Драма эсвэошника
Когда 8 марта я встал пораньше и собирался с мыслями, кого поздравить с Женским днем, раздался звонок. Звонил глава воронежских ветеранов милиции-полиции генерал Тройнин:
– Миша, целая драма разворачивается! Думаю, тебя заинтересует. Молодой человек из Питера. Изъявил желание участвовать в СВО. Его отправляют в Воронеж на краткосрочные курсы. Проходит срочные курсы и ему объявляют: вас выдвигают в Краснодар для дальнейшего прохождения службы. Вместо Краснодара их сразу бросают на передовую. А они ничего не знают. На передовой он находится два месяца и получает ранение и контузию. После ранения его направляют в госпиталь в Архангельск. Везут в Архангельск под Плесецк в город Мирный. Привозят туда и его лечат несколько месяцев. Он становится инвалидом, ему дают группу. Он астматик. Ну, короче, пропадает человек. А в это время, пока он лечился, его документы оказываются в Ростовской области. Его в госпитале комиссуют, дают старшего лейтенанта, он без сопровождения не может. Но никто толком не разобрался куда, а ввиду того, что из Ленинграда его направили в Воронеж, его везут в комендатуру. Привозят в Воронеж в комендатуру, а ему плохо, он почти умирает. У него документов нет, а у старшего лейтенанта командировка только до Воронежа. И он зависает в Воронеже. В комендатуре ему говорят: «Выйди отсюда, мы тебя не знаем». Что делать, неизвестно. А ему плохо.
– Нет чтобы по факсу запросить документы, – вырвалось у меня.
Тройнин:
– С ним мой знакомый казак, он к милиции не имеет отношения, но в нашей ветеранской организации. Обращаются ко мне. Я нахожу полковника в академии. Он звонит в комендатуру и говорит: «Ну что, человеку пропадать?» А дежурный говорит: «Я не знаю, но коменданта нет». Тогда находят коменданта, он где-то на выезде, уговаривают его, и комендант дает указание написать бумажку в воронежский госпиталь. Привозят его в госпиталь, в госпитале смотрят и говорят: он не наш, и до свидания. Время уже двенадцать часов ночи. Сопровождающий его говорит: «Пишите отказ, что вы его не принимаете». Тогда они вызывают психиатра, тот дежурил, и тот пишет, что он дурак, и направляет его в Орловку (психбольница в Воронеже. – Примеч. авт.). Это контуженного, эсвэошника!
– Обалдеть!
Тройнин:
– Ночью в час ночи привозят в Орловку. В Орловке врач выходит, посмотрел и говорит: «Да вы что?! Мы не принимаем его. Он нормальный человек, это вас обманули. Он не псих. А он умирает, потому что он астматик». Он задыхается. Тогда им говорят: «Пишите отказ». В Орловке пишут отказ. Этого несчастного контуженного везут опять в госпиталь. Привозят в Воронеж снова в госпиталь. Это все на такси. В госпитале врач выходит и говорит: «Вы опять тут, давайте отсюда!» А ему говорят: «Человек же умирает. Смотрите, что творится». Звонят в комитет матерей защитников-эсвэошников. В комитете говорят: давайте утром будем заниматься, сейчас ночь… Я вот вчера этим занимался до часу ночи. Это кошмар!
– Жуть!
– Старший лейтенант уезжает в Плесецк и бросает его. Тогда наши берут его, а он ничейный, и помещают в гостиницу, чтобы он не замерз. Короче, находят гостиницу, помещают. И вот утром мне звонят: что делать?.. Ну, чего? А у него бабушка, она работает в Питере в каком-то полпредстве от Москвы. Ей 78 лет. Она идет к своим, те звонят куда-то в Москву, и никто ничего не может сделать. И этот контуженный раненый эсвэошник зависает. Я прошу знакомого депутата позвонить прокурору воронежского гарнизона на это безобразие. Он звонит прокурору, а прокурор говорит: «Да у нас нет никакого заявления. Мы только по заявлениям работаем». Да как по заявлениям, когда пропадает человек?!
– Ему устного недостаточно… – кипело у меня на душе.
Тройнин:
– Ну, смех да слезы! Ну, в тупике… Сейчас он в гостинице, и куда бежать, что делать, никто ничего не знает…
– Подождите, я вчера где-то в 11 вечера гулял, – вспомнил я. – Каждый вечер гуляю, и проходил мимо госпиталя. На проходной стоял казак в кубанке, потом на улице паренек с рюкзаком на спине, еще мужик и машина, иномарка. Я еще хотел спросить, что и как, но прошел мимо.
Тройнин:
– Как раз, может, они и в госпитале были. А привезли с Орловки его опять в госпиталь, и привозит офицер какого-то другого офицера: тот ходить не может, у него свело спину. Врач выходит, офицер ему говорит: «Ну сделайте что-нибудь. Видите, согнулся и не разогнется». Врач: «Лечитесь собственными средствами, потому что у нас нет невропатолога. Он отдыхает в выходные».
– Если нет, вызывайте!
Сказал об элементарном, когда сотрудника в случае необходимости вызывали.
Тройнин:
– И все это вместе: парень умирает от астмы. У этого спина. И я послушал, а сегодня опять они мне звонили… Вот, говорю, какие у нас «герои»! Вот…
– Конечно, надо написать о таких безобразиях! Мне координаты парня дайте…
– Да, может, по телефону с бедолагой поговоришь… А я думаю выйти на прокурора в Москве…
– Конечно! Свинское отношение… Надо по башке таким идиотам заехать…
– Это драма! Драма…
– А я занят чем: на Луганщине хозяин енотов и волка бросил, и наши поехали их спасать…
Тройнин:
– Вот енотов и волка поехали спасать, а контуженного бросили на одиннадцатиградусный мороз, и он никому не нужен.
Гонка
Когда Тройнин прислал номер телефона знакомого, я позвонил ему:
– Мне Виктор Ильич дал ваш номер… А этот боец в какой гостинице?
– Сейчас в «Бенефис Плаза». Забираю и отправляю в Санкт-Петербург. Военно-медицинская академия его принимает… – сказал знакомый генерала и продолжил: – Можете приехать на Придачу (вокзал в Воронеже. – Примеч. авт.) и взять интервью… Поезд в 10:40…
– Хорошо… А я вчера в 11 вечера мимо госпиталя проходил, и там мужик на проходной в кубанке стоял…
– Это я был…
Выходило, бойца сопровождал казак.
И тот следом:
– Давайте подъезжайте… Это вопиющий случай. Контуженного отправляют на фронт. Это слов нет… И главное, от этих ребят все открещиваются… А они там свою жизнь кладут…
– Всё, я еду на Придачу…
– Да, приезжайте…
Я мигом собрался, кинул в портфель книгу «Герои СВО…», думая ее подарить бойцу, и в 9:10 я уже выскочил из дома и пулей несся за подъезжающим на остановку автобусом, но тот ушел прямо из-под носа. И я несся на другой угол перекрестка, видя, как к другой остановке подъезжает еще один автобус (с нее тоже можно было ехать в сторону вокзала). И, уже задыхаясь, впрыгнул в заднюю закрывающуюся дверь.
Только плюхнулся на сиденье, как раздался звонок казака:
– Вы где? Мы едем по проспекту Труда…
– А я к цирку, а там на вокзал…
– Может, мы закажем вам такси?
– Зачем? У цирка можно пересечься, и доеду с вами…
Теперь казак звонил: «Мы подъехали», «Мы на углу», «Мы у Дома быта (так назывался высотный дом. – Примеч. авт.). Машина “шкода”, номер 66…» А когда я выскочил из автобуса и бежал к Дому быта, раздался снова звонок, что я уже чуть не выругался: да что названиваешь?! Я – вот! А там: «Михаил Иванович, звонили из комендатуры и сказали никаких интервью журналистам не давать. Так что…» У меня перехватило в груди: какая комендатура, какое интервью (я хотел поговорить), какой журналист (к журналистам себя не относил). Только проговорил: «Я же с ним о жизни только хотел поговорить…», но казак отключил телефон. Я забегал около Дома быта, надеясь найти «шкоду» с номером 66… Но ни около Дома быта, ни на ближайшем перекрестке «шкоды» с номером 66… не нашел.
Набирал номер телефона казака, тот не отвечал, а говорил автоответчик. Я туда наговаривал: «Дайте я хоть книгу бойцу подарю…» В какую-то секунду казак отозвался, и я ему: «Я вас не пойму… Вы за кого?..», и: «Я не собираюсь лезть в секреты…» Прыгнул в ближайшую маршрутку и мчал на Придачу. Доехал до авиазавода, а на оставшемся километре бегом, а где и трусцой, чередуя ее с пешим ходом, спешил к вокзалу. Проходил стоянки с машинами и даже не подумал посмотреть, есть ли «шкода…», и в них заглянуть: там ли боец? Уверенный, что тот на вокзале ждет отправки поезда. Тот отходил через сорок минут.
Но, пройдя по перрону, не заметив никого в камуфляжной одежде эсвэошника, зашел в кассовый зал, где в буфете увидел двух военных: «Вы не на питерский поезд?» Они: «На нижегородский…» Потом в зале отдыха: «Вы?» А мне в ответ: «Мы вообще на юг…» Даже прицепился к военному патрулю: вот ищу парня, он ночью куковал, его гнали из госпиталя, комендатуры, а он больной, теперь вроде в Питер… Но патруль ничего вразумительного сказать не мог.
На станции Придача
Уточнив у дежурной время прибытия: 10:45, теперь метался по вокзалу и его закоулкам в надежде найти бойца. И представлял, как выскажу казаку: «Раз вы так, я не задам ни одного вопроса о его ночных мытарствах… Только о жизни…» И в голове крутились филиппики[41] в адрес казака: «Ты за комендатуру, а я за людей… Вот этому парню повезло, генерал нашелся, а другому, у которого нет такого генерала, как…» Что казак ответит?.. И: «Ты не патриот, ты…»
На путях гудели поезда. Подходил то один состав, то другой. Из них выходили люди, шли по подземному переходу к вокзалу, на площадке перед которым метался я.
Боец родом из Забайкалья
Время катило к 10:15, и я решил пройти на перрон, куда обычно приходили поезда: «Может, он там?» Стал спускаться в подземный переход идти на платформу, как на лестнице увидел паренька, у которого на спине висел рюкзак, и он поднимался по лестнице, переставляя костыли, вместо левой ноги у него болтался подвязанный шлейф штанины.
– Вы… – заговорил, думая помочь, и проскочило. – Иду на питерский…
И от того услышал:
– А я с питерского…
Понял: приехал на поезде из Санкт-Петербурга.
И выплыло:
– Ищу воинскую часть…
– Я бывший милиционер, знаю Воронеж…
– Она… – назвал номер.
Но мне номер ни о чем не говорил.
Поднявшись, я усадил парня на скамью:
– Сейчас найдем патруль, у них и узнаем.
Посмотрел: патрульных не увидел, и присел, ожидая, пока появятся.
Мы немного разговорились.
– Ты сам из каких мест?
– С Забайкальского края. Пгт Первомайский. От Читы двести пятьдесят километров…
– А у меня мама с Большого Голоустного на Байкале, – обрадовался я.
Вот я встал, подошел к милицейскому патрулю:
– Ребята, я ваш бывший коллега. Вон парень сидит, он без ноги. Надо военный патруль найти: он не знает, где его часть. А ему надо туда…
И те:
– Хорошо.
Я вернулся, смотрел на проходящих, ругал казака и думал: меня не перехитришь! Боец все равно пройдет на поезд мимо меня, и я его обязательно перехвачу.
И говорил с пареньком.
– Нога… – я посмотрел на обрубок ноги.
– Да меня ранило, – отвечал тот. – Все убежали, я остался один. Вот осколок попал сюда, – показал на верхнюю часть бедра ближе к паху. – Если бы эвакуация была, я бы остался с ногой. А я выходил пятнадцать часов. И шел, и полз. «Птички» на меня пятнадцать сбросов. Я от них убегал. За деревьями прятался. Я тематику их понял. Она, когда скидывает гранату, щелчок, и только через три секунды взрыв. Я щелчок услышал, отпрыгнул. А на «птичке» две гранаты. Уворачиваюсь от второй. И так дальше. У меня рация была. Только стемнело, и рация начала светиться. И они меня увидели. А если у человека есть рация, значит, он не просто солдат. Вот они за мной и охотились.
– А ты кто по званию?
– Рядовой, но меня отправили с рацией, чтобы БК (боекомплект. – Примеч. авт.) доставить.
– А ты на чем доставлял?
– На ногах. С двумя рюкзаками. В каждом рюкзаке по три снаряда. Килограмм пятьдесят в двух.
– А далеко?
– Расстояние небольшое, километра полтора, наверно.
– А как ты шел… Снег небось.
– Да на Новый год снега не было, а тут выпал…
– А когда тебя ранило?
– 10 января, в три дня… Выбирался до семи утра…
– За пятнадцать часов всего полтора километра?
– Да, сначала три часа пролежал. А потом я просто дезориентировался. И дорогу обратно не понимал. Знал, куда идти, а там везде тропинки. Тем более когда они сбрасывают. То сюда падаешь. То туда. А встаешь уже потерял ориентацию. Не понимаешь, откуда шел.
Федоров и Юргатов
Боясь упустить поезд на Санкт-Петербург, спросил проходящего мужчину:
– Сколько время?
Тот посмотрел на часы:
– 10:27…
«Еще поговорю», – решил я.
– Пятнадцать часов… – вернулся к теме разговора. – Крови небось потерял…
– Конечно… Под утро встретил группу, которая выносила людей, и они меня проводили до блиндажа, где оказывают первую помощь. Там посмотрели, затампонировали, перебинтовали, отправили дальше. В другой блиндаж. Там тоже посмотрели, два часа поспал, еще прошли километра два, приехал уазик, увезли в деревню. Там тоже осмотрели, и потом уже в Россию. В один госпиталь в Белгород. Мы вечером приехали, потом меня увезли в другой госпиталь, тоже в Белгороде. Там ногу ампутировали. Там полежал, и в Санкт-Петербург…
– Ты сказал: «все убежали…»
– Да, я носил не один, с дедком… Когда меня ранило, он и ходу…
– А ты про него рассказал?
– Когда меня раненого привезли, мне сказали: «Молодец, мы слышали тебя по рации. А деда еще не видели». Такие вещи там так не оставляют… Бросил, не помог… Найдут, «поговорят» с ним…
– А позывной у тебя?
– «Ярый». По имени Ярослав, – и назвал фамилию: – Юргатов.
Совсем не похож: паренек выглядел мягким, беззлобным.
На Купянском направлении
Еще несколько раз набрал номер казака, но тот не ответил.
«Скрывается».
Узнавал у паренька: он родился в 1999 году, учился в Первомайском в школе, поступил в ПТУ там же в Первомайском учиться на тракториста-машиниста, в армию ушел в 2017 году, служил в Забайкальском крае в мотострелковой части. Женат, есть ребенок.
Юргатов в армии
– А как получилось, что поехал на СВО? – спросил я.
– С самого детства я чувствовал какой-то патриотизм. Я 23 декабря 2023 года подписал контракт, а через пять дней после подписания, 28 я уже был на Украине в Луганской области. Нас в Воронеже собрали, мы там побыли буквально два дня, и отправили. Обитали в Марковке. 25‑я штурмовая бригада. Никакой подготовки. Повезло, что я служил срочную службу. Какое-то представление имел, как автомат в руках держать.
– Безусые парни, и уже штурмовики… И куда попал?
– 6 января поехало два «Урала», нас пятьдесят человек загрузили и туда, на передок. На Купянское направление. Из пятидесяти нас шесть вышло, кто 200‑е, кто 300‑е, кто убежал, пропал без вести… На передке вообще не было никакого вооружения (я понял: артиллерии, минометов и пр.). У нас РПГ и танк у противника. У нас один дрон. А у них один собьешь, прилетят еще три. А у нас один и тот разведчик. Он меня вел, когда я туда ракеты нес. Надо мной висела наша «птичка» и говорила, куда идти, куда повернуть. А там мужики в окопах сидели с РПГ.
– И ты тащил на передок…
– Да…
– Это твоя обязанность?
– Я был караванщиком. Носить тем, кто впереди сидит в окопах, еду, сигареты, воду. Боеприпасы.
– Ты караванщиком ракеты для РПГ понес.
– Да, но я еще ни разу не бегал караванщиком. Меня как-то берегли. Я недавно приехал. Пока привыкну. А тут мы готовились к штурму. Отправили двоих снаряды носить. Одного затрёхсотило и второго тоже. Снайпер в каску ему попал, он живой, но контузило, а у второго в ногу ранение. И командир, позывной «Мерседес», забежал: «У кого есть жгут?» И я уже сам вызвался. Хватит сидеть. Я говорю: «У меня три жгута, и я знаю медицину и могу оказать им помощь». Он говорит: «Ну все, бери рацию, беги туда. Оказываешь им помощь. Берешь эти ракеты и уносишь дальше». Вот я тому, кому в ногу ранение, жгут наложил и отнес, положил его в ямку. А контуженный сидел в норе. Человек пять сидело, и он там. А я рюкзаки забрал. Еще мне деда дали, и вот мы с ним эти рюкзаки и туда поперли. Мы донесли… А наших укроповский танк кошмарил. Наши из РПГ его и подбили. Нам с дедом задача там сохраниться. Мы залегли. Начался обстрел. Клали, чем только можно. Артиллерия, минометы. И снайпер еще у них работал.
– Мстили за подбитый танк?
– Огорчились. Мы час прождали и решили выбираться. А когда меня ранило, я уже говорил, дед испугался и убежал. А я часа три лежал. И трое парней с нашего полтинника (пятидесяти человек. – Примеч. авт.) шли на передок в окопы. Они мимо проходили, и я одному сказал: «По рации передайте, что я здесь лежу». Меня-то по рации запрашивают: «Где ты?», «Где ты?», я им отвечаю, а рацию-то засыпало песком. Они меня не слышат. Вот эти парни, когда проходили, я им: «Передайте по рации, что я здесь». Они: «В блиндаж залезем и передадим». Они только в блиндаж залезли, и туда прилетело: два 200‑х и один 300‑й… Я сказал, из пятидесяти человек шесть вышло. Остальные 200‑е, 300‑е, кто сбежал, кто пропал…
«Упредили наш штурм», – понял я.
Облом с одним бойцом, помощь другому
Спохватился:
– 10:35… Ладно, если тебя больше не увижу… – пожал руку. – Удачи…
Бегом в подземный переход. Сбежал по ступеням, пробежав его, выбежал на платформу и налево: нет никого в камуфляже? Нет. Направо: нет. А тут объявили прибытие поезда на Петербург, и я теперь смотрел на повалившую из перехода толпу. Разглядывал проходящих мимо мужчин и женщин, парней, особо обращая внимание на тех, кто был в военной одежде… И то к одному, а он: «Ты уже меня спрашивал», к другому. Они все уже прошли через мои руки… И ждал, ждал, вот поднимется из перехода боец с рюкзаком и с ним мужик в кубанке…
Вот появился состав. Я подался ближе к выходу из перехода: сейчас выйдут. Но поднялись мужики с чемоданами, и паренька с рюкзаком и казака в кубанке с ним не видел…
Вот повалили пассажиры с поезда, а я туда-сюда.
Вот отъезжающие стали садиться и перрон стал пустеть, а я все рыскал, готовый кинуться к пареньку…
И держал в руке книгу…
Но…
Вот поднялись в тамбуры проводники, вот свернула красный флажок проводница крайнего вагона, я напрягся, готовый к рывку и на секундное общение: только сунуть книгу и сказать пару слов, вот проводники захлопнули двери, раздался свисток, и состав пополз. А я еще стоял на перроне, думая, вот если вбежит.
Оставшись один на платформе, спустился в переход, прошел пятидесятиметровое подземелье, поднялся по лестнице и увидел Ярослава. Рядом с ним сидел капитан, и они куда-то названивали.
– А что же комендатура? Неужели не могут отвезти? – я упрекнул капитана.
– В комендатуре есть машина, но она постоянно занята. Не повезет… – оправдывался тот.
Оказалось, воинская часть Юргатова за городом, а как туда ехать, толком никто не знал. Не могли помочь и при заказе такси: требовали точный адрес. А какой адрес, если часть в палаточном городке в поле?
Теперь я озаботился другой проблемой и успокаивал Ярослава:
– Не волнуйся, тебя довезу. В крайнем случае поедем ко мне домой, а оттуда уже будем выбираться.
И вот кое-что выяснили: село… Там СНТ… Там, там…
Я знал это место. Когда мои сыновья учились в военном училище, мы с женой ездили туда по полям проведывать их, курсантов. Но теперь ехать, когда снег, там же может быть занос и не проедешь. И ладно бы парень был ходячим, а он на костылях. Далеко по полю не пройдет. Да еще заснеженному.
Казалось, тупик…
И вот все же заказал такси. Все-таки решили ехать на свой страх и риск, а там добираться… Но приходил один поезд за другим, и заказ на такси принимали, но потом снимали: нет возможности. Понятно, сколько желающих вываливало с поездов…
Снова заказал такси…
Снова: такси обождите…
Я смотрел на паренька:
– Не холодно?
Сам кутался в меховой куртке.
А тот:
– Нет, я же с Байкала…
Закаленный.
Вот с капитаном стали ловить частников…
Уговаривать…
И когда я почти уговорил одного частника-кавказца, оказалось, Ярослав уже сел в машину к другому водителю.
И, подбегая к легковой, собирался подсесть к нему на заднее сиденье, как он:
– Спасибо, я сам доберусь… Сам…
А водитель:
– Я его довезу до самой проходной…
И у меня отлегло: довезут, и моя помощь уже не понадобится.
И разве что успел сунуть книгу:
– Ярослав, это мой тебе подарок…
Не стал объяснять, что он предназначался другому.
Хотел заехать в зоопарк глянуть на волка и енотов, которых привезли туда ночью, но директор на мою просьбу сказал: «Сейчас карантин… Ветеринары… Так что попозже…»
Сел в маршрутку, доехал до цирка, а там шел, проветриваясь и приходя в себя после растянувшейся на полдня беготни с бойцом-астматиком.
И невольно поминал казака: что ж, как тебе понадобилось, всех на ноги поднял, генерала, меня, а потом кинул…
И думалось, что казак с бойцом не доехали до Придачи: иначе бы я их увидел.
Но зато я не потратил время зря: помог рядовому Юргатову.
Известия бьют наотмашь
Когда поднимался по лестнице домой, позвонил Тройнин:
– Миш, да там как? Ведь в Питер его собрались везти, там кто-то вышел на питерскую прокуратуру, позвонили сюда, в общем, сказали: не надо никаких интервью…
«А, задело вояк», – понял я.
– Ему сказали: ты же в армии служишь… – продолжал генерал.
– А вы хотели звонить в Москву прокурору…
– Да нет, там и так обошлось.
– Так где он?
– Отправили питерским поездом…
– Как, а я дождался отправления и его не увидел… – сказал, а потом: —А я бойцу книгу хотел подарить…
«Вот что значит казак: не счел мне нужным даже сообщить, не отвечал по телефону, – подумал о знакомом генерала: – Как возмущался…»
– Они не захотели, чтобы писали…
– Ладно, с этим утряслось, испугались, а если с другим такое? – не соглашался я.
– Это, конечно, безобразие…
– Вот в этой ситуации генерал Тройнин нашелся, писателем припугнули, а у другого такого генерала…
Мне стало горьковато, что генерала использовали, а вот по-человечески не подошли, на мои звонки не отвечали, даже лишили книги паренька! А как лично ко мне… Видимо, спрятались в машине, я ведь весь вокзал обошел трижды, всех эсвэошников порасспросил: «Вы не на питерский (поезд)?» Все военные патрули замучил: «Видели ли такого…?»
«Бессовестный казак. Сам раскочегарил и бросил…»
Он генерала и меня использовал для того, чтобы нагнать страху, а когда это удалось, просто отбросил, как использованную тряпку.
Из дома позвонил бойцу:
– Ярослав, ну как?
– Доехали до КПП. Все нормально…
Я с облегчением вздохнул.
Когда на следующий день позвонил, чтобы узнать, как он устроился в части:
– Ярослав, ну как ты?
Он ответил:
– В часть вчера я не попал.
– Да ты что?! Ты же сказал: он тебя довез…
– Час простояли у КПП, никто не приехал, чтобы дальше меня провезти на военной машине.
«Ну, бараны!» – я снова не находил себе места.
– Где ты сейчас?
– Квартиру снял.
– А ты же сказал, что у КПП…
– Да, мы час там простояли, никто не приехал, и уехали…
– А где снял?
– У госпиталя…
– Я же рядом живу… А в каком доме?
– На пятнадцатом этаже…
– Тебе надо отметиться в комендатуре, иначе прицепятся…
– Да нет, у меня в запасе десять дней… Я завтра еще раз поеду. И если что, на костылях пойду.
– Ты с ума сошел! А в снегу замерзнешь?
– Будем прорываться.
– Я к тебе приду…
– Приходите…
Он назвал адрес, а я запомнил его как «Краснознаменная, дом 52а…»
Повторная встреча
Мне пришлось покружить. Сначала на Краснознаменной я долго искал дом 52а, высотку… Такой не нашел. После звонков Ярославу понял, что ищу не на той улице, и вот перешел на Чапаева. Найдя дом 52а, кружил вокруг него, не зная к какому подъезду подойти, а потом ожидал Ярослава, который обещал спуститься и встретить.
После кружений все-таки дождался бойца.
Он стоял на костылях на тротуаре.
– Скользко, – заметил я.
– Да, к другу в госпиталь пришлось ехать на такси…
Мы поднялись на лифте на пятнадцатый этаж и расположились в однушке: я сел на диван, он – на кровать.
– На всякий случай, если и завтра не получится, скажи, в какой ты части…
Думал подключаться.
– …
– У тебя какая должность?
– Я старший механик-водитель по военному билету…
– Я посмотрел: Первомайский… Там у вас комбинат был… Посмотрел: кварталы, добротные дома, а сейчас все сдохло…
– Да, как и везде…
Последствия горе-приватизации давали о себе знать в любом уголке страны.
– Вот ты на передовой. В окопах, холод до минус 25. Как ты там?
– На адреналине тепло… – улыбнулся Ярослав.
– В блиндажах…
– Там тепло. Свечки окопные. Спим в спальниках. Рядом друг с другом…
«Как собачки», – вспомнил живущих в соседнем дворе четвероногих.
– Вот ты в полях: снег. Овраги. Вас привезли…
Юргатов:
– Да, и сказали: идите. Мы шли до передка километра три. Тащили товарищей… Ну, пенсионеров, которые идти не могут. Он сам по себе идти не может, а на него еще надели бронежилет, дали автомат, каску, и иди. Вот мы и несли и его, и бронежилет, и его каску…
– Вы на смену пришли?
– Да…
– До окопов противника какое расстояние?
– Как сказать…
– Ну не сто же метров?
– Побольше…
– Они же могут сунуться…
– Над нами летала «птичка», – рассказывал Ярослав: – Человек в туалет пошел, «птичка» сбросила гранату, перелом ноги…
– Страшно было?
– Конечно… Но я как-то старался отключить все эмоции. Так было проще. Страшно-то все равно было. Больше опирался на то, что если суждено мне вернуться домой – я вернусь, а если нет, то я здесь и останусь. Вот такое успокаивает.
– Ну, а кто-то срывался, наверно?
– Да, и убегали. И найти не могли. Вот со мной был товарищ-башкир, ему тридцать два года. Все нормально было, а как только его на задание послали на эвакуацию выносить, обстрел начался и больше его никто не видел. По рации: «Где ты?», «Где ты?». Так и не нашли. Куда-то убежал.
– Ты сказал: в штурмовой бригаде. А приходилось окопы противника брать?
– Нет…
– А они на ваш окоп?
– Тоже нет… Я с какой целью ехал, где-то в глубине души понимал, что зачем-то я нужен помочь, но цели убивать людей у меня не было. Есть же такие парни, которые едут: вот мы всех их положим… У меня такой цели не было.
Рядовой Юргатов
– Но если бой, когда если не ты, то он тебя убьет… Помню рассказ одного еще по Афгану. Он не мог стрелять, а командир его в пинки, и вот видишь, а там моджахед нашему парню горло перерезал… Тот сразу очухался и стал бойцом. Когда драка, тогда…
– Да…
– Получается, ты пробыл на передовой несколько дней, с 6 по 10 января, и ранен.
– Да, вот так получилось…
– Извини, ты без ноги…Как тут?
Вспомнили фигуриста Костомарова, которому ампутировали конечности, а он все равно встал на коньки. Летчика Маресьева. Инока Киприана. Они жили с протезами.
Ярослав:
– Я лежал в Питере в госпитале. Там много всяких. Без ног, без рук… Все на что-то надеются, держатся…
– Помогает вера… Что-то все-таки есть…
– Да, когда я раненый лежал в поле, утро, мне бабушка привиделась и говорит мне: «Ярослав, вставай!» И потом мама рассказывает, что в это время ей мой дедушка: «Разбуди Ярослава…»
– Вот на расстоянии… Поднимайся, иди, иначе…
Ярослав:
– Я в Воронеже встретился с таджиком. Он мусульманин. Мне рассказывал про веру, про Бога, про Аллаха. Мне это было так интересно. Мог слушать его часами. Но его увезли раньше. Мне потом так хотелось его на передке увидеть. Так я его и не встретил. В Белгороде, когда я там оказался, открыл глаза, а он стоит около меня и держит меня за руку. Я даже не сдержался, расплакался…
– А он что?
– Тоже раненый, с рукой.
Мы говорили, а я потом:
– А какие планы?
– Я контракт не буду расторгать. Я с этим контрактом в военкомат.
Ярослав Юргатов с губернатором Осиповым
Поняв, что он хочет продолжить служить, рассказал:
– У меня коллега в Чечне две ноги потерял. Но его оставили в органах. Он у нас в УВД руководил службой кинологов… Я слышал, что раненых офицеров отправляют дослуживать в военкоматы.
– И я планирую…
– А там и в училище военное.
– Да. Наш читинский губернатор прилетал к нам и сказал: обучение, бесплатное высшее образование, с работой поможем, с квартирой…
Дай бог, чтобы помогли…
Замкнутый круг
Вечером 10 марта позвонил Ярославу с намерением узнать, как, добрался или нет, но тот не ответил.
Но на следующий день в 7:56 прислал эсэмэску:
«Выезжаю в часть».
Выходной выждал и решил ехать в понедельник уже наверняка. И я был в полной уверенности, что все уладилось.
Если бы…
В 12:35 только я сел в автобус, направляясь в техникум, где должен был выступить со своими книгами перед учащимися, как раздался звонок:
– Михаил Иванович, скажите…
– Ты в части? – перебил вопросом.
– Да нет… Все по-печальному…
– Как это?!
– Да приехал, они военник посмотрели: «Ты не наш. У тебя часть другая».
– Не понял…
– Я тоже. Меня ведь направили сюда и билет дали.
Вспомнил, как он приехал питерским поездом в Воронеж.
– «Тебе в Лугу надо, там часть», – говорят…
У меня сердце готово было выпрыгнуть. Даже забыл поинтересоваться, как Ярослав добирался в часть. До КПП, понятно, на такси, а там встретили его, или по полю на костылях пришлось идти. Дедом Морозом ввалиться в штаб.
– И где ты?
– Посадили в автобус на Москву, а мне нужен адрес комендатуры.
– Она в полукилометре от моего дома, но я уже уехал… А зачем она?
– Да позвонил депутат из Забайкалья и сказал: «Езжай в комендатуру». И я слез с автобуса, вызываю такси.
«Снова в поле».
– Ты в Интернет войди, – сказал. – Там найдешь адрес…
Потом:
– А депутат как объявился?
– Моя жена всех на уши подняла…
– Молодец жена!
Теперь ехал и ругался: ну черте-те что! Послали калеку в Воронеж, он приехал, а ему: ты не туда… Твоя часть вона аж где…
Ярослав Юргатов с женой
С каким-то напряжением рассказывал ученикам о военных, сражающихся на СВО, и подмывало поведать о вопиющих случаях с астматиком и калекой, но решил не портить ребятам настроение и про беспорядки в армии промолчал.
Проведя встречу, сел в автобус ехать домой и позвонил:
– Ярослав, ну что, добрался до комендатуры?
– Да… Они мой жетон взяли, пробили, оказывается, меня перевели из моей части 11 января… А я в это время по полю ползал… – недоумевал боец.
– Что творят?! Что творят?! – теперь из меня вылетало, что в мою сторону оборачивались пассажиры.
– И где ты? – спросил.
Ярослав:
– В госпитале у друга…
– Так что будем делать?
– Генерал с Забайкалья звонил, сказал, час, два подожди. А там решим.
Через два часа в 18:45 я позвонил:
– Как обстановка?
– Снял квартиру там же, где и был. Сказали, жди, завтра позвонят…
– Ты, наверно, по Воронежу накатал на такси…
Тот засмеялся. Оптимизму парня можно было позавидовать.
Я звонил Ярославу, он не отвечал.
Через день в 18:45 послал эсэмэску:
«Ярослав, что не звонишь? Где ты? Как?»
Он через пять минут ответил эсэмэской:
«Я в поезде. Еду в Питер»
Я ему:
«Куда, в госпиталь или в Лугу?»
Он:
«В Лугу. Вроде сказали: приедешь в часть, максимум три дня документы сделают, и в отпуск»
Ему:
«Удачи, брат!»
И теперь волновало: только бы там утряслось.
И где эта часть?
Тоже в поле или в лесу?
А там снега-то поглубже воронежских.
Теперь мне порой снится, как по бескрайнему снежному полю в сторону сереющих на горизонте у опушки палаток движется человек. Он без правой ноги. Выбрасывает вперед костыли, опирается на них, делает шаг левой ногой; снова выбрасывает, подшагивает… Вот снег углубляется, он выбрасывает костыли и тянет ногу по насту, оставляя полосу. Выбрасывает, подтягивает. Полоса удлиняется. Ее заметает порошей, и его самого вот-вот сдует и понесет, а он упирается, клонится вперед против ветра, против хлещущего снега, но на полметра, на четверть, вперед, вперед к палаткам, которые вместо того, чтобы приблизиться, удаляются. И ему кажется, что он заблудился, как тогда ночью под обстрелом с «птичек», и вот уже снег так глубок, что костыли на треть ушли в сугроб, нога, как боров, он ее выбрасывает, и она режет в наст. Вот костыли проваливаются наполовину. Ему хоть плыви. И палаток в снежном мареве не видно, а он упирается, движется…
Супротив всех невзгод, всех препятствий, всех ударов судьбы…
Вот какие у нас сильные духом парни служат. Одного всю ночь по госпиталям, больницам, комендатурам гоняют, а он держится…
Другого в части не могут встретить, а он на костылях по полям, по снегу туда прорывается… А встретив: ты не наш, дуй в Лугу…
И ведь держатся, не сдаются.
Честь и слава таким бойцам!
Что касается горе-командиров, горе-врачей, горе-казака – сами сделаете выводы.
13 марта 2024 года
P.S. 7 апреля 2024 года Ярослав вышел на связь, и я узнал, что он добрался до воинской части в Луге, где ему дали отпуск две недели. Правда, за свой счет, но он поехал домой. Отбыл две недели, вернулся в часть, ему еще дали десять дней, и он снова домой. Вот скоро поедет в Питер протез ставить. А по работе его уже позвали в военкомат на родине помогать. Планы? Пойти учиться и служить.
Я слушал, и в груди отдавало теплом: какой светлый человек.
С неистребимым чувством долга переносит все удары судьбы.