– Старина, если вы будете постоянно мне мешать, – взорвался математик, для которого перерыв в подсчетах означал потерю нити последовательности зарегистрированных знаков, – быстро мы с этим не разберемся. Оставьте нас в покое, слышите?… Ольга, повторите!
– Еще сорок восемь нулей, – сказала Ольга, – потом единица.
– Хорошо-хорошо, – пробормотал Додж, – оставим их… Пятьдесят на пятьдесят! Мэлтон, это должно означать, что послание состоит из пятидесяти строк в пятьдесят знаков каждая. Когда-то давно мы прикидывали возможность такого рода прецедента… Но этот еще более прост, чем диаграмма Дрейка[16]… Ирквин идет по тому же пути.
На разграфленном листе бумаги Ирквин изобразил сначала строку из пятидесяти первых знаков свитка. Пятьдесят первый знак он записал со следующей строки, – под предшествующей, – слева направо и затем все последующие пятьдесят. Потом перешел к третьей – и так далее. Его воодушевление передавалось время от времени приглушенным восторженным хмыканьем.
– Кажется, я поняла, – сказала Ольга, – пятидесятая и последняя строки – непрерывное продолжение пятидесяти единиц… Вот как…
– Черт возьми! – ликовал Ирквин. – Я должен был догадаться об этом с первого взгляда. Посмотри, Додж.
Он завершил работу и положил перед глазами коллег таблицу.
Расшифровка 1-й записи. (Квадрат-рамка) Послание № 0
– Идеальная симметрия, – разочарованно прокомментировал расшифровку записи Мэлтон. – Но я не вижу, в чем мы продвинулись.
Он замолчал, чтобы не мешать размышлениям двух ученых.
Всего две секунды понадобились Доджу, чтобы прийти к такому же выводу, что и математик.
– Ольга, – сказал вдруг он, – надо возобновить прослушивание. Из этого что-то следует.
– Должно последовать, – поддержал Ирквин.
– Все записывающие устройства включены, – ответила девушка, – и микрофоны этой комнаты – тоже. Мы будем предупреждены, когда передача сигнала снова начнется.
– Если она вообще начнется…
– Вы в этом сомневаетесь, Мэлтон?! – вскричал Ирквин. – Разве вы не видите, что этот квадрат – рамка, в которой будут писать будущее послание. Передача такого рода осуществляется числами из двух элементов, то есть чередованием 0 и 1 – ноля и единицы, чтобы лучше обозначить начало и конец. Ну же, сосредоточьтесь! – раздраженно продолжал он. – Ноль в регистрации волн – это просто отсутствие сигнала, молчание… Ладно, поймете это позже. А пока поверьте мне на слово. Рамка – очень необходима.
– Очевидно, рамку повторят и в последующих передачах, чтобы обозначить границы.
– И в ней нули будут составлять фон, на котором будут вписаны знаки послания, – прошептала Ольга голосом, дрожащим от волнения.
Мэлтон, усвоив выводы своих товарищей, молчал, размышляя.
– Это послание должно быть исключительной важности, Додж, – сказал он наконец, – если, как вы уже предполагали, они используют на радиопередачи огромные средства.
– Я не предполагаю. Я в этом уверен. Гигантские мощности!
– Клянусь, я расшифрую это послание, – заверил всех Ирквин.
Сказав это, он встал, взял бутылку со спиртным, которого осталось не больше половины, и спрятал ее в шкаф.
3
В ожидании продолжения первого послания, которое они окрестили № 0, члены экипажа обсерватории «Космос» жили в тревожном волнении: воодушевление и мучительное нетерпение сменяли друг друга.
Ирквин проводил время, шагая из угла в угол лунного сооружения, иногда останавливаясь у прослушивающего устройства, перед тем как вернуться в комнату отдыха, упасть в кресло и оставаться в нем какое-то время, обхватив голову руками. Мэлтон вовсе не знал покоя. Додж, вначале взбудораженный, немного пришел в себя, закрывшись в своей комнате на час, тогда и вспомнил о своих обязанностях директора и решился, наконец, сообщить ошеломляющую новость на Землю некоторым светилам от науки – что и должен был сделать тотчас при перехвате первого сигнала из космоса.
Он прошел в свой кабинет. Общаться с Землей можно было по радио, через релейную телефонную станцию, установленную на освещенной стороне Луны. Додж сразу попал на одного из своих коллег, который занимал официальный пост и был его другом.
– Как вы там, все хорошо?
– Старина, не могу поверить, – заговорил астроном не очень уверенным голосом. Однако, кажется, чем больше проходило времени после приема сигнала, тем больше его одолевали сомнения. – Послушай, держи это пока в секрете. Не стоит пока приводить в смятение прессу… Кажется, мы получили сигнал.
В ответ он услышал восторженные слова приятеля, а потом поток его вопросов и почувствовал раздражение.
– Да, я передам его вам… Мы его очень легко расшифровали… Пока ничего, кроме пустой рамки. Я говорю – это рамка. Черт побери, объясню вам позже. Надо, чтобы вы прежде всего ответили мне на мои вопросы. Очень важно. Обещайте, я вас заклинаю, сказать мне правду. Вы уверены, что вы не разыгрываете удивление? Я хочу знать: поклянитесь, что вы со своей стороны, с Земли, не посылаете в направлении нашей станции в экспериментальном порядке какие-либо радиоволны, чтобы придать немного вкуса тому жалкому существованию, которое мы здесь влачим.
Подозрения Доджа соотносились с методой, предложенной некогда одним видным ученым[17], разработанной к внедряемому проекту OZMA. Его проницательный ум предвидел феномен возникновения тоски и депрессии, которые непременно должны были овладевать несчастными исследователями космических станций, и поэтому он посчитал необходимым время от времени запускать в пространство ложные сигналы, чтобы пробуждать у обитателей небесных обсерваторий интерес к работе и не дать им совсем отчаяться и погибнуть от безнадежной и бесплодной деятельности.
Додж немного приободрился, услышав, как его телефонный собеседник задохнулся от негодования.
– Не сердитесь! Вы клянетесь всем, что для вас является самым дорогим?.. Хорошо… Секунду. В чем дело, Ольга?
Девушка стояла в дверях его кабинета и призывно жестикулировала:
– Возобновилась передача сигналов! – выпалила она.
– Я перезвоню позже, – прокричал Додж в трубку и на этом прервал связь с Землей.
Не убежденный клятвенными заверениями друга, Додж тем не менее устремился в комнату отдыха, где радиомикрофоны столь же отчетливо, как и в прослушке, воспроизводили звуки принимаемых сигналов. Ирквин лихорадочно пытался успеть записать их, полагаясь на слух. Он легко с этим справился, отразив на бумаге первые пятьдесят единиц. Судя по всему, повторялась, как и предполагалось, рамка-фон для послания. Потом он все же сбился и перестал писать, потому что не сразу понял, что перерыв в передаче был временной паузой, означающей 0 – ноль. Оставалось ждать результатов безупречной автоматической регистрации сигнала рабочими устройствами.
– Я принесу вам запись передачи, как только она прекратится, – сказала Ольга.
Несколько минут трое мужчин сидели не произнося ни слова, и звенящую тишину нарушал лишь звук, идущий из приемника с неравными интервалами.
Ирквин смотрел на часы. Он засек время начала и ждал конец передачи. Незадолго до того, как оно истекло, он поднял руку, будто дал старт соревнованиям, потом резко опустил ее в тот момент, когда сигналы прекратились. Додж и Мэлтон прокричали ура.
Несколько минут спустя Ольга прибежала с драгоценным свитком. В нем было две тысячи пятьсот знаков. Вот как он выглядел:
Начало записи послания № 1.
Принятая лично Ирквиным и Ольгой регистрация знаков в пятьдесят линий была намного длиннее, чем послание № 0. На этот раз внутри рамки, несомненно, что-то было. И это что-то было уже преобразовано Ирквиным для более отчетливого восприятия: нули он трансформировал в простые точки, на их фоне ясно просматривалась замысловатая картина из единиц.
Додж, наморщив лоб, попытался как-то истолковать представшую картину.
Послание № 1 (Информация)
– Две геометрические фигуры в верхней части листа. Та, что ниже – похоже, треугольник, но в остальном, самом главном, я ничего не вижу.
– Вы не видите! Вы правильно сказали, что вы не видите! – вскричал Ирквин.
Все вздрогнули: столь необычно звучал его голос. Лицо стало мертвенно-бледным, глаза странно блестели. В этот момент он походил на сумасшедшего.
– Вы, Додж, один из ведущих астрономов! И вы не видите?! – он вдруг зашелся каким-то истерическим смехом, таким, что из глаз потекли слезы.
Мэлтон властно схватил его за руку:
– Ирквин я не раз ставил вам на вид, что вы злоупотребляете спиртным. И вам следует…
Мэлтон замолчал, увидев, что Додж тоже переменился в лице: оно стало пунцовым, а голос дрожал, когда тот заговорил, странно задыхаясь, отчего вынужден был расстегнуть ворот рубашки.
– Господи! Ирквин, вы правы! Я осел!
– Галактика! – закричала Ольга, ткнув пальцем на изображение вверху листа.
– Галактика! – Мэлтон и сам уже узнал знакомые очертания этого островка Вселенной, состоящего из миллиардов звезд, включая, в частности, наше Солнце, как это изображалось на всех атласах небесных сфер.
Додж замерил величину изображения и быстро произвел расчеты.
– Все правильно, в целом пропорции соблюдены настолько, насколько это позволяют размеры схемы… В чем дело, Ольга?
– Посмотрите.
Она обратила внимание ученых на одну единицу, находящуюся внутри контуров Галактики, нарисованных такими же единицами. Эта единица была на пересечении 4-й линии с 26-й вертикалью в соответствии с цифровой графикой заготовленных и утвержденных Ирквином бланков разграфленных листов.
– Местонахождение скопления М-13 Геркулеса. Это точка наведения нашего радиотелескопа.
– Совершенно верно, – покраснел Додж. – Те же координаты. И расстояние соответствует масштабу. Сорок тысяч световых лет! Та самая галактика! Та самая!