ратился к нему касик. Другая группа воинов с трудом разрезая толстую кожу каймана, вспарывала брюхо животного. Морщась от запаха вывалившихся внутренностей, люди вытащили товарища. После некоторых манипуляций, воин задышал и открыл глаза. В них плескался ужас и изумление – человек не мог поверить в чудо. Его товарища по несчастью тоже освободили от клыков чудовища и, положив на носилки, собирались унести, когда послышались громкие крики сверху и с противоположного берега. Увлеченные спасением, амини не заметили, как к песчаному берегу подплыло несметное количество хозяев реки. На огромной скорости животные проплыли остаток водной глади, которую рассекали, словно нож масло и выскочили на берег. Кайманы уверенно и грозно двинулись на группу спасателей, что вода, что песок – они перемещались уверенно и не обращали внимания на дождь пуль, посылаемых людьми.
Получившие раны, извивались и в бешенстве, разинув пасть, бросались на своих собратьев, сомкнув в последний раз огромные челюсти.
– Отходите!.. – Кокотона и трое воинов, опустошив весь боевой запас громов, схватили куски деревьев, валявшиеся после разрушения переправы небесными птицами орлов, начали их метать и отбиваться от более мелких тварей. Досок было много и кайманово войско не убывало, казалось, река вздыбилась от наступавших животных. Кто-то погибал, не успев коснуться берега, пронзенный копьями, летевшими с обоих берегов, или от пули попавшей в глаз или пробившей жизненно важный орган. Зеленые воды реки стали черными от крови, трупов и кишащих кайманов.
Рядом с касиком, проскочив между ног огромного монстра, выпрыгнул мелкий. Уж как он извернулся, а может быть, Кокотона не заметил, потому что увлеченно колотил по морде наползающую громадину, метясь попасть ей в глаз, но кайман-малыш клацнул и сомкнул пасть на правой ноге касика.
– Задница шестикуаля! – заорал Кокотона скорее от гнева и злости на свою нерасторопность, чем от боли. Ее он почувствовал секундой позже. Древко в правой руке застряло где-то в пасти монстра, в левой касик держал гром. Боль уже проникла в мозг, и тут кайман-малыш разжал на мгновение клыки, чтобы перехватить добычу поудобнее, этим и воспользовался Кокотона. Он резко двинул со всей силы прикладом грома в самые ноздри противника и дернул ногу. Потеряв равновесие, он упал и стал отползать, волоча разодранную в клочья ногу. Его единственный, но мощный удар сломал кайману челюсть. А пуля амини, посланная сверху, раздробила животному череп.
– Касик Кокотона! – сверху бежали на помощь амини – люди поняли, что маленькой группе не уйти – кайманы помяли и ранили всех. Стройные ряды копейщиков, за ними стрелки с громами спустились на пляж, отбили товарищей и остановили нашествие. Кайманы не полезли вверх по берегу, чтобы утолить голод им хватало добычи и на багровом от крови песке, и в мутных водах реки.
Но напуганные нападением животных, амини выставили стрелков вдоль всего берега, где располагался лагерем отряд. Его самого и остальных пятерых раненных принесли к гамакам. Ах-ток отряда был оставлен на границе, но у каждого воина всегда имелся запас медикаментов. Кокотоне пришлось потерпеть. Его рваные раны обработали и зашили подручными средствами, потом замотали чистым холстом ткани.
От постройки легкого моста касик решил отказаться. Пока здесь находятся кайманы в таком количестве и таких размерах – их труд бесполезен. Спасти положение может только крепкий и основательный мост, построенный из толстых стволов. Строительство займет намного больше времени, чем он ожидал. Скрипя зубами, Кокотона отдал распоряжение искать и рубить такие деревья.
Два последующих дня из глубины леса раздавался громкий стук топоров и редкий треск поваленных деревьев. Одновременно пришлось расчищать дорогу к переправе, молодая поросль и ветки лиан по обочине могли помешать передвижению шестикуалей. Без происшествий, к которым касик успел привыкнуть, так как они возникали всегда и неожиданно, бревна были доставлены.
На противоположном берегу тоже шумели – переправленные амини рубили деревья, которые должны были послужить опорой. Беспокоило касика сообщение, что людей, желающих перебраться на их берег становится все больше. Значительно больше, чем он мог предположить. Появились небольшие отряды от пяти до тридцати человек из регулярных войск. Допросить амини, что произошло, Кокотона не мог, да и воины не стремились показываться ему на глаза. Обо всем происходящем в лагере беженцев ему докладывал двоерукий и знакомый почтек, который, выразив сожаление о ранении командира, торопил касика. Если в первые дни почтек выглядел соответственно своему рангу, т. е. богато и солидно, то теперь на его поясе красовался нож, а из рук мужчина не выпускал грома. Да, несколько дней, а многое изменилось.
Наконец строительство основ для нового моста было закончено на обоих берегах. Вновь полетели стрелы с привязанными веревками. На противоположном берегу толстые канаты прикрепили к сбруям восьми шестикуалей и, то сдерживая, то подгоняя животных, началась установка первого бревна для настила моста.
Кайманы внизу оживились, над водой появились их клацающие зубами длинные пасти, но теперь люди были начеку – с десяток выстрелов заставил животных угомониться и начать пиршество. Едва дерево легло, оба берега огласили радостные крики ликования. До наступления темноты строители успели положить еще одно. Некоторые беженцы предприняли попытку тут же пересечь реку, пришлось пострелять и выставить на ночь караул. Но Кокотона, каждый раз, когда смотрел на противоположный берег, на дорогу, ведущую на север, видел все новые и новые группы людей. Беженцы шли пешком и тащили жалкое имущество в узлах или заплечных мешках. Народ побогаче ехал на шестикуалях, погрузив семью и имущество на их широкие спины. Появилась на берегу и знать, эта категория населения держалась особняком, в сопровождении собственных слуг и охраны. Такие главы семейств, разбив вынужденную стоянку отдельно от костров простого люда, важным шагом подходили к строителям и придирчиво осматривали, интересовались прогнозами, что-то критиковали и удалялись.
Неужели и он был таким?! Наверное был… Сейчас, глядя на его потрепанный, испачканный кровью и разодранный комб без знаков отличия, никто не признал в нем касика императорского двора. То, что раньше было для Кокотоны нормой, сейчас отошло на задний план и раздражало. Раздражала невозможность встать и умчаться на шестикуале домой, на север, туда, откуда все эти люди бежали. Раздражала раненная нога, на которую он не мог встать, неподвижность, беспомощность, злость на эту бестолковую войну, которую они проиграют, потому что медлят и не делают контрудара по орлам. Пусть у противника на вооружении эти небесные птицы, но амини государства сильны и умелые, они беззаветно преданы стране! Но где же войска, где армия?! Может быть, они предприняли удар в центре через горный хребет? Или на севере через льды? Ему рассказывали слухи, которые бродили между людей с той стороны, что регулярные войска разбиты, города сожжены, император погиб или бежал. Кокотона не верил. Он хотел домой.
Бездействие доводило касика до бешенства. К концу недели, которая потребовалась на восстановление моста, он, если разговаривал, то сквозь зубы, а все остальное время молчал.
Глава 5
Днем решили сделать остановку. Лес у высоких гор и небольшие рощи в долине, даже высокая трава, по которой продвигался караван беженцев, напоминавший толстую змею, изнывал от пыли и под лучами безжалостного Тонатиу. Весна, с ее проливными дождями закончилась, на возделанных полях, которые часто попадались беглецам, начали проклевываться зеленые побеги: хлопка, маиса, душистых трав. Выбрав небольшую рощу, отряд Изтака свернул к ней. Пересчитав нагруженных шестикуалей, Глаз Птицы пришел в бешенство. Он так кричал и ругался, что казалось, его слова достигали главного горного хребта, видневшегося слева.
– Подлецы! Негодяи! Лживые людишки! Я доверил им свое имущество, а они меня подло обокрали! Горе им на их непутевые головы! Горе нам, жена, у нас теперь нет еды! – выплеснув свой гнев, дядя Магуай упал на высокую траву под деревом и обхватил голову руками. Тетушка присела рядом. Потом подошли дочери. Сыновья остались стоять под соседним деревом.
– Все продукты? – робко, боясь новых криков, уточнила тетя.
– Осталось на три дня, если кормить только нашу семью…
– А остальных? – к группе подошла женщина с двумя детьми, младшего она кормила грудью и несла на руках, а старший мальчик лет шести семенил рядом.
– Ох, соседка! Конечно же, я поделюсь со всеми, но этого так мало, а нас так много! – ответил Глаз Птицы. К нему стали подходить мужчины из каравана.
– Глаз Птицы, раз продукты пропали, будем охотиться, а женщины собирать коренья и ягоды.
– Скоро смешанный лес! Это царство аулей!
Надежду, которую подал один, утопил другой.
– Пусть охотятся только мужчины – они сумеют себя защитить!
– Но тогда дорога займет много времени!
– У нас нет выбора, Глаз Птицы!
После происшествия темп движения снизился. Теперь путники несколько дней ехали, вливаясь или присоединяясь к какому-нибудь каравану, а день или два занимались охотой и собирательством. Кроме мужчин в этом принимали участие подростки и женщины, умеющие владеть луком и копьями. Таких нашлось человек пять, но это увеличило шансы принести еды на весь отряд. Магуай была в их числе.
С детства, живя в горах, она была приучена к охоте. Гром появился у нее с четырнадцати лет, заменив лук и стрелы. Била Магуай метко, передвигалась легко и бесшумно, слух имела отменный – настоящий амини. Лес и грозные обитатели ее не страшили потому, что она с ними не сталкивалась ни разу, никогда. Оттого и смело уходила на охоту. Возвращалась всегда с добычей, чаще это были дикие одногодки тапиров, очень вкусные в жареном виде, либо пяток диких уток, которых на маленьких озерах и болотах водилось во множестве.
Так и в этот раз, хорошо выспавшись с вечера, Магуай проснулась с первыми лучами Тонатиу, что коснулись верхних листьев в кроне деревьев, наливая их изумрудным блеском. Кусая на ходу лепешку, оставленную с ужина, девушка зашагала в лесную чащу по направлению к горному хребту. По ее разумению, в том направлении она могла обнаружить зверя и покрупнее тапира, может даже оленя. Чтобы тащить тушу, она прихватила с собой веревки для волокуши – это для самых сочных кусков. Остальное Магуай собиралась повесить высоко на дереве – от мелких и крупных обитателей леса, готовых растащить ее добычу.