Воины СВО. Воронежцы. Книга славы и памяти — страница 14 из 21

Ветераны милиции-полиции

9 апреля 2024 года на подведении итогов работы ветеранской организации Главного управления внутренних дел по Воронежской области выступил председатель совета ветеранов Кантемировского РОВД Хрупин Игорь Алексеевич.

– В нашей ветеранской организации тридцать пять ветеранов. Для каждого ветерана установлен взнос: один процент от пенсии каждый месяц в 2023 году, в 2024 решили один процент от пенсии, но определили предел – максимум 2500 рублей. Ветераны из числа неаттестованных женщин от взноса освобождались. На дни рождения ветеранам дарим подарки. Подарок ценой 1900 рублей всем. А юбиляру кружка с его фотографией «От ветеранов МВД Кантемировского района».


Игорь Хрупин – слева


Я сам пил из кружки, которую мне подарили в библиотеке, и понимал, как это приятно.

– Подарки для всех одинаковые, – продолжал Хрупин, – и для сержанта, и для полковника. В этом году это одеяло на лебяжьем пуху. Дарим, если приезжает к нам, или сами едем к нему…

Невольно почувствовал, как под одеялом тепло.

Игорь Хрупин:

– Поздравляем с профессиональными праздниками (день участкового, уголовного розыска, день следствия…) по телефону. Я даю список начальнику райотдела полиции, и он звонит, поздравляет. И потом я звоню… Собрания проводим один раз в квартал, где я отчитываюсь, и все знают, куда ушли деньги. На что мы их потратили. И собираемся, получается, четыре раза в год.

В большинстве ветеранских организаций я такого сбора не наблюдал.

Хрупин:

– У нас два ветерана с тяжелыми заболеваниями: у одного два инсульта, у другого неудачная операция на позвоночнике. Один живет за 25 километров, другой за 35 километров от Кантемировки. Мы ходатайствовали перед больницей об их освидетельствовании, врачей возили к ним. В итоге они получили 1‑ю группу инвалидности, соответственно, прибавка к пенсии, на лекарства и т. д.

Заботились.

Игорь Алексеевич:

– Еще поздравляем женщин 8 Марта и вручаем им цветы и подарки. От отдела и от ветеранов. На 9 Мая совместно с руководством отдела поздравляем участников Великой Отечественной войны. Но со временем так получилось, что было четыре вдовы бывших милиционеров участников войны, на сегодняшний день осталась одна вдова. Едем вместе с заместителем начальника по воспитательной работе и поздравляем. Вручаем продуктовые наборы от полиции и от ветеранов. На 9 Мая, День Победы, и на 22 июня, День памяти и скорби, покупаем венки и возлагаем к Вечному огню. В этом году на 23 февраля проводились соревнования: сдавали нормы комплекса ГТО. В них принимали участие команды от полиции, от таможни, от пограничников, от МЧС и наша команда ветеранов. Мы заняли первое общекомандное место.

В октябре 2022 года после мобилизации, а мобилизация, вы помните, была 21 сентября, мы собираем деньги в районный фонд дополнительной помощи мобилизованным на спецоперацию. Мы, как пенсионеры, могли не участвовать, но мы приняли решение об участии. Кто дает тысячу, кто две тысячи. Из этого фонда всем семьям мобилизованных на СВО выдали по двадцать тысяч рублей. Когда появились раненые, их семьям, семьям погибших стали помогать из районного фонда. Разработаны типовые мемориальные доски, которые оплачиваются из этого фонда. У нас сейчас тридцать пять мемориальных досок на школах и ПТУ, где учились бойцы. Планируем сделать аллею памяти погибших на СВО. Также с августа 2023 года мы помогаем командиру артдивизиона, нашему земляку с позывным «Дантес».


«Дантес» с масксетями для артдивизиона


Хрупин показал фотографии:

– Вот на фото огромные свернутые холсты материи. Это утеплители для блиндажей. Печки-буржуйки, маскировочные сети, которые плетут женщины Кантемировского района, резиновые сапоги, вязаные носки, продукты питания. Противопростудные лекарства. Собираем в совете ветеранов. В отделе полиции у нас помещения нет, да и в этом нет нужды, потому что совет ветеранов размещается в моей охранной фирме, куда свободно можно прийти в любое время, а в отдел полиции пройти сложно.

Бойцы «Дантеса» ежемесячно приезжают за гуманитаркой с передовой к нам в Кантемировку. Два раза мы сами ее возили на машинах на бывшую границу, где таможня, и там передавали, перегружали на их машину.

Троих сыновей наших ветеранов мобилизовали на СВО. Мы им из собранных денег ежемесячно переводим по пять тысяч рублей.

Одного сына через три месяца комиссовали. Ему поставили три стента на сердце.

Сейчас сын другого ветерана ранен, находится в госпитале в Питере.

Третий сын третьего ветерана сейчас на спецоперации.

Всего ветераны с сентября 2022 года по 9 апреля 2024 года собрали на СВО и передали товаров на 761 тысячу 500 рублей.

На собрании все хлопали кантемировцам.

А ветеранский вожак генерал-лейтенант Тройнин сказал:

– Как я благодарен этому человеку. Он сам. Жена врач, заместитель главного врача, плетут масксети. Вся семья проникнута вот таким патриотизмом. Вот что радует. Вот он откуда: из Кантемировки. Человек – истинный патриот. Вот нужно брать с таких пример. Сколько вещей направили на СВО! Гордость берет за таких ветеранов!

Майор Игорь Хрупин

Я задался вопросом: кто такой Хрупин? Через день с ним разговаривал.

– Я родился в Химках, – рассказывал Игорь Алексеевич, – под Москвой. Мать там родила и приехала сюда в Кантемировку. Работала в животноводстве. Уже 20 лет нет ее. Здесь я ходил в школу. После 8-го класса заканчивал Павловское педагогическое училище.

– А кем хотели стать? Ведь кто-то по жизни в космонавты собирался.

– Ничего по жизни особенного не было. Или в милицию, или в космонавты, как вы говорите. Не знаю, чего я хотел. В училище учился на преподавателя физкультуры. После окончания училища месяц поработал учителем физкультуры в Титаревке Кантемировского района. Взяли в армию, попал в десантники. Тогда с восемнадцати лет разрешали ехать воевать. Афганистан. Это 1985–1987 годы. Двадцать один месяц в Афганистане. В Кандагаре служил, в разведке. Мой взводный Шаталов Сергей Семенович сказал: «Как отслужишь полтора года, будешь у меня замкомвзвода. А пока ходи с пулеметом». Был пулеметчиком. Была война, гибли люди. В разведвзводе по штату двадцать четыре солдата, сержанта и двадцать пятый командир взвода. Пока командир был нормальный, все шло хорошо. Но его, Сергея Семеновича, тяжело ранило, и его сначала увезли в Кабул, затем в Ташкент, а потом его комиссовали с военной службы. Он сам из Бишкека. Туда в военкомат комиссованный и вернулся. И мы потеряли с ним связь. А ему оставалось до замены всего сорок дней. Тогда офицеры служили по два года. Вот оно как… У меня есть фотография: мы у него на даче. Он надел китель пограничника. Там же граница, а он с военкомата. Потом общались. А мы служили кто где.

Показал фотографию:

– На фото слева Синица Александр. Он на протезе. Подорвался. У него орден Красной Звезды. Я – у меня медаль «За боевые заслуги», замком разведвзвода. Командир разведвзвода, награжден тремя орденами Красной Звезды Шаталов Сергей Семенович и Мартынов Эдуард, у него медаль «За отвагу».

Вот сидели, встречу отмечали. И у Шаталова: «А к нам не хочешь?» Он: «Меня же комиссовали. Не годен к строевой». – «Да ты скажи: хочешь или не хочешь?» – «Хочу». – «Ну, чтоб завтра в 10 часов был на ВВК (военно-врачебной комиссии)». А жена одного из пограничников заместитель председателя этой ВВК. И он прошел и служил в погранвойсках на афганской границе.

– Вы сказали: при Шаталове нормально…

Игорь Алексеевич:

– Он был грамотный. Благодаря ему мы выжили.

– Грамотность в чем выражалась?

– Со всего батальона разрешали наводить артиллерию, мы ж впереди, только Сергею Семеновичу. Со всего батальона минометы, Сергею Семеновичу! Авиацию – Сергею Семеновичу! Он был лейтенант, получил старшего лейтенанта при мне, а командир батальона, замкомандира батальона – только Сергею Семеновичу. Никому не доверяли. Если нет авианаводчика, то Сергей Семенович. Вертолеты, самолеты, все он. А воевали каждый день, через день. И вот когда его ранило – в зеленую зону заходили. В лес. Дали нам сапера. То ходили без сапера, а в этот раз дали. И был сапер с нами. Остановились мы, а командир взвода идет в основной группе. Впереди идет головной дозор. Там идет замкомвзвода. Любой, кто замкомвзвода, тот там и ходит. И получилось, что в головном дозоре я почти два года проходил, двадцать один месяц. Как говорят: с «молодости» и до «старости». И если что-то непонятно или что-то насторожило: присели. То есть присели, заняли боевую оборону. Круговую. А я вижу, что они сели. И подхожу: чего сели? Что насторожило? Что там смутило? Чего вы? И вот он пришел тоже. А в зеленке не видно, куда идти. Ну 20 метров перед собой видишь, 30 метров, 50. Он пришел: «Чего?» Ему: «Да вот так. Куда нам теперь идти?» Туда или левее взять. И пока они разбирались, а он карту смотрит: левее взять или правее. Там канавы, арыки. А сапер тут топтался возле нас. И наступает на мину, она взрывается, он подлетает, отлетает нога. Всех грязью обкидало. Там грунт в лесу, похожий на наш. Землей, камнями. Семенычу попали осколки: буквально с ноги и до головы. И в глаз в том числе. Его посекло осколками. Остальных, с ним рядом были три-четыре человека, их только грязью забросало. И все, обсыпало землей. А Семеныча ранило осколками в глаз. В ногу. В руку и после этого его комиссовали… Саня Синица, – говорил про крайнего слева на фото, – он в другой раз подорвался. А подорвался он, я на всю жизнь запомнил число, 22 июня. Тоже мы ночью шли на гору. В горах было. Там Александр Македонский ходил. Посты его. Крепость Александра Македонского. Сашка был в другой группе. Мы взрыв услышали, а потом по рации: «Синица ранен»… А Эдик Мартынов, – говорил про четвертого на фото, – вместе с Саней призывался с Сургута в один день. Мы с Валеркой, мой кантемировский земляк, 19 октября 1985 года с Кантемировки, вернее, с Павловска, а они с Сургута тоже 19 октября. И Эдик раз, дернулся к Синице. Я придержал его. А не видно, куда. Уже не поможем, Саня пострадал. Эдик туда. Тихо идем. И когда дойдем, уже мы ничего не сможем сделать. Надо смотреть под ноги, мины. Ну и все. Мы дошли туда. Промедол был у меня. У командира был и у меня. А Семеныча к этому времени не было. Пришли туда. Саня потом рассказывает при встрече: «Я помню, ты пришел и жгут мне наложил». Перевязал его. Он: «Мне жгут наложили выше колена». А оторвало ступню. Жгут наложили выше колена. А я перевязал где положено. Я был смекалистый по медицинской части. Саня: «А я смотрю, они не туда вяжут. Ты же перевязал хорошо».

– То есть жгут нужно было ниже наложить?

– Да, я наложил ниже, сантиметров десять, где можно было наложить, от обрыва. И его же оперировали. Отрезают выше жгута. «А то, – говорит, – колена бы не было…»

– Бились с моджахедами…

– Конечно. В открытую они побаивались. В трудную минуту они как бы трусили, так сказать. Но воевали. А если слышали, что их давят, все, уходили.

– А было ночью наскочат, вырежут?

– Думаю, это байки. Такого не слышал.

– Ну, а первая смерть? «Я убил»…

Игорь Алексеевич:

– Надо перебороть себя. Помню первый выход, в горах. Один моджахед с пулеметом остался. Они отходят. У них же там городки, кишлаки. Он с пулемета прикрывал, но мы его ранили со ствольного гранатомета. Бах, и у него стопа отлетела. Мы же там в головном дозоре. И его отбросило при взрыве от пулемета. Он лежит раненый, мы к нему подобрались. Перестал стрелять. Значит, попали. А он лежит и: «Дуст». Дуст по-афгански: друг. «Я друг». Мы: «Какой же ты друг, если в нас стрелял». А его от пулемета откинуло, а хочет пулемет взять… Ну, мы выпустили по магазину. Втроем. То есть три человека патронов шестьдесят. Мы в него разрядили, а он после этого еще застонал и перевернулся… Лежал на спине. Это дает как бы… Ты же видишь, что ты убил. Когда ты стреляешь в лесу, не видишь, попал не попал, а это вот в упор. Разрядили, а он стонет и переворачивается… И ты видишь, как умирает…

– Тут либо он тебя, либо ты его…

– Война, это не шутейное дело… Дослужился до замкомвзвода. Каждый месяц будет считаться за три, когда станешь уходить на пенсию. Когда вернулся, я – учитель. А учителю этот срок не идет в стаж. Там только педагогический. И я понял, что надо идти в милицию.

– А конкретно, как получилось уйти?

– Да с замполитом райотдела в футбол вместе играли. Он и подтянул. Я работал учителем и проходил комиссию. Пошел в милицию сначала в инспекцию по делам несовершеннолетних, у меня же педагогическое образование. Вскоре перевели в уголовный розыск. Закончил Волгоградскую высшую школу милиции и последние семь лет до выхода на пенсию был начальником уголовного розыска.

– Самая тягловая работа…

– В 2002 году ушел… Начальник новый пришел, и я его Вовкой называл. Я с рапортом на отпуск, а он: пиши на увольнение… Я не стал цепляться. У меня двадцать один год выслуги. Решил уходить, хотя зональный из управления розыска Перелыгин приезжал, все говорил: «У Игоря Алексеевича все нормально…» Он так многих поувольнял. Начштаба.

– Я знал таких, которые зачищали отделы…

– И этот такой… Начштаба тоже погнал… Был подполковником, пистолет потерял…

– Обычно за утерю увольняли…

– Да, у нас дежурный уронил в туалет. И канализацию выкачивали… Нашел пистолет, все равно уволили… А этому полковника присвоили…

– И как судьба дальше у него?

– Потом в Калач перевели. А там полицейские «погорели». Там дело возбудили. И его турнули. Вернулся в Кантемировку…

– И как он, состоит в вашей ветеранской?

– Состоит… Но я зла не помню, пусть состоит…

– А вы?

– Я ничего. Ветераны у меня на охранной фирме. Ведь в отдел не зайдешь, а сюда вход свободен. И в любое время заходи. Вот так мы живем-работаем.

– А сыновья ветеранов, кто-нибудь на СВО пошел?

– Да, у Жилы Сергея Владимировича… Он ранен, лечится сейчас…

Хрупин переслал мне номер телефона отца бойца, и теперь я планировал переговорить с Сергеем Жилой.

Старший прапорщик Сергей Жила

Связывался с Сергеем Владимировичем, он то занят был – работал в службе спасения на приеме вызовов по «112», то я, и только 27 мая мы с ним поговорили.

– Мне Хрупин говорил, что вас интересует мой сын…

– Да, – ответил я. – Но сначала, как говорят, откуда корни? Откуда вы?

– Я родился в Воронеже.

– А как же, в Воронеже и на самый юг области попали?

– Родился в Левобережном районе в Воронеже, там, где авиазавод, дома красные. Там и родился. Мама – с Воронежа, а отец – кантемировский. А сын у меня родился в Москве.


Сергей Жила на работе


– Во! А в Москве как? – еще больше удивился я.

– После армии, а служил в Германии, вот уехал в Москву и работал в милиции. 1‑й вневедомственный полк. Охраняли самый центр Москвы.

– У нас в Воронеже во вневедомственной охране дежуришь с собачкой сутки через двое…

– У нас без собачки, и сутки – трое. На Красной площади два объекта было. Собор Василия Блаженного и ГИМ, Государственный исторический музей. Ну и вокруг много объектов. Охрана гособъектов. Министерство финансов… Там пропускной режим.

– А вот охраняли собор, музей…

– Ну там как, выставки были. Мне раз бабушка говорит: «Сынок, а ты знаешь, что ты охраняешь?» – «Не знаю». Это в ГИМе. «Ну пойдем покажу». Заводит меня в одну комнату, а там всякие чаши, золото, вся комната уставлена. Это же исторический музей, история… Я вот с 1985 года в Москве.

– А показатели работы у вас какие? Вот если в Воронеже, то сколько «мелких» задержал (совершивших мелкое хулиганство. – Примеч. авт.), «за появление» (появление в общественном месте в нетрезвом виде. – Примеч. авт.)?

Жила рассмеялся:

– Какие еще «мелкие»… Нет, у нас охрана гособъектов, а не нарушителей общественного порядка на улицах ловить…

– А были прецеденты, чтобы похитили…

– За мое время не было таких прецедентов, чтобы кража. Ничего. Мы и скупочные базы охраняли, где перевалочное золото. Ни разу не было ни покушений, ничего. Мы самый центр охраняли. Если что-то и произойдет, то через три минуты будет перекрыт весь центр. Так что туда, наверно, и никто не решался сунуться. А жили на Алтуфьевском шоссе в общаге. Там рядом гостиницы «Восход», «Заря». А потом – в Отрадном.

– Сколько лет отслужили в Москве?

– Одиннадцать с половиной лет. Женился, родился один мальчик, второй мальчик. Старший сын у меня там погиб. Убили. Заступился за друга, в общем, моего сына били, пока не убили.

– Это в каком году случилось? – спросил я, помолчав.

– В 2010‑м году. Было ему на то время двадцать четыре года. Звали его Максим. Он маляр-штукатур. Последнее время работал в МИДе в отделе, где штукатуры… И вот. Максим был, как говорят, мухи не обидит. Заступился за друга. Друга с первого удара, как говорят, вырубили. А сына били, пока не убили. Их через час поймали, один мастер по боксу с Украины, а второй был бывший омоновец с Воронежской области из Хохла…

– Наш еще, – я тяжело вздохнул.

Знал рабочий поселок Хохольский около Воронежа.

Жила:

– Вот так…

Удары судьбы преследовали моего собеседника и его близких.

– А вы сами как оказались в Кантемировке?

– В 1996 году перевелся сюда тоже во вневедомственную охрану. Я был командиром отделения. Дети со мной переехали, я потом развелся с первой женой. Дети со мной оба. Я их воспитывал. И старшего, и младшего. А потом меньшего. Он футболом занимался с 8 лет, играл в Кантемировке. Старший сын ведь уехал в Москву. Стал там учиться. Училище закончил строительное, потом техникум и в институт поступил тоже строительный. А потом и меньший Андрей туда уехал. Он там учился в спортшколе и занимался футболом, много клубов поменял. За ЦСКА, «Динамо» играл по мини-футболу.

– Вот вы перевелись в Кантемировку. Одно дело – центр Москвы, объекты на Красной площади. А тут… Как вам здесь?

– Да как. Главное, любить свою работу. Я влился в коллектив. Я перевелся с Москвы, и два товарища перевелись с Питера во вневедомственную охрану в Кантемировку.

– Со столиц и в самый дальний район Воронежской области.

– Ничего. И я работал до пенсии, пока в 2014 году не уволился.

– С какой выслугой?

– У меня был перерыв семь с половиной лет. Пришлось уволиться, меня немножко подставили. Это уже в Кантемировке. А потом я восстановился и продолжил работу. Ну, мою историю знали все, почему я уволился, и в Воронеже, и в Кантемировке.

Я не стал интересоваться историей увольнения, знал множество обстоятельств, когда сотрудник оказывался за бортом милиции.

– Вы с Игорем Алексеевичем работали…

– Да, он был в розыске, я – в охране. Раньше все дружили независимо от того, где ты работаешь, в какой сфере. То ли участковый, то ли розыск, все дружно. Это сейчас как-то все подразделения сами по себе.

Младший сержант Андрей Жила

– Давайте о младшем сыне.

– Андрей учился в Москве, стал взрослеть, футбол пришлось бросить. Это ему лет шестнадцать. Тяжело ему стало: у него ноги болели. Уехал к матери в Калугу, у нее пожил. Потом произошло такое, что умерла мать, моя первая жена. Это в 2016 году…

Парню не везло: мать ушла из жизни. Брат.

Сергей Владимирович:

– Перебрался ко мне в Кантемировку. И стали вместе жить. Это где-то ему 25 лет. И с того момента, как говорится, мы бок о бок с ним. Поработал в Кантемировке немного, специальности ведь не было, уехал в Воронеж, там работал.

– А в армии он служил?

– Служил. Под Владимиром. Но там была очень крупная дедовщина как раз перед ним. Там много поувольняли офицеров, и он попал туда. Но там такого уже не было.

– И вот 2022 год.


Андрей с отцом


– Да. Сентябрь. Мне звонят насчет Андрея. Ему повестка. Я объясняю: «Мой сын в Воронеже». Звоню Андрею: так и так, вот тебе повестка по мобилизации. На что он мне ответил: «Я прятаться не буду. Сейчас выезжаю». Утром выехал из Воронежа, в обед приезжает в Кантемировку. Даже домой не зашел. Собирали их в Доме культуры. Пришел в Дом культуры, а из Дома культуры их сразу повезли в Богучар. Так что, он и дома не побыл. В Богучаре он побыл два дня, а те, кто с ним был, они были два с половиной месяца. А он два дня побыл, и его сразу на Валуйки. И с Валуек через день уже на танк и в Кременную. Считай, с момента мобилизации, через неделю он был в Кременной.

– А кем?

– Он в армии был танкистом, заряжающим, и здесь на танке его туда. История такая, что два экипажа их направили, как он рассказывает, на защиту какого-то моста. Как сын рассказывает, его танк пришел в негодность, не знаю, что там, но танки были старые, и его танк эвакуировали в Валуйки. А второй танк, их подорвали, и экипаж два с половиной месяца выбирался своим ходом. Про них уже и забыли. А мне звонят из военкомата: «Где ваш сын?» – «Как где? Вы же его призвали». А его потеряли в списках: где он и чего. Ну знаете, у отца сразу мысли какие: «неужели он куда-то там…» (плен, отбился от части. – Примеч. авт.). Я звоню Андрею по телефону: Андрей, так и так, ты где? «Я здесь, пап, в Валуйках». Потом он был в Бирюче. Ему предложили в рембат.


На ремонте


Мне отец прислал грамоту за подписью командира войсковой части 41718 о награждении младшего сержанта Жилы Андрея Сергеевича в честь 2‑й годовщины образования 215 ремонтно-восстановительного батальона.

– То есть он вышел оттуда?

Сергей Владимирович:

– Да, когда его танк был разбит, его привезли туда. И ему предложили в рембат. И вот он был в рембате, не знаю, но больше полгода. Он говорит: «Пап, руки отваливаются. Крутим, вертим, эти болты-гайки закручиваем». Говорит: «Я уже с закрытыми глазами могу танк весь собрать и разобрать».


Андрей в части


Потом ему предложили перейти в роту эвакуации. На БРЭМ[50]. И его переводят в роту эвакуации. Рота для чего? Вытягивают с передовой разбитую технику. Ребят. И его в эту роту. И вот они периодически, по очереди, выезжают «за ленточку». Эвакуируют… И вот последний выезд. Его направили туда.


Андрей с экипажем


– Кем он там?

– Сцепщиком. Но по всем специальностям мог…

– Мастер на все руки…

– Да. Мы с ним периодически поддерживали связь. И в один день, второй, дня четыре от него нет никаких вестей. Уже у меня мысли разные…

– Да тут через день будут мысли…

– И потом в «Одноклассниках» со мной на связь выходит девушка, она сама из Белгорода. И говорит: «Сергей Владимирович, вы не переживайте, сын… – заплакал. – Жив. Здоров. Только раненый. Лежит в госпитале». Дала номер. – Жила произносил слова через силу. – Я сразу перезвонил на этот номер. Документы Андрея остались там, на Украине. Там они жили в каком-то подвале, где обычное их место жить.

Это потом уже ребята привезли телефон и все передали. А поначалу… Что я хочу сказать. Спасибо огромное его ребятам. Экипажу, – голос Сергея Владимировича дрожал. – Не бросили его! Он, ну как там. Андрей потом сказал: они только разбитый танк подцепили вытягивать, и тут сразу прилеты. А они на броне сидели втроем. Андрей сидел с краю. И у него зацепило всю левую сторону. И он весь в крови. Ребята под бомбежкой отцепили этот танк и быстро повезли Андрея в госпиталь.

Представлял, как мчалась бронированная махина по заснеженному полю, увозя раненого бойца.

Это чудо, что спасли ногу

Сергей Жила:

– Там же, на Украине. Он потерял много крови. Нога лежала на груди, на одних ниточках лежала. Это чудо, что ему спасли ногу. Спасибо хирургам, которые на Украине… Не могу, – отец не мог успокоиться и швыркал носом, речь его прерывалась, восстанавливалась, – спасли ему ногу. Потом из госпиталя на Украине отправили в Валуйки. Из госпиталя в Валуйках переправили в Белгород. Вот девочка из Белгорода и нашла меня. Ее зовут Ира.

– Медсестричка…

– Да.

«Вот о Ире тоже надо написать».


В госпитале


Отец:

– И Андрея с Белгорода на самолете переправили в Петербург. У него серьезное ранение: левая сторона, рука и нога. На данный момент у него в руке, где кисть, восемь осколков. Они останутся пожизненно.

В присланном фото я рассматривал осколки: обрубки железа разных размеров, форм, с заостренными углами.

Из меня рвалось: «Сволочи. Чем стреляют…»

Представлял, как эти железяки могли рвать тело человека.

Сергей Жила:

– Нога выше колена разбита вся. Не было ни мяса, ни костей. Одни ниточки. Чудом спасли ногу. Скоро будет полгода, как он в госпитале. 16 декабря 2023 года он был ранен.

– Вы говорите, 16 декабря. А ведь был сильный мороз…

– Вот вам и мороз… Его в Питере в один госпиталь, потом во второй, в третий, а сейчас из госпиталя перевели в санаторий. Недавно он только начал на костылях ходить. Но он еще на ногу не становится, в коляске все время ездит.

– Сейчас в санатории в Заозерске. Ленинградская область. Недели три там пробудет, и командир части Андрея пообещал выделить ему машину, чтобы приехать за ним. Его через две недели должны привезти в Курск на ВВК. Если не получится, будем своим ходом добираться. Или я поеду за Андреем, или он на поезде. Сначала хотели на самолете, но только до Москвы. Потому что в Воронеже закрыт аэропорт, в Ростове тоже закрыт… Командир сказал, что Андрея представили к награде, а к какой, неизвестно. А дальнейшее, в Курске побудет на ВВК, дней десять, потом поедем домой в Кантемировку.

Отец:

– Андрей сказал: чтобы ему восстановиться, это примерно год нужен. Может, опять в госпиталь, но потом скажут. И спасибо всем его сослуживцам, что не бросили, – голос Сергея Владимировича Жилы снова дрожал, – что его вовремя доставили в госпиталь, а так и без ноги мог остаться.

– Да и был ли бы вообще… Столько крови потерял.

– Он созванивается со всеми, с кем там был. Связь поддерживает. Его не забывают.

– А его позывной?

– «Воронеж».

– …!

– Должность. Был механик-наводчик в танке. Потом на БРЭМе был. А последнее, сцепщиком, или прицепной. Он молодых ребят обучал. Он считался на хорошем счету. Он же давно там. А насчет рассказов: «Пап, нам сильно рассказывать не о чем, да тебе и не надо». А так мимоходом, в отпуск приходил, сказал: «Пап, я три раза точно чуть не погиб». Были такие ситуации, а какие именно, он мне не рассказывал. А так, он живой. Я спасибо и врачам, и ребятам… Что говорил? На том месте, где его ранили, через неделю паренька маленького ранили. Ему двадцать четыре года. Но того не сильно, через бронежилет. Но он уже в строю.

– А когда родился Андрей?

– 5 января 1991 года…

Вот Андрею тридцать три года…

Сколько прошел…

И ему как заново жизнь начинать…

Поговорить с Андреем не удалось.

30 мая 2024 года

Подполковник Карзанов