Полли сдавленно пискнула. Видимо, приняла эту суровость за чистую монету.
— Очень хотим, — улыбнулся я. — Но я полагал, что вы сочтёте ниже своего…
Император предостерегающе поднял руку:
— Не продолжайте, если не хотите меня оскорбить, господин Барятинский. Считайте, что приглашения нами получены. Мы обещаем быть.
Сказав так, он попросту исчез.
— Ничего себе… — прошептала Полли. — Костя! У вас с Надин на дне рождения будет императорская семья!
— Спасибо за новость, — фыркнул я. — Вы все, кстати, тоже приглашены.
— И когда ты собирался об этом сказать?! — возмутилась Полли.
Я пожал плечами:
— Честно говоря, вообще не собирался. Думал, что это само собой разумеется… Хотя Надя, кажется, как раз сейчас возится с рассылкой приглашений. Так что формальности будут соблюдены, не беспокойся.
В наступившей тишине отчётливо послышался негромкий вздох Андрея. Человека, который не любил праздники, пожалуй, даже больше, чем я.
Я улыбнулся. Что поделать — придётся ему потерпеть. Не всё коту масленица.
Как будто занятий по развитию совершенно нового (или хорошо забытого старого) вида магии было недостаточно. Как будто они не высасывали из меня все силы… Видимо, нет, потому что сил ещё оставалось на отработки портальной техники с господином Калиновским.
Этап, на котором можно было скрываться в кабинете, мы с ним прошли быстро, после чего переместились в то же Царское село. Правда, локации выбирали более отдалённые и добирались туда по отдельности. Да плюс ко всему ректор окружал поле нашей бурной деятельности секретным куполом.
На каждом занятии с меня сходило дополнительных семь потов, однако некоторым утешением служило то, что получались порталы всё лучше и лучше.
— Почему в помещении большой портал провоцирует взрыв, а на улице — нет? — спросил я, восстанавливая силы после очередного перехода (теперь я уже переходил сам) из пункта А в пункт Б.
Ректор нахмурился. Он не одобрял болтовни во время восстановления. Я должен был находиться в состоянии медитации, максимально раскрывая каналы и чакры на приём энергии. Однако от замечания Калиновский удержался и ответил обстоятельно:
— Дело как правило в плотности пространства. Любое помещение, пусть даже нежилое, давно заброшенное или только что построенное полнится… Раньше это называли «линии вероятностей». Там — надежды, планы, воспоминания. Всего этого мы с вами увидеть не можем, могут только прорицатели, да и то в определённом состоянии сознания. Однако это не значит, что переплетения линий там нет. Портал — весьма непростое образование, но разумом он не обладает. И не различает, скажем так, актуальные линии и линии прошлого, линии будущего. Портал сталкивается с материей — в его понимании — и происходит взрыв.
У меня в голове забрезжило смутное воспоминание.
— Простите, а с магией Пустоты это никак не связано?
Тут Калиновский даже обрадовался. Как педагогу, ему было приятно, когда ученик проявляет эрудицию и смекалку.
— Прекрасное замечание, господин Барятинский! Действительно, магия Пустоты — чрезвычайно редкий вид магии — во многом похожа на портальную технику. Но! — Он поднял палец. — Ключевое различие. Портал прокалывает ткань нашего мира, проходит сквозь слой Пустоты, ограждаясь от неё своими, если можно так выразиться, стенками, а далее пронзает Изнанку. После чего вновь уходит через Пустоту в целевую точку и на том заканчивает свою деятельность. Маг Пустоты же не заходит так далеко. Он использует прокол для того, чтобы «зачерпнуть» немного Пустоты и перетащить её, изолированную, в наш мир. Я, разумеется, сильно упрощаю…
— Суть понятна, — кивнул я. — Давайте продолжать.
«…пока я не уснул», — хотелось добавить.
Не то чтобы мне было скучно. Просто сон за последние дни успел превратиться для меня в золотую мечту, которую ничто не могло затмить. Ни деньги, ни слава, ни любовь первых красавиц вселенной. В эти дни я ощущал себя чем-то близким к животному. Мой родной мир, как ни старался, не сумел превратить меня в раба, живущего от миски с супом до взятого в кредит матраса. Но сейчас я был чертовски близок к такому вот бездумному существованию.
— Обожаю каникулы, — говорил я Платону, когда — уже вечером — мы с ним шли в зал на обязательную тренировку. — Так хорошо отдыхаю…
— Вы, Константин Александрович, изначально очень много на себя взяли, — сказал Платон. — Не буду вас обнадёживать, говоря, что дальше будет проще.
— Как будто у меня был выбор, — буркнул я, глядя, как Платон открывает дверь зала. Ключ поворачивался так быстро… Чего бы ему стоило крутиться помедленней? Кажется, мне хватило бы одной секунды полудрёмы стоя на ногах, чтобы почувствовать себя лучше…
— Выбор есть всегда, — сказал Платон, распахнув дверь. — Правда, в конечном итоге любой выбор сводится к изначальному: жизнь или смерть.
— Смерть я видел. И знаешь, что? Ничего там страшного нет.
Платон улыбнулся; мы так и стояли в дверях.
— Ничего страшного, говорите? Охотно, охотно верю. Вот только людям свойственно по-настоящему бояться не страшного, а опасного. А есть ли что-либо более опасное для жизни, чем её прекращение?
— Хорошее тебе имя дали, — усмехнулся я. — Глубоко копаешь.
— Глубже, чем может показаться. — Платон уже не улыбался. — Может быть, смерть не так и плоха. Но вспомните, ваше сиятельство, ту дрянь, что окутала наш мир.
Я вспомнил Тьму, которую видел в зеркалах. Вспомнил и наставление своего «отца» о том, что умирать сейчас — не лучшее время…
Буркнул:
— Умеешь ты настроение испортить, — и вошёл в зал.
Глава 15Друзья
Платон вошёл в зал следом за мной. Переспросил:
— Портить настроение?.. Я ещё даже не начал пытаться, поверьте. Каждую секунду на земле умирают люди. Сотни, тысячи. И всех их пожирает Тьма, Бездна. У этих людей не остаётся никаких шансов.
— Дерьмово, — согласился я, не сбившись с шага.
Откровением для меня это не было, я всегда умел складывать два и два.
— Стоит ли на этом фоне жаловаться, что вы немного устали?
Я повернулся и посмотрел на Платона.
— Дорогой учитель. Я не «немного устал», я в корень ********, простите мне мой французский. И я не жалуюсь — это вы меня с кем-то путаете. Я просто пытаюсь — ещё пока — над этим шутить. Потому что если я даже этого не смогу — сломаюсь окончательно и бесповоротно, и тогда всем нам вообще не на что будет надеяться. — Призвав цепь, я задумчиво покачал её на ладони, любуясь гипнотическими переливами звеньев. — По-хорошему, в таких случаях следовало бы уже начать либо делегировать, либо просто скидывать с себя некоторые задачи. К примеру, вот… чем мы с вами сейчас занимаемся? Вместо отдыха, который мне необходим, я буду из кожи вон лезть, чтобы выбить своему роду место в Ближнем Кругу ещё на год. В Ближнем Кругу! Как красиво звучит название государственной кормушки для аристократов…
— Не роняйте понапрасну горьких слов, Константин Александрович, — перебил Платон. — Вы прекрасно знаете, что речь не о том, чтобы обеспечить достаток роду Барятинских, а о том, чтобы обеспечить равновесие белых и чёрных магов. Вы заметили, что прорывов Тьмы пока ещё не было?
— Скажу иначе: я не заметил пока ни одного прорыва.
— О, если бы они были — вы бы заметили, уверяю. Однако их не было. И весьма вероятно, это лишь потому, что сейчас в Ближнем Кругу доминируют белые маги! Потому что проклятия белых магов больше нет.
— Едва ли это связано…
— Мы не можем доподлинно знать, — упрямо покачал головой Платон. — Но у нас есть весомые основания полагать, что — связано. Зачем-то ведь Юнг занимался всем этим. Зачем-то склонял чашу весов на сторону чёрных магов.
— Ладно, хватит философствовать, — взмахнул я цепью. — Что ты хотел преподать мне сегодня?
Но прежде чем Платон ответил, я услышал голос от самой двери:
— Вы не будете возражать, если и я поучаствую в тренировке?
Мы с Платоном посмотрели в сторону двери и увидели идущего к нам Андрея.
— Как я понимаю, — продолжил он, — вы делаете упор на фехтование и физическую подготовку, а не на магию. Мне нравится такой подход.
Мы и вправду больше отрабатывали технику обычного боя, подключая магию лишь постольку-поскольку. О том, что магия хлещет из меня, как из брандспойта, знали все, в том числе и все мои враги. А значит, если у этих врагов есть мозги, они будут искать ко мне другие подходы. Тот, кто всецело полагается на магию, легко может пропустить элементарный удар кинжалом в печень. Я такой ошибки допускать не собирался.
— Прекрасная идея! — Глаза Платона загорелись. — Я боюсь, что господин Барятинский чрезмерно привык ко мне в качестве спарринг-партнёра. Прошу, господин Батюшкин. Давайте проведём лёгкий разминочный поединок, за которым я понаблюдаю, а потом разберём ваши ошибки.
Я только вздохнул. Разделить энтузиазм Платона не получалось при всём желании. Но тренер сказал — боец сделал. И я встал в боевую стойку, начав раскручивать цепь.
Тем временем поиски Юнга шли полным ходом. Без меня. Я особенно не возражал, потому что если бы вмешался ещё и в это — тут-то бы мне и конец пришёл, окончательный и бесповоротный. К тому же, не следовало забывать о том, что я — воин, командир, но никак не сыскарь. В шпиона меня уже пытались рядить, никаких приятных воспоминаний об этом не осталось, хотя и закончилось хорошо.
Пару раз я встречался с Витманом, спрашивал, как идут дела. Кроме того, меня плотно держала в курсе Кристина, которая, как я понял, с отца в принципе не слезала в этом плане, названивая ему каждый день.
— Ничего, — уныло сказал Витман, опираясь на перила Египетского моста.
Я стоял рядом с ним, глядя на скользящие по водной глади лодчонки, лодочки и судна побольше.
— А вы хорошо стараетесь? — буркнул я.
— Нет, спустя рукава, — проворчал Витман. — Собственно, вообще ничего не делаем. Раз в два-три дня хватаем случайного человека на улице и пытаем его