Я промолчал. Тратить силы на ответ показалось глупым. Ответ был очевиден.
— Отведёшь! — взревела Алмазова.
Боль усилилась. Я понял, что ещё немного, и тоже потеряю сознание.
Это было бы, пожалуй, неплохо — если бы хоть кто-то мог дать гарантию, что очнусь не тупорылым овощем.
— Я вот-вот раздавлю твои жалкие мозги, — прошелестело у меня в ушах. — Почему ты сопротивляешься? Этот мальчишка тебе — никто! Уступи — и боль уйдёт. Уступи мне…
В этот раз я ответил. И даже слов не пожалел. Но, судя по возмущенному воплю, Локонте ждал не такого ответа. Боль усилилась — хотя до сих пор казалось, что уже некуда. В глазах у меня потемнело.
Я не сразу понял, что новый голос, прогремевший в комнате, действительно реален. Что это не отголосок моего перегретого, стараниями Локонте завязанного в узел восприятия.
— Прекратить! — услышал я.
Когда боль отпустила настолько, что смог сфокусировать взгляд, увидел изумительную картину.
Мария Петровна Алмазова и Император Всероссийский Александр Четвёртый Романов стояли друг напротив друга. Каждый из них держал перед собой личное оружие — светящуюся булаву.
Если оружие Локонте я уже видел в Изнанке, то дерущегося императора до сих пор наблюдать не приходилось.
Кристина лежала на полу — надобность в ней, как в заложнице, отпала, и её попросту отшвырнули в сторону. Напав, император тем самым заставил Алмазову отменить Ментальную блокаду. Сил на то, чтобы удерживать заклинание, одновременно сражаясь с самым могучим магом Империи, у неё не было.
Император, собственно, и был той самой недостающей фигурой, которую я ждал. Обсуждая планы, мы с Витманом не строили иллюзий относительно своих возможностей — понятно было, что даже объединенных усилий всей тайной канцелярии на то, чтобы справиться с Локонте, не хватит. И для того, чтобы ловушка захлопнулась, Витман должен был посвятить в наши планы императора.
— Если вы убьёте меня, Ваше Величество, ваш сын погибнет! — услышал я истеричный вопль Алмазовой. — Только я знаю, как спасти его от страшного недуга! Только я, я одна!
— Это ложь, Ваше Величество, — прохрипел я.
Голос у меня осип, а в горло словно песка насыпали. Слова выговаривались с трудом.
— Знаю.
Светящаяся булава императора скрестилась с булавой Алмазовой. Оружие засверкало, рассыпая искры.
— Я не стану тебя убивать, — донесся до меня холодный голос императора — наполненный еле сдерживаемой яростью. — Я просто высушу тебя! Выпью твою магию полностью. Я хочу, чтобы у тебя не осталось сил сопротивляться.
Алмазова издала отчаянный, протестующий вопль.
То, что произошло дальше, оказалось неожиданным. Хотя, казалось бы: сколько раз я уже сталкивался с этой магией! Сколько раз сам её применял…
Когда облик Алмазовой поплыл и начал размываться, я поначалу решил, что у меня не до конца восстановилось зрение после Ментальной блокады. И лишь потом понял, что зрение здесь не при чём.
Красивое, тонкое лицо Алмазовой на глазах превращалось в круглую лоснящуюся физиономию доктора Юнга.
— Как мы с вами и предполагали, Константин Александрович, — услышал я удовлетворенный голос Витмана. — Рад, что не ошиблись.
Витман тоже, как и я, успел оклематься и наблюдал за поединком.
— Хотите сказать — вы с самого начала знали, что это не Мария Петровна? — изумился я. — Вы, что же — сумели пробить маскировку?!
— Разумеется, знал, — сухо отозвался Витман. — И маскировка тут не при чём. Даже Кристина, несмотря на свою юность и доверчивость, не поверила в то, что её мать способна на такое злодейство! А я знаю свою жену вот уже более тридцати лет. И я абсолютно уверен, что…
— Свою жену? — зачем-то брякнул я.
Витман смерил меня ледяным взглядом.
— Мы с Марией Петровной обвенчаны — если ваш вопрос заключается в этом. Неужели я позволил бы своему ребенку родиться вне брака? Просто мы никогда не афишировали этот факт, о нём не знает даже Её Величество. Вероятно, поэтому не знает и Локонте.
Такого я почему-то не ожидал.
— Но почему же тогда… — начал было.
Витман поморщился:
— Семейные ссоры, Константин Александрович — тонкая материя. Всяко бывает, поверьте. Мария Петровна — женщина импульсивная. Да и сам я, гхм… тоже не подарок. Но, как бы там ни было, мы с Марией Петровной бесконечно преданы друг другу. И моя супруга никогда не стала бы нести здесь ту чушь, которую нёс этот подонок! Я с самого начала ни секунды не сомневался, что перед нами — Юнг. А то, что он слеп, стало лишь дополнительным подтверждением.
Слеп! Ну, конечно. Вот что означает странный взгляд «Марии Петровны» — поверх наших голов.
Глаза Локонте уничтожили сущности в Изнанке. Мы с Кристиной видели, как из-под его шлема повалил дым. И потом, когда Юнг, якобы отдавший все силы цесаревичу, пришёл в себя на полу его спальни, он ничего не видел. Клавдия сказала тогда, что зрение восстановится. Но, судя по всему, оно так и не восстановилось.
— Точно, — пробормотал я. — Мы ведь с вами ещё и поэтому подозревали Юнга!
Взгляд фальшивого императора насторожил меня ещё в допросной. И когда он попался на простую уловку — не увидел, в котором из карманов, правом или левом, у меня якобы гремит мелочь, — я почти укоренился в подозрении: Локонте слеп. Хоть и пытается маскировать это с помощью магии.
Витман кивнул. И добавил:
— Но мы с вами — это мы с вами. У нас работа такая, подозревать. А я хотел, чтобы Его Величество во всём убедились лично.
Его Величество убедились, причём весьма отчётливо. Это было ясно по бешеному рыку, долетевшему до нас.
— Ты?!
Мы с Витманом едва не подпрыгнули.
— Как ты мог?! — прорычал император. — Мой сын вырос у тебя на руках! Ты присягал на верность нашему дому! Я наградил тебя личным оружием!
«Так вот почему у Юнга — такая же булава, как у Императора», — мелькнуло у меня в голове.
— Ты хочешь меня убить? — Голос Юнга был странно спокоен. — Что ж, убивай.
Булава в его руке истаивала на глазах. Император был сильнее этого подонка. Я понял, что в следующий миг Юнга он попросту сомнёт.
— Убивай! — услышал я. — И пусть свершится то, что должно! — В голосе Юнга прорезалось торжество.
Мне показалось, что ярость императора захлестнула уже саму комнату, в которой мы находились. И вот-вот захлестнет весь дворец. Весь город…
Однажды, при встрече с императором, мне уже доводилось испытывать это чувство. Подступающий ужас. Понимание, что через секунду мир загремит в тартарары…
— Нет!!! — заорал я.
И бросился к императору.
— Ваше Величество, нет! Он именно этого от вас и добивается! Он хочет, чтобы вы дали волю гневу. Если вы сейчас убьёте его, баланс в Империи будет непоправимо нарушен. Он именно этого ждёт!
Честно говоря, у меня абсолютно не было уверенности, что император услышит хоть слово из сказанного мной. Он выглядел человеком, которому наплевать уже на всё. В душе которого не осталось ничего, кроме жажды мести… А это чувство было мне слишком хорошо знакомо. Никакое другое желание не затмевает разум так крепко, как желание поквитаться с предателем.
Но император меня услышал.
Он правил Империей уже долгие годы. И все эти годы день за днём, час за часом учился принимать непростые решения. Учился становиться беспристрастным — и овладел этим умением в совершенстве. Он знал, как обуздать себя. Как заставить себя не поддаться собственному порыву… Булава в руке императора дрогнула.
А Юнг повернулся ко мне. Я впервые рассмотрел его лицо. Жутковатое зрелище — вместо обычных человеческих глаз в провалах глазниц светилась магия. В обычной жизни Юнг, наверное, каким-то образом это маскировал, а сейчас необходимость в маскировке отпала. Я физически почувствовал, как на меня плеснуло ненавистью.
— Как же я зол на тебя, clochard, — донеслось до меня яростное шипение.
Раздавленный силой императора Юнг лежал на полу. Подняться он даже не пытался.
— Вот уже год, как ты встаёшь у меня на пути! Каждый раз, когда я думаю, что победа близка, мои планы рушатся — из-за тебя!
Я развёл руками.
— Вот, и хотел бы сказать, что от души тебе сочувствую. Но…
— Я не раз пытался поговорить с тобой, — пропустив мою реплику мимо ушей, продолжил Юнг. — Но ты не желал меня слушать! Ты — глупый, самонадеянный мальчишка — убежден, что лучше всех знаешь, что нужно этому миру! Так вот: ты не знаешь ничего. Вообще ничего! Ты здесь — чужак. Там, где ты родился, давно позабыли магию. Там исчезли даже воспоминания о ней. Ты попросту не можешь ничего знать — clochard, бесприютный бродяга! Ты знаешь об устройстве мира ничтожно мало — однако снова и снова рушишь мои планы! Снова и снова пытаешься установить свои порядки! То, что могло произойти сейчас… Если бы Его величество меня убил — поверь, это было бы самое малое зло, которое грозило вашему миру! Его захлестнула бы чёрная энергия — но тем самым он обрёл бы спасение! Однако ты остановил императора. И теперь мы будем играть совсем в другую игру… Прощай, clochard! Будь ты проклят.
То, что случилось потом, произошло буквально в мгновение ока. Никто из нас не успел даже понять, что происходит — а уж тем более сделать.
Вокруг Юнга, лежащего на полу, образовалось радужное пятно. А в следующий миг Юнг провалился сквозь пол.
Радужная плёнка на паркете мерцала ещё секунду. Потом исчезла и она.
— Ушёл, собака, — досадливо, но без особого удивления прокомментировал Витман. — Видимо, путь отхода подготовил давно… Хотя — да и чёрт с ним. Теперь уже точно поймаем, никуда не денется. Зло, которое он творил в стенах дворца, уничтожено. Это — главное.
— О чём он говорил? — Император посмотрел на меня. Булава в его руке ещё светилась. — В чём он вас обвинял, Константин Александрович? Что ещё за новая игра?
— Понятия не имею, — честно ответил я.
— Он назвал вас бесприютным бродягой. Сказал, что вы не принадлежите нашему миру. Это правда?
Если бы вопрос был задан иначе, солгать императору я бы не сумел. Но вопрос прозвучал именно так, как прозвучал, и я ответил абсолютно честно: