12). В традициях римской армии такие меры по ликвидации солдатских мятежей никак не могли считаться достаточными, и воины Сципиона могли только радоваться, что им довелось служить под началом такого полководца. Его весьма либеральное отношение к своим солдатам и их проступкам во многом послужило причиной того, что армия Сципиона не без оснований называлась его политическими противниками наименее дисциплинированной и управляемой, по крайней мере, в отсутствие своего военачальника.
Тем временем у римлян появилась возможность избавиться от последних остатков присутствия карфагенян в Испании. Их оплотом оставался Гадес, который пунийское командование в Испании, прежде всего Магон Баркид, не оставляло надежды использовать в качестве отправной точки для возобновления активных боевых действий на Пиренейском полуострове. Формировалась новая армия, для которой командиром гадесского гарнизона Ганноном и Магоном был проведен большой набор воинов на африканском побережье и в Южной Испании. Однако в Гадесе нашлось немало сочувствующих римлянам, которые и сообщили им о своей готовности сдать город вместе с гарнизоном. Между заговорщиками и римским командованием был утвержден соответствующий договор, после чего к Гадесу направились Луций Марций с велитами и Гай Лелий с семью триремами и одной квинкверемой. По пути солдаты Луция Марция разгромили только что сформированный пунийцами четырехтысячный отряд иберов, но главные расчеты римского командования не оправдались: Магон каким-то образом узнал о планирующейся измене, и заговорщики были схвачены. Их посадили на квинкверему, которая под защитой восьми трирем должна была доставить их в Карфаген. Неожиданно при входе в Гибралтарский пролив карфагенская эскадра наткнулась на корабли Гая Лелия. В дальнейшем бою успех сопутствовал римлянам: их квинкверема потопила две пунийские триремы, а у третьей сломала весла. Пользуясь поднявшимся ветром, уцелевшие корабли ушли в Карфаген.
Вскоре римлянам стало известно о провале заговора в Гадесе, и, не чувствуя себя в силах взять город самостоятельно, Гай Лелий и Луций Марций вернулись в Новый Карфаген. Это, а также информация о восстании илергетов побудили Магона отправить гонцов в Карфаген с просьбой прислать подкрепления, пока сохраняется благоприятный момент для развития наступления (Ливий, XXVIII, 23, 6–8; 30; 31, 1–4).