«Лучше сгореть, как пламя, чем истлеть, как дерьмо».
1. Известие о подвиге кадета. Долгожданная встреча
24 марта 2023 года на сайте Михайловского кадетского корпуса прочитал:
«Выпускник Михайловского кадетского корпуса 2016 года (9 класс), младший сержант Семен Никитин в составе своего подразделения выполнял боевую задачу по удержанию стратегически важной, господствующей высоты. Находясь под минометным огнем противника, корректировал огонь российской ствольной артиллерии, своевременно обнаруживал и передавал на командный пункт российских войск информацию о перемещении бронетехники боевиков, огневых точках и замаскированных позициях противника. Противник, стремясь восстановить контроль над высотой, предпринял очередную попытку наступления на российские позиции. Младший сержант Семен Никитин, находясь на передней линии обороны, вскрыл замысел националистов и прицельным огнем ПТУР уничтожил две бронемашины и отделение боевиков. Противник, понеся потери, вынуждено отступил.
Младший сержант Семен Никитин награжден орденом Мужества».
Теперь я искал возможность встретиться если не с самим младшим сержантом Никитиным, то с кем-то из его родных.
Заместитель директора корпуса Елена Коротина мне сказала:
— Он из Новой Усмани…
— А с кем я бы мог о нем поговорить?
— С его мамой Инной Николаевной.
Дала номер сотового телефона.
С той поры я много раз звонил на этот номер, но телефон не отвечал, а Елена Михайловна потом пояснила:
— Да она там…
Как я понял, возит гуманитарную помощь нашим солдатам…
Младший сержант Никитин
Иногда я вспоминал про маму Семена, звонил, и вот 12 мая мне повезло. Она ответила, и, когда я изложил просьбу о встрече и разговоре о сыне, она сказала:
— Я через полтора часа буду в корпусе…
Мы встретились в корпусе. Сначала в кабинете директора корпуса Авдеева Валерия Валентиновича. Мать Семена обняла Авдеева, и я потом узнал, что она приехала в корпус за тем, что собрали кадеты, их родные, сотрудники кадетского корпуса для участников специальной военной операции на Украине.
Вот оно как!
Кадетский корпус не оказался в стороне!
И вот мы с Инной Николаевной присели на скамеечку рядом со спортивной площадкой и разговаривали.
— Расскажите, а вы сами родом откуда…
— Я — сибирячка. Мама с Северного Казахстана, папа с Тюменской области, я родилась в городе Стрежевом Томской области.
— Город на стрежени — крутом берегу, — заметил я и спросил: — А они каким образом оказались там?
— Тогда романтика. Комсомол…
По всей стране молодые строили. Строили и в этом городке, где нашли нефть.
— Там поженились?
— Да.
— А как же оказались под Воронежем в Новой Усмани?
Инна Николаевна рассказала, как в Воронежскую область приехал ее брат и перетянул их.
— Он работал от организации и на автобусе возил детей на Кавказ в пионерский лагерь. В Сочи познакомился со своей будущей женой. Он сама из Петропавловска-Камчатского, а в Сочи с родителями отдыхала. У них закрутилось-завертелось коротенечко. Он ее забрал в Стрежевой, а у нее корни из Воронежской области: здесь жила ее бабушка. Он с женой сюда. Здесь стал обосновываться. А я в это время переехала в Тобольск, там и родился Семен. А мы хотели уехать со Стрежевого: просто ждали, когда родители на пенсию выйдут. Там тяжело со здоровьем. И отец умер, все было грустно, и мы к брату всей семьей в Воронеж. Сначала жили в самом Воронеже на Электронике, потом — в Новой Усмани.
Инна Никитина рассказывает
У меня дух захватывало от перечисления мест, где волею судьбы пожила моя собеседница. И ведь все это с молоком матери впитывал ее сын Семен.
— А вы по жизни чем занимались?
— Образование «три класса, и те в коридоре», — пошутила Инна Николаевна.
— А это, кстати, не говорит обо всем: журналист Василий Михайлович Песков тоже институты не заканчивал…
Инна Николаевна:
— В Тобольске училась на творческую профессию. На фото-видео постановщика. Технарь. Работала какое-то время на Тобольском телевидении. Эта профессия мне… Так как я ребенка рожала одна. Он нас оставил сразу, как узнал, что будет отцом.
— Таких горе-пап сплошь и рядом. Жаль, что они своим умом доходят только потом, когда поздно… — с горечью заметил я.
Инна:
— Воспитывала ребенка одна, а профессия, связанная с телевидением, семью никак не подразумевает. И приходится в какой-то момент сделать выбор: либо семья, либо работа. Ну, а потом по большей части в торговле…
— Да, не за горами время, когда доценты торговали огурцами…
2. Сын Семен
— И вот Семен с вами… А когда он родился?
— 9 марта 2000 года. Он у меня один. Как и все мальчишки, очень подвижный. В нем реально можно выделить: он всегда за дружбу. Друзей всегда отстаивал. Он не был любителем подраться, нет. Он больше другим брал. У него, извините, язычок хорошо подвешен.
— Мог поговорить, убедить…
— Он больше такими методами старался. Но если надо, то мог и…
— А как же у пацанов! Но кулаки — не главное…
— Заговорил поздно, но потом не могли остановить. Уши у нас у всех болели. Всегда находил что ответить. Помню, ему лет пять было. У нас периодически бывала и оставалась ночевать девушка-родственница. Однажды садились кушать, ну и он пришел, что-то кривлялся. «Иди помой руки и садись быстро». Он что-то нет, да нет. Она на него: что ты тут выделываешься. А ему пять лет было. Он ей: «А вас, молодая мисс, вообще никто не спрашивал!»
Мы смеялись.
Видимо, после занятий мимо пробежали кадеты и гоняли на поле мяч.
А мы говорили.
Инна Николаевна:
— Умеет сказать доходчиво.
— И вот в школу…
Мама вздохнула:
— В школу, когда с боем…
Я кивнул: сам выпроваживал своих сыновей с превеликим трудом.
Никитина:
— На уроках неусидчивый.
Из неё выплескивалось то, что ей выпадало, и это было легко понять.
— Но смышленый. Учился нормально: не отличник, но если бы напрягался, мог быть и отличником. Мы в Воронеж приехали как раз перед его первым классом, и до четвертого класса он учился в 74-й школе. Четвертый класс мы закончили, и так сложились обстоятельства, что мы поехали в Екатеринбург в поселок Лосиный. Березовский район. Россию изъездила вдоль и поперек. И ребенка с собой таскала… — говорила с неким сарказмом Инна Николаевна. — Душа-то у меня цыганская. Похоже, у меня цыгане в роду, — засмеялась. — Там пожили два года, он там в пятом классе отучился, в шестом и вернулись в Воронеж…
Мать с ребенком во время жуткой нестабильности в стране мотало по России, как и многие семьи россиян. И мальчик впитывал края, дороги.
Инна Николаевна:
— Мама жила в Лекарственных Травах…. У нее там квартирка была…
В поселке под Воронежем.
Инна:
— Приехали, и он в седьмой класс сразу пошел в Михайловский кадетский корпус.
— Трудно было в кадетский корпус попасть?
— Отбор был. Все физические нормы он сдал. И прошел все собеседования с директором. Тогда Александр Иванович Голомедов был директором. И учился… Он спортом занимался всегда. Бойцовскими искусствами. Ходил на карате еще в 74-й школе. Был там хороший молодой тренер.
На жизненном пути мальчика оказывались достойные люди!
— То есть хулиганистая улица прошла стороной, — невольно напомнил особенности городской жизни.
Инна Никитина:
— Тут как, мама постоянно на работе. И когда там за детьми. А они же дети. И каток угоняли.
— Не слабо, — рассмеялся я. — Каток далеко угонишь! Какой из него преступник, так, детская шалость…
Сам когда-то снимал фары с машин: тогда увлекался электричеством.
3. Самая идеальная семья. Поручительство директора корпуса
Мама Семена:
— Учась здесь, тоже история…
Мама откровенничала, вовсе не стараясь что-то скрыть, а скорее рассказать о том, что укололо, задело.
Оставило зарубку на сердце.
— Каникулы. Из корпуса отпустили. А там же мальчишки. Ему как раз 9 марта 14 лет стукнуло, и в 20-х числах случилось… А я на тот момент, у нас еще квартира строилась, и я снимала жилье еще, работала от и до, и когда там смотреть за сыном… А он с пацанами — тогда же модно было на спор что-то стибрить. И на спор в магазине захотел вынести рубашку на шесть размеров меньше его, и из ткани — полы ей мыть. И его…
— Поймали…
— Ну, да…
— Вот оно мальчишество: слабо не слабо…
Инна Никитина:
— Я пыталась как-то уладить, но там дюже принципиальные оказались, заявление написали и нас чуть ли не в суд…
— Это же дети! Подвержены влияниям. И как же дальше?
— Суда не было. Замирились. Но поставили на учет. Больше полугода отмечаться ходили…
— К инспектору по детям.
— Да. Когда ставили на учет, нужно было пройти всех этих психиатров, наркологов…
— Что нигде не состоит на учете…
— Да…
Я смотрел на мать и думал: сколько же ей выпало, и она все терпела, все снесла и на пределе сил боролась за сына.
Честь и хвала таким матерям! — чуть не вырывалось из меня.
А мама говорила, и я не хотел ее останавливать.
— Пошли к психологу. Она совместно с нами беседовала. И она вопросы. И ему: «Как маму охарактеризуешь?» Как ее. Он: «А, как мать, она плохая», — сказал, засмеявшись. Я сижу, у меня глаза вот такие — округлила их. Глаза все больше и больше. И он на меня смотрит и: — «А вот, как друг — она самая лучшая».
Мама смеялась. А я понимал всю силу оценки матери, которую, он, конечно же, любил и дороже у него человека не было.
— Психолог меня выпроводила, с ним побеседовала, потом меня позвала. И говорит: «Я вообще не понимаю, у вас самая идеальная семья». У меня с ним всегда открытые отношения. И я старалась его больше учить на своих ошибках. И всегда предупреждала: если хочешь что-то сделать, должен быть план: А, Б, В, Г, Д… И так далее… Когда случилось это обстоятельство, Александр Иванович (Голомедов) нас спас… Я говорю: ну хотите, дайте ему ремня… Ну сломала бы об него доску разделочную, а что толку-то…
«Да и зачем».
Мать:
— Что делать-то… Нас хотели выкинуть из корпуса, но оставили. Оставили только благодаря тому, что Александр Иванович поручился за него…
— Видите, как важно…
Я мог привести массу примеров, когда ставшие потом знаменитыми, достигшие вершин государственной власти люди мальчишками оступались, но их за это не покарали.
И только рассказал:
— Поэт Егор Исаев по какой-то шалости ушел с поста на секретнейшем объекте, но командир его не сдал: тогда бы тот попал под трибунал и не было бы поэта… Ставший генеральным прокурором Александр Сухарев, явно балуясь, пистолетом выстрелил в сторону командира. Его бы в военное время и судить бы не стали, а тут же расстреляли. Но командир умнее оказался, чем какой-нибудь службист. И то, как обошлись с Исаевым и Сухаревым, оказалось для них лучшим уроком.
Так и здесь. Голомедов протянул руку мальчишке, которого, выбиваясь из сил, содержала мать. Мне Александр Иванович позже сказал: раз мы взяли в корпус, должны воспитывать до конца.
Инна Никитина:
— Но зам. Голомедова, он у меня при каждой встрече со мной спрашивал: «Когда же заберете документы?»
— Давил…
— При каждой встрече! А Семен же никогда не молчал. Что он думал, то он и говорил.
Конечно, такое не могло нравиться тем, кто требовал бесприкословного подчинения.
Мальчишка растет без отца, он и как бы в роли отца — защитника своей матери. И у таких детей обостренное чувство справедливости, которое и проявляется в своем мнении, что «никогда не молчал».
— Подчинение для Семена — это не его конек. То есть у него все хорошо, но подчиняться…
Разумное подчинение к нему пришло с годами.
Но когда его пытались гнуть через колено, тут мальчик защищался.
Мать:
— У него субординация — это плохо… И для него без разницы, кто перед ним стоит.
— Вы знаете, а не проявление ли это справедливости? И я бы сказал: мальчишечьей неотёсанности…
Понимал, как чуточку накручивала, чуточку утрировала мать. Осознание, что без подчинения невозможна военная служба, приходило пареньку не сразу. Но лучше, когда оно приходит и становится сутью, нежели, когда человек остается ни рыбой ни мясом. Его аморфность губительна для армии, где в схватке с противником нужно проявлять волю.
И заметил:
— Но он себе не врал…
Инна Николаевна:
— Да, да.
— А директор — молодец… Выкинуть просто, а вот…
— Конечно, нужно мир щупать руками, — говорила мать Семена.
— А это когда случилось?
— Он уже заканчивал восьмой класс…
— Мальчишкам все интересно…
Приходил на память Макаренко с его «Педагогической поэмой» о том, каким должен быть педагог — борясь за своих подопечных.
4. Учеба в корпусе и техникумах. Приколист
Тут из корпуса один за другим стали выскакивать мальчишки и с мячом устремились на площадку. Мы говорили, а рядом прокатывался мяч, один раз даже попал мне по колену, но я реагировал спокойно: играли кадеты-футболисты.
Мать:
— По учебе у него нормально. Хорошист.
— Было желание уйти?
— Нет, ему все нравилось. Потом это давление, и ситуация…
Я понимал: с уходом директора Голомедова.
— И сколько он проучился в корпусе?
— Три года… Пришел в 7, 8 и 9 учился. Совокупность всех событий, и уход директора, и решил уйти. Я написала заявление, забрала документы, и он в авиационный техникум. Учился на авиасборщика. Он парень толковый — учился в авиационном. Проучился полтора года, ну, а дальше молодость: начались девочки, мальчики. Появились прогулы. А там такой факультет, что там только знаниями. Ни деньги, ни что — только знания. Авиастроение — инженерный состав. Очень серьезное, спрос очень серьезный. Но… Он потом очень сильно жалел, что недотянул. Надо было собраться и дотянуть. По физике у него хорошие знания, но лень-матушка…
Все мне было очень знакомо: из двоих моих сыновей первый шел как на автопилоте, не задавая проблем родителям, а с младшим пришлось повозиться: опекали каждый предмет.
А у по горло занятой Инны Николаевны руки до уроков сына не доходили, и в этом обвинить ее нельзя.
Инна Никитина:
— Дальше он пошел в наш Новоусманский чушок (техникум) на механика. Там он учился с прохладцей. Те знания, которые он получил в авиатехникуме, перекрывали знания в чушке с лихвой. Он просто приходил, все сдавал и уходил.
— И вот армия.
— Когда учился, проходил приписку. Он заканчивает техникум, а параллельно — с ребятами я договорилась — в автосервисе подрабатывал. Взяли над ним шефство, заставляли «крутить гайки». Он, конечно, им и мешал, но опыт почерпнул хороший. Но всю жизнь мечтал стать Остапом Бендером[89], — снова засмеялась Инна Никитина. — Это у него любимая тема. Все пытался изобрести «401 способ» зарабатывания денег…
Понять мальчишку из семьи с ограниченными средствами можно было: он находил отдушину в том, что мог и пофантазировать от души.
— Приколист, — сказал я и подчеркнул: — Но он же не стал ни вором, ни мошенником…
— Да нет, конечно!
— И вот в техникуме…
— Он учился, параллельно отучился на права. Водителем поработал. Подошло время, и он в 2020 году попадал под осенний призыв. Мы с ним поговорили. Он: «Чего я пойду по призыву на год, лучше на два года по контракту». Он срочку не служил, сразу на контракт. Подписал контракт и оказался в 27-й мотострелковой бригаде в Подмосковье.
— Жалел, что из кадетского корпуса ушел?
— Конечно, но пути Господни неисповедимы. И я в то время Валерия Валентиновича не знала (директор корпуса после Голомедова). Да и я не умела реверансами… Да и тот товарищ (замдиректора), он просто добивался, чтобы Семен ушел… — с горечью повторила мать: — Как только я появлялась, он подходил ко мне и говорил: когда же я заберу документы…
Смена директоров отразилась на кадетах.
Хотя впоследствии мать Семена хорошо отзывалась и о сменившем Голомедова директоре Авдееве.
5. Служба в мотострелковой бригаде. События в Донбассе
— И как служба?
Мать:
— Служба службой, — рассказывала Инна Николаевна: — У Семена была категория «С». И его водителем-механиком на БТР. Дальше мы стали содержать не только Семена, но и 27-ю бригаду. Мы масло покупали в БТР…
Армия опиралась на родителей своих солдат.
Инна Никитина:
— Почти год мы пропокупали, но потом, видимо, сын нашел «401 способ», — снова смеялась. — И нас больше не озадачивал. В армии же просто: оставил машину, а с нее поснимали, все слили. Вот и стал следить, и больше не снимали… Научился. И в 2021 году на параде на Красной площади его БТР стоял в запасе: если у кого что-то поломается, он поедет.
Наш разговор прерывался звонками Никитиной: ей звонили по поводу гуманитарной помощи. Она о чем-то договаривалась, и мы продолжали.
Инна Николаевна:
— Ну, а дальше служба. Выезды, учения… — говорила мать и вновь подчеркнула черточку сына: — Всякое бывало. И поругается: с одним, с другим.
— Пройти не даст, если почувствует, что-то не то…
— Он справедливый и иногда слишком… Все пытается, но не все получается… Вот на некоторых смотришь, одна замуж вышла за крутого — разула, раздела, а я только завидую… У них получается, а у меня… — смеялась Инна Никитина. — Нам самим ведь приходится вкалывать…
И вот перешли к Донбассу.
— И как он относился к тому, что происходило в Донецке?
— Он все говорил: «Ну почему так? Ну почему мы до сих пор не там?» Очень болезненно, но нас поразило вот что… Мы из простых семей, и нам то телефончик хочется, то кроссовочки, то что еще, мы и на Запад глядели, но случился момент, когда в 2014 году нацики спалили Дом профсоюзов в Одессе…
— Люди выпрыгивали из верхних этажей…
— И нас это очень поразило, и он сделал такой выбор: как, они же цивилизованные, а людей как ведьм сжигают живьем… Это цивилизация разве, мам? Почему мы до сих пор на это смотрим. Периодически мы возвращались к этим темам. Нет-нет, и деньги бросали ополченцам на карту. Тысячу рублей — небольшие деньги, но переводили. Но со временем прошел откат: задолбали! Наши по новостям все мусолят, мусолят. Но все равно раз в полмесяца тысячу, две бросали… Я сама сбрасывала…
Небогатые люди отрывали от себя и отдавали донбассовцам.
6. На Украину. Сон матери. Первый опыт
— И вот 20-е числа февраля 2022 года. Когда он туда зашел?
— В первый же день. Они на Сумы. Они заходили, враг их встретил. Они, конечно, думали, что их встретят с цветами и шариками, а встретили, наоборот. От бригады практически ничего не осталось. Выжило несколько десятков человек. Конечно, не были они к этому готовы. Он, когда еще там служил, он в конце 20 года попал буквально на неделю в Армению. Он туда под конец попал, там месяца два-три повоевали. Недолго там. В сентябре призвали. И в декабре он: «Я поеду в Армению». — «Какая тебе Армения? Ты научись автомат держать». Он: «Да нет, мы все умеем, все знаем». Он в конец этой кампании попал и вернулся в часть. Ну, ту историю он толком мне не рассказывал. Но какой-то опыт был. После Сум я с ним разговаривала, и он сказал: «Мама, только благодаря тому, что я побывал эти четыре дня в Армении, я понял, что в армии кроме себя я никому не нужен. Если ты хочешь чему-нибудь научиться, ты берешь и сам учишься». И благодаря этому он учился. То есть ходил, спрашивал, как это, как то. И он говорит: «Благодаря этому и я выжил в Сумах». Потому что когда они заходили на Сумы, на это направление, и перед Сумами их поджидали. Он ведь мне 22 февраля позвонил: «Мама, телевизор смотри, там скажут». И конец связи и все. 24 февраля они туда зашли. И я проснулась от того, что мне снится, что стоят мои деды по бокам. Они лицом ко мне, но по бокам. И отец мой бежит ко мне. И на меня навалится и: «Держи». И как будто он лбом в переносицу мне. Я проснулась от того, что реально боль. У меня слезы покатились от боли от этой. Я ни дыхнуть, ничего не могу. Но и потом всё — связи нет, связи нет, связи нет. Я: «Господи!» Разве что по потолку не ходила. По телевизору нам тра-та-та, все хорошо. А я не могу. Я ничего не знаю. Страшно. Беспокоюсь. Дикие мысли. И 28 февраля он вечером звонит: «Мам, я в России. Все нормально». С какого-то номера. «Я тебе позже перезвоню». Потом на следующее утро он перезванивает. Я: «Ну как?» Он: «Нормально». А у меня первый вопрос: «У тебя что с носом?» Ему, короче, сломали прикладом. Был контактный бой. Поляки их там встретили. Я естественно: ах-ох. Сейчас выезжаю. А я еще не знала, где они, что они. Я ничего не знаю. Он: «Нет, не надо». А я же знаю: Белгородская область. А где их искать? Там столько частей. А 26 февраля понеслось в «телегах», что выходят солдаты побитые и раздетые. И так далее. Голодные, холодные. Я: «Вы где? Вы что?» Он: «Ничего не скажу». Короче, трам-пам-пам. Ни в какую ничего не говорит. Я забежала в магазин, на последние деньги что-то набрала и «рву когти» на Белгород.
— На чем?
— На своей машине. Куда ехать? Короче, я доехала до сумской дороги, хотя я тогда и не знала, что они на том направлении. Как раз доехала, там село Никитинское или Никитское, как-то так. Где-то недалеко, как на Сумы поворачивать. Время — два часа ночи. Темень кромешная. Все куда-то несутся. Я посидела поревела.
— От бессилия, неизвестности…
— Ну да. Ну вышла, солдатам отдала, что накупила. «Если что, — говорю: — От мамы Семы… Если увидите, привет передайте. От Семиной мамы. Если так скажите, он поймет». Развернулась и поехала назад. Потом я узнала, что была буквально в пятнадцати километрах от него. Вот приехала справиться о сыне… Но я ему как раз позвонила из этого Никитского. «Вы где? И че?» Он: «Не вздумай приезжать. Я сказал, чтобы тебя никуда не пускали…» Вот такое… Наверно, может, боялся расклеиться, увидев меня.
— И про «прием» вам рассказать…
— Нет, он, наверно, больше всего боялся, что при встрече со мной он окончательно расклеится. Были ведь мысли в первый момент: зачем сюда поперли?
— И попали в переплет.
— Потому что двое суток, когда их там поляки встретили, они бились. Кто отбился, кто огонь на себя принимал. Пацаны убежали в лес, говорит, насколько лопатка влезала в землю, выкопали ямочки. В них легли и лежали двое суток, не шевелясь. Пока наши…
— Не пришли.
Инна Николаевна:
— Первый опыт такой. Их трое мальчиков было. Забежали в какой-то перелесок. Выкопали эти ямки. Легли в них спиной, сами землей себя засыпали и лежали.
— Поляки там…
— Да, накрыли. От бригады ничего не осталось.
Шли с добрыми намерениями, а напоролись… И то, что поляки их встретили огнем, возможно, и спровоцировало разрастание конфликта. Хотя мне было не понятно: неужели наши начальники ничего не знали ни о поляках, ни об их намерениях. Где разведка была? Где аналитики? Проспали?
Мать Никитина:
— Хотя именно его колонне повезло. Они заходили вторые — второй колонной. У них одна машина поломалась, и их колонна пропустила остальные вперед. Так вот тех, кто оказался впереди, накрыло капитально. Их сразу размотали. И когда наши подъехали, увидели все, вылезли, поляки как раз приехали на зачистку. Вот этот вот контактный бой. А тех, кто впереди — половину сразу убили, а половину в плен…
— 28 февраля вы узнали, что вышел.
— Да, 28. А рванула я 1 марта вечером, после работы стартанула туда.
7. К сыну. Гуманитарка
Инна Николаевна:
— Потом он мне перезвонил. Мы поговорили. «Да ладно, все нормально. Мне тут доктор нос… А я сейчас пойду с отрядом мертвых собирать». Я говорю: «Тебя заставили?» — «Нет, я сам». Я ему говорю: «Если ты боишься, не ходи». Он: «Нет, там мои друзья».
— А как же, они идут туда, а он останется…
— Да. А дальше, он уже изучил историю, как говорится, на практике.
— На себе…
— Неделю они собирали тела. Как, я не знаю, под обстрелами — не под обстрелами. Мы это не обсуждали. А потом: «Я буду выходить обратно с пацанами».
— Он первый раз на бэтээре заходил?
— Да, как водитель бэтээра. И его БТР там остался. Их оставшихся в разные бригады раскидали. А потом долго связи не было. Он опять водитель бэтээра. Дальше Изюм (Изюм взят 1 апреля 2022 года. — Примеч. авт.). Он участвовал в боях за Изюм. Ну, связь была. Потом он звонил.
Никитина:
— А я в таком состоянии, что связи нет, ничего нет, любой незнакомый звонок — вздрагиваешь. И получилось, в начале апреля ко мне подошла женщина: «Я узнала, что у тебя там сын, я вот гуманитарку вожу. Один раз съездили, хочу еще раз. Если хочешь, можешь поехать со мной. Если деньги есть», — засмеялась. — Но у меня были какие-то сбережения. А я уже переводила туда. Короче, мы купили трусов, маек, лекарства. Поехали на поселок Айдар. Там два госпиталя стояло. Один, как хап. На территории пионерского лагеря. Одноименного поселку — «Айдар» называется. Принимал тяжело раненных и дальше раскидывал. Туда привозили тяжелых из дальних точек. Туда вертушки прилетали. Кого они здесь оперировали, кому помощь серьезную оказывали и дальше. И это отвлекало нас от постоянных мыслей о ребенке. И у меня не было этого жуткого состояния…
— Когда по стенке ходишь…
— Да. Я словно с ним, пусть и на расстоянии. Ну, а дальше: приехали и по знакомым собирать. Плюс еще муж отпускные получил: на них… И когда второй раз поехали в госпиталь…
— Тоже в апреле?
— Да, господи, раз в неделю туда ездили…
— И ездите…
— Да. Как соберем, и понеслись. Соберем за три дня, значит, через три дня едем. За четыре — через четыре едем. За неделю — через неделю едем… Как сборы и от этого зависит. Вот как раз, когда второй раз поехали, он вышел на связь. Он позвонил, я в дороге была. Конечно радость! «Здоров?» — «Да», — говорит. Я: «Мы так и так, ездим…» Он: «Зачем, зачем тебе это надо? Не вздумай». Он испугался того, что мы лазили вдоль границы.
— Любой сын маме скажет…
Кадеты гоняли мяч, спорили, снова гоняли. На скамеечке пригревало, а мы говорили.
Никитина:
— И говорит: «В часть не вздумай передавать. Я попозже тебе сообщу, куда. А в часть не вздумай отсылать. Мы это никогда не получим».
Часть-то в Подмосковье.
Инна Никитина:
— У меня товарищ Роман Алехин. Помогает. 27-й бригаде буквально месяц назад он передал квадроциклы: шесть штук. Буквально позавчера 10 мая, а там и волонтеры ездят — передают по мелочи. Нас же, сами понимаете, много и все двести человек ездим на одну бригаду 27-ю, но это ни о чем. Купил тепловизор один, и тепловизор повезли. Другой тапочки собирал и привез… Короче, Алехин передал квадроциклы. А я неделю назад, знала же, что передал квадроциклы, он говорил. И я спрашиваю у вот этих волонтеров: «А где квадрики?» Мне: «До сих пор в части, в Москве». И эту информацию Роману передала. Так 10 числа Роман был в Москве и спрашивает: «А почему квадрики до сих пор не на боевом дежурстве?» Короче, четырех квадриков уже недосчитались.
— Какая-то тварь завелась…
— Везде хватает всяких… И вот этот вывод, когда не знаешь, кто свой, а кто чужой…
Никитина мне представлялась той одержимой женщиной, которая, несмотря ни на что, везет, помогает, жертвует последним.
— И вот вы туда все ездите.
Понял, почему я так долго не мог с ней встретиться и теперь чудом пересекся в кадетском корпусе.
Инну Николаевну позвали грузиться: в корпусе тоже приготовили гуманитарку. И она, извинившись:
— Я ненадолго…
Ушла.
Я сидел, смотрел на кадетов, которые шумя гоняли мяч по полю, и думал о судьбе каждого из этих мальчишек и просил у Всевышнего: «Только бы их миновала…»
И они не попали на войну.
8. «Я обещала ребятам. Они ждут меня»
Вот Инна Николаевна вернулась:
— Загрузилась…
На следовавшие ей звонки говорила:
— Сейчас-сейчас. С человеком еще пять минут пообщаюсь…
Я видел, как ее требовали на разрыв.
— Выходит, вы пропадаете там?..
Никитина:
— Да…
— А сейчас где Семен?
— Сватово-Кременная…
— Напряженный участок.
— Там везде бьют. И в Сватово прилетает постоянно. И в Дуванки.
— Информация на сайте кадетского корпуса откуда?
— Москва передала…
Я нашел на сайте Министерства обороны Российской Федерации информацию о младшем сержанте Никитине[90].
— И кем сейчас сын?
— Командир отделения. Его звали пойти офицеры, их сейчас не хватает. Но он не пошел: тут он со своими ребятами, друг друга знают, а там отправят к незнакомым. И он отказался.
— А написано: уничтожил две бронемашины.
— Да, одним выстрелом. Одна БТР-4.
— Серьезная техника, — вспомнил броневик с пушкой.
— А награды?..
— Его наградили орденом Мужества, медалью «За отвагу».
Инну Николаевну звали…
Идя с территории корпуса, продолжали.
— Вот кто-то воюет, а кто-то и на Канарах…
Инна Никитина:
— Как мне сказал один боец Витя: «Лучше сгореть, как пламя, чем истлеть, как дерьмо».
— Емко!
— Как я сейчас рьяно занимаюсь гуманитаркой, я бы раньше не смогла. Меня за это уволили с работы. Я работала в магазине, отпрашивалась. Объясняла, что мне надо поехать.
— Конечно, там же сын.
— А мне не обязательно с сыном. Я обещала ребятам. Они ждут, а я…
— Они же не в миру, а в окопах…
— А моему начальнику надоело ждать. В один прекрасный день меня вызвал и сказал: «Или дружба там твоя, или бизнес». Или говорит: «У тебя там бизнес?»
— Дурачок… Бессовестный же человек, если его человеком можно назвать.
— И сейчас я живу на зарплату сына…
Мы подошли к машине.
Инна Никитина открыла багажник, в котором плотно уложены коробки. И на дне лежала широченная коробка:
— Добрые люди передали тарелку за 80 тысяч……
Для спутникового Интернета.
Инна Никитина:
— Люди есть. Но мало их…
Показала на верхние коробки:
— Это кадетский корпус собрал…
— Молодцы!
И когда я стал расхваливать Семена, она сказала про сына:
— Он просто пацан….
— Вот на таких пацанах и все держится…
Трудилась.
Воспитывала.
Боролась.
А теперь выручала-спасала.
Инна Никитина с гуманитарным грузом
— К укропам ненависть испытываете?
— Вы знаете, я об этом постоянно думаю и молю Бога, чтобы сын не возненавидел Украину. Они ведь и мне помогают, они и детей вытаскивали.
— Живущие там…
— Да, подкармливают, а ведь самим тяжело. Мы не можем ненавидеть народ. Вот этого Кукложуя ненавидеть — это да.
— Столкнули славянские народы.
— Конкретно… Это дела определенных личностей… А наши некоторых раненых вэсэушников также вытаскивают. Помощь им оказывают. Нет такого — убить, зарезать. По крайней мере у нас такого нет.
— Другое дело в бою — драться так драться.
Инна Николаевна захлопнула багажник и уехала.
Я уходил от кадетского корпуса, а меня тянуло назад к этим мальчишкам, которые гоняли футбол и каждого ждала своя судьба с риском для жизни, которому подвергается бывший кадет Семен Никитин.
13 мая я позвонил Инне Никитиной и попросил прислать фотографии Семена. Инна Николаевна обещала и сказала:
— Не так скоро… Вы понимаете, у меня заявок накидали. Нужно найти, да подешевле, купить. Загрузить. А я все одна. Помощники — у одного сын родился, другой заболел… А я еще должна перед дорогой выспаться.
«Заявок от служивых», — понял я.
И уже извинялся:
— Хорошо-хорошо, как получится…
Мать Семена снова ехала к ребятам на передовую.
P.S. Вести-Воронеж 16 декабря 2022 года сообщили о подвиге младшего сержанта Никитина[91].
Я читал отклики на сообщение:
Ольга Чеснокова:
Молодечик! Здоровья тебе, боец! Ждем домой!
…
Вадим Беляев:
Герой, еще какой герой…
…
Валентина Герусова:
Береги себя, солдат!
…
Виктория Нечипоренко:
Мы ждем героя домой живого и невредимого…
…
Наталья Полякова:
Наш пацан!!!
…
Галина Лакоценина:
Ангела-хранителя нашему земляку Герою.
…
Максим Максимов:
Красавчик!
…
Мария Титова:
Такие люди должны быть выше должности сержант, это точно…
…
Елена Новикова:
Храни тебя Господь, солдат! Низкий поклон родителям!..
13 мая 2023 года